Speaking In Tongues
Лавка Языков

С.Г.Коровина,
Забайкальский Госпедуниверситет, г. Чита

ВЛИЯНИЕ КИТАЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ НА ТВОРЧЕСТВО АМЕРИКАНСКОЙ ПИСАТЕЛЬНИЦЫ КИТАЙСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ ЭМИ ТАНЬ

При исследовании произведений Э.Тань нами выявлено влияние на творчество писательницы, как китайских ценностей (конфуцианских норм, даосских и буддийских принципов), так и основных понятий трансцендентализма (философии американского романтизма).

Следует отметить доминирующую роль традиционной культуры при формировании системы взглядов Э.Тань. Рожденная и воспитанная в китайской семье она неизменно несет в себе ценности своей этнической общности. Творчество писательницы наглядно подтверждает, что «заимствованные когда-то на прародине институты не только продолжают существовать, но и сохраняют огромное влияние на общественную жизнь китайцев» (1; с.84). Американский исследователь Лайман полагает, что уроженцы Востока гораздо чаще, чем выходцы с Запада, следуют своей национальной культуре и поэтому, «хотя молодые китайцы в Америке не слишком интересуются традиционной религией, они участвуют во множестве церемоний, праздников и обрядов, которые унаследованы от даосизма, буддизма и других китайских религий» (2; с.47).

Основной особенностью менталитета китайцев является не только синкретическое сочетание трёх философских учений, каждому из которых отводится определенное место в духовной жизни народа, но и верно замеченное О.В.Андрушкевич стремление китайской психологической традиции к синтезу психических функций. Исследователь обоснованно указывает, что представители западной психологической культуры или чувствуют, или философствуют, или молятся, «в то время как в Восточной Азии человек это делает одновременно» (3; с.77).

Говоря о синкретизме, следует отметить, что конфуцианство преобладает в системе этики и социально-семейных отношениях; даосизм с его магией, метафизикой и пантеоном божеств и духов обращается к сфере чувств и как бы компенсирует сухость и рационализм конфуцианства; а буддизм заботится о замаливании грехов, рождает и поддерживает иллюзии о светлом будущем. Несмотря на наличие различных религиозных конфессий на приемной родине, «подавляющее большинство китайцев всё же буддисты, обычно они, как и в Китае, исповедуют эту религию в сочетании с конфуцианством и даосизмом» (1; с.104).

Сложившаяся в основном на нижнем уровне синкретическая система представляет собой любопытный феномен. При всей её терпимости к другим учениям, либерализме в сфере культа, простоте и легкости деификации новых святых и божеств сохраняется оригинальность каждой из доктрин.

В романах Э. Тань носителями традиционной культуры являются эмигрировавшие из Китая представители старшего поколения: матери в «Клубе радости и удачи» (4) и «Жене кухонного бога» (5), старшая сестра в книге «Сто тайных чувств» (6). Вместе с тем, младшее поколение – американки китайского происхождения – в той или иной степени также наследуют черты китайского характера и мировоззрение своих родителей, хотя и не всегда признают это.

Во всех произведениях Э.Тань мы наблюдаем синкретизм китайской философской системы. Но, тем не менее, в её романах соотношение различных учений неодинаково. Так, в «Клубе радости и удачи» мы видим преобладание конфуцианства с его вниманием к этическим проблемам в сфере семьи и отношений между её членами. В романе «Жена кухонного бога» наряду с великолепными картинами природы Э.Тань представляет нам такие особенности китайского менталитета, как наличие огромного пантеона божеств, их приземление с помощью создания различных легенд, легкость деификации. Все эти признаки свидетельствуют о тяготении данного произведения к даосизму, традиционному философско-религиозному учению, при безусловном присутствии и остальных компонентов этой триады. В произведении «Сто тайных чувств» мы сталкиваемся с преобладанием буддийских верований в возможность перерождения и спасения.

Используя конкретные примеры из произведений Э. Тань, проследим влияние на мировоззрение и творчество писательницы:

1. Догм и канонов конфуцианской этики;

2. Даосских верований и принципов;

3. Положений философии буддизма.

1. Конфуцианство занимает важное место в духовной жизни китайцев. На протяжении веков оно доминирует над традиционной даосской философией и буддизмом, который проник из Индии и прижился на китайской почве, претерпев при этом значительные изменения. Конфуцианство отвечает стремлениям китайцев к созданию семьи. Именно это философско-этическое учение, а не даосизм и буддизм с их монашескими обетами, способствует расцвету культа семьи и клана.

«В результате большие семьи, включавшие в себя несколько жен и наложниц главы семьи, немалое число женатых сыновей, множество внуков и иных родственников и домочадцев, стали весьма распространенным явлением на протяжении всей истории Китая… Возникал мощный разветвленный клан сородичей, крепко державшихся друг за друга и населявших порой целую деревню, особенно на юге страны, где кланы бывали наиболее сильны» (7; с.293-294).

Следует отметить, что в Америку эмигрируют китайцы в основном из южных районов Китая (провинция Гуандун), где семейно-клановые традиции сохранены до настоящего времени. Вследствие этого в созданных в США «урбанистических гетто – чайнатаунах» (8; с.19) управляют кланы наиболее состоятельных и уважаемых семей.

Действие конфуцианского домостроя в современном американском обществе можно наглядно проследить и на примере произведений Э.Тань. В её творчестве мы находим подтверждение основным принципам данного философско-этического учения: культ предков, сыновняя (дочерняя) почтительность, беспрекословное подчинение младших старшим и пренебрежительное отношение со стороны взрослых к детям, приниженное положение женщины, отрицание любви как основы семейной жизни, презрение к интимным чувствам, строгое соблюдение приличий и предписанных правилами норм поведения и т. п.

Многие специалисты-синологи объясняют долговечность конфуцианства рационалистическим мышлением и традиционализмом китайцев, а также культом семьи: «Целиком обусловливая социализацию индивидов, задавая жесткую систему ценностей для личности и группы, традиции через особые специфические формы в виде культа предков и семьи, уважения к старшим и т.д. оптимально выполняли функции управления, во многом заменяя правовые нормы» (9; с.16-17).

Важнейшую роль в процессе передачи традиций играли «такие классические методы, как внушение, заражение, подражание. Собственно, именно с этого – с внушения и подражания – начиналось воспитание каждого поколения. В основе всей системы воспитания лежал непререкаемый авторитет – учение великого Конфуция и классические конфуцианские книги, игравшие в традиционном Китае роль священного писания (курсив наш – С.К.)» (9; с.17).

Конфуцианские жизнеописания помогали воспитывать детей на положительных и отрицательных примерах, учили следовать классическим образцам добродетели во всём. Доказательством этому может служить эпизод, повествующий о том, как бабушка учит внучку правильно вести себя, показывая, к чему может привести непослушание (4; с.34-35).

О воспитании современных китайцев в классических традициях можно судить из материала произведений Э.Тань. Несмотря на то, что события романа «Жена кухонного бога» происходят в Китае 1930-40-х гг., автор показывает нам, что детей продолжают воспитывать в традиционном духе: с детства девочек учат слепому повиновению («найнай – не та бабушка, что гладит по голове и говорит, какая я хорошенькая. Она всегда критикует» (5; с.116) или «произнесение угроз детям было традицией в таких старых семьях, как наша. Угрозы и примеры послушных детей – слишком хороших, чтобы это было правдой» (5; с.163)). Мальчиков же балуют и всё им позволяют. В своем произведении Э.Тань верно вскрывает причины такого отношения к женщине в приверженности конфуцианским канонам морали. В лице Вэйли автор обвиняет китайское общество в возвеличении Конфуция и его учения: «Я не знаю, почему все думали, что Конфуций был таким хорошим, таким мудрым. Он заставлял каждого смотреть свысока на кого-то другого, женщины же были ниже всех» (5; с.123).

Китайскую женщину воспитывают в слепом повиновении мужу, главным ее достоинством считается покорность: «Глаза девочки никогда не должны быть использованы для чтения, а только — для шитья. Уши девочки никогда не должны быть использованы для выслушивания идей, а только — приказаний. Губы девочки должны быть очень маленькими и раскрываться только для того, чтобы выразить восхищение или испросить одобрения» (5; с.121).

С детских лет девочку воспитывают в соответствии с установленными конфуцианскими нормами: нельзя кричать, бегать, плакать; нужно быть молчаливой и слушать старших (4; с.243). Отец говорит дочери перед свадьбой, что её мнение не так уж и важно, главное теперь – мнение мужа (5; с.178).

Вэйли отмечает, что несправедливо обвиняет мать Вэнь Фу «за то, что она родила его, за то, что предупреждала все его желания, как будто она была его служанкой» (5; с.325). Действительно, Вэйли тоже была воспитана в китайских традициях, а, обвиняя мать Вэнь Фу, она тем самым как бы оправдывает общество, в котором возможно такое презрительное отношение к женщине: «И, может быть, это было неправильно с моей стороны - обвинять другую женщину в моих собственных несчастьях. Но я так была воспитана - никогда не критиковать мужчин или общество, которым они правят, или Конфуция, этого ужасного человека, создавшего это общество. Я могла лишь обвинять женщин, более боявшихся, чем я» (5; с.325).

Следование конфуцианским догмам является моральным законом для каждого китайца, это – черта, переступив которую человек оказывается «вне закона». Подтверждение этому можно найти в произведениях американских писателей китайского происхождения. Э. Тань пишет о том, что женщину, вторично вышедшую замуж, в семье родителей считают умершей, не принимают её в доме и не разрешают взять своих детей от первого брака, так как они потеряют положение в обществе, станут призраками (4; с.35-41); Любимая дочь после развода с порочным супругом «умирает», т.е. становится изгоем в семье родителей (5; с.429).

Наряду с вышеизложенным, для нас представляется немыслимым, что героиня романа «Жена кухонного бога» Цзян Вэйли была заключена в тюрьму после того, как она сбежала вместе с ребенком от своего жестокого супруга: её обвинили в презрении к супружескому долгу, воровстве и смерти сына (от болезни во время эпидемии – С.К.) – собственности мужа (5; с.473-477). Таким образом, мы видим, что в Китае середины ХХ века следование конфуцианским догмам является не только моральным долгом, но и освящено законом.

Следует отметить ещё одну особенность китайского менталитета, которая имеет непосредственное отношение к конфуцианскому воспитанию: «соблюсти форму, во что бы то ни стало сохранить вид, не потерять лицо» (7; с.299). Из романа «Клуб радости и удачи» мы узнаем, что «потеря лица» для китайца фактически означает смерть: «Потерять лицо, Ань-мэй, это всё равно, что уронить своё ожерелье в колодец. Есть лишь единственный путь, чтобы вернуть его назад: упасть за ним» (4; с.36).

Выставление на показ эмоций, истинных чувств считалось «крайне неприличным, по сути антиобщественным. Трагедии (на личной почве – например, вследствие ревности) оставались достоянием лишь узкого круга их участников и опять-таки по тем же причинам никогда не выносились за пределы семьи» (10; с.78). Отдельные эпизоды из произведений Э. Тань являются ярким подтверждением вышесказанному: различные неприятные истории, происходящие с домашними, практически никогда не становятся достоянием общественности, и даже в семейном кругу о них стараются не говорить. Например, родители Тянь-юя платят своей невестке Линдо большую сумму денег за молчание (11; с.2935); Попытка мужа матери Ань-мэй скрыть обстоятельства её смерти (4; с.270); В семье Цзян Вэйли организуют пышные похороны её матери, сбежавшей от отца (5; с.118) и т.п.

С соблюдением внешних приличий связано одно из требований конфуцианской морали – сыновняя (дочерняя) почтительность, культ которой «с течением времени достиг в Китае всеобщего признания, стал нормой жизни, а выдающиеся примеры сяо, собранные в сборнике «24 примера сяо», превратились в объект восхищения и подражания» (7; с.292). В своем первом романе Э. Тань показывает, как одна из героинь, Линдо Джонг, вынуждена выносить ужасные страдания в браке только потому, что должна сдержать обещание, данное матери: не опозорить семью своих родителей (11; с. 2926-36). Суюань Ву, одна из матерей «Клуба радости и удачи», говорит рожденной в Америке дочери Джун: «Есть два типа дочерей: послушные и живущие своим умом! И только одна может жить в этом доме – послушная дочь!» (4; с.153).

Таким образом, исходя из вышеизложенного, мы можем говорить о влиянии конфуцианства на мировоззрение Э.Тань.

2. Влияние даосизма на творчество писательницы проявляется в наличии в её романах пантеона божеств и духов, в вере в загробную жизнь, в показе религиозных культов и гаданий, следованию героями её произведений закона Дао (внимание к своему внутреннему миру и безмолвие). «Специалисты не раз отмечали, что каждый китайский интеллигент, будучи в социальном плане конфуцианцем, в душе подсознательно, всегда был немного даосом… Открывавшиеся даосизмом возможности в сфере самовыражения мысли и чувства привлекали многих китайских поэтов, художников, мыслителей. Но это не было оттоком от конфуцианства – просто даосские идеи и принципы наслаивались на конфуцианскую основу и тем обогащали её, открывая новые возможности для творчества» (7; с.323).

В целях раскрытия данного пункта нам следует выявить основные черты даосизма. В романах Э.Тань мы встречаем различные традиционные ритуалы: свадебный обряд, который выполняет прорицательница (11; с.2931-33), вера в новогоднее предсказание судьбы (5; с.149); церемония зажигания палочек с благовониями и моления перед божеством (5; с.531), вставная новелла с обращением к богине Западного неба Сиванму (4; с.239). Легкость деификации: замена кухонного бога на новую богиню, свободную от печалей (Lady Sorrowfree) (5; с.530-531); упоминание имени Нефритового императора (Jade Emperor: 5; с.62); легенда о кухонном боге, рассказ о нём как обыкновенном человеке, т.е. приземление божества, характерное для народной религии (5;с.59-62) – всё это свидетельствует о близости рассматриваемых произведений к даосизму на уровне народных верований.

Как известно, предысторией даосизма является древнекитайская натурфилософия, а именно: учение об инь-ян и концепция о пяти первоэлементах усин, т.е. «представление о взаимодействии и взаимопроникновении пяти основных первоэлементов, первосубстанций (огонь – вода – земля – металл – дерево)» (7;с.283). Роман «Клуб радости и удачи» содержит несколько ссылок на указанную систему – герои Э. Тань полагают, что преобладание или отсутствие одного из пяти первоэлементов может в корне изменить характер и физическое состояние человека.

Так, Джун говорит, что у её матери была «собственная версия органической химии. Каждый человек состоит из пяти элементов. … Слишком много огня, и ты становишься вспыльчивым. Это, как мой отец, которого моя мать всегда критиковала за привычку к курению, а он всегда кричал в ответ, чтобы она держала свои мысли при себе… Слишком мало дерева, и ты быстро склоняешься к мнениям других, не способен настоять на своём. Точно, как тетушка Ань-мэй. Слишком много воды, и ты растекаешься в разных направлениях, как я сама…» (4;с.19-20). А избыток металла может привести к тому, что у женщины нет детей, как в эпизоде о первом браке Линдо Джонг, описанном в главе «Красная свеча» (11;с.2934).

С учением о первооснове существования – инь-ян – связана биполярность и двойственность человеческой натуры. Проследим эту особенность на характерах героинь произведений Э. Тань: они могут быть слабыми и сильными одновременно. Так, в романе «Клуб радости и удачи» при всей кажущейся слабости и податливости Ин-ин Ст. Клэар (4;с.286-287) и Ань-мэй Хсу (Глава “Magpies”: 4;с.272-273), восставая против укоренившейся рабской покорности, учат своих дочерей быть более сильными.

Героиня романа «Жена кухонного бога» Цзян Вэйли говорит Пёрл: «Я рассказала тебе о первых днях моего брака, чтобы ты смогла понять, почему я стала слабой и сильной одновременно. Может быть, согласно твоему американскому образу мыслей ты не можешь быть двумя одновременно, это должно быть противоречием. Но согласно моей жизни, я вынуждена быть двумя, только таким образом я могла жить. Это было так: до конца войны я жила без надежды. Но, живя без надежды, я всё же не отчаивалась. И хотя я больше и не боролась против своего брака, я всё же я не смирилась с ним. Такой была моя жизнь – всё было посередине – без надежды, но и без отчаяния; без сопротивления, но и без принятия. Итак, ты видишь, слабая и сильная» (5;с.399).

Одним из основных положений даосизма является процесс познания Дао как всеобщего нравственного закона, важная роль при этом отводится модели «учитель-ученик», в которой они попеременно меняются местами: «Ученик, обогатившись опытом развития Дао, приходит в центр и становится учителем, а учитель отправляется на спирали Дао и становится учеником. Так они и шествуют одновременно позади и впереди друг друга то в роли ученика, то в роли учителя, оставаясь навечно учениками Дао» (12;с.152-153).

На наш взгляд, модель «учитель-ученик», характерная для даосской традиции, приложима и к произведениям Э. Тань. В романах «Клуб радости и удачи» и «Жена кухонного бога» мы наблюдаем процесс взаимного обучения матерей и дочерей, движения по тернистому пути от неприятия и непонимания друг друга к любви, взаимному уважению и пониманию. То же самое можно сказать об отношении сестер Оливии и Гуань в книге «Сто тайных чувств». В начале этих произведений можно увидеть страх перед общением родных людей друг с другом, а в конце, когда рассказаны все тайны, внезапное прозрение помогает героиням сблизиться. Так происходит процесс взаимного обучения в следовании нравственным законам, в борьбе за человеческое достоинство и любовь.

Сквозные мотивы безмолвия, одиночества и надежды красной нитью проходящие через три романа Э. Тань, связаны с даосско-буддийской традицией и, прежде всего – с даосизмом.

Безмолвие положено в основу философии и религии даосизма, что можно было бы сравнить с исихазмом в православии. Даосские монахи для достижения бессмертия должны пройти ряд испытаний, одним из которых является безмолвие – примером может служить эпизод из автобиографии М.Х. Кингстон «Китайцы» (Глава «On Mortality»:13;с.119-122).

Восставая против отчуждающей силы слов, даосские философы измеряют слово соотнесенностью с всепроницающим равновесием дао. Безмолвие для китайцев – это естественное следование их традиционной этнической культуре. Поэтому, в произведениях китайско-американских авторов мы встречаемся с наличием сквозного мотива молчания как неспособности рассказать правду, в результате чего между героинями образуется высокая, практически непреодолимая стена, которая разрушается при произнесении страшных и печальных тайн.

Говоря о следующем сквозном мотиве, следует отметить, что, во-первых, жизнь даосского монаха-отшельника естественно не может проходить в кругу семьи и друзей. Во-вторых, одиночество – это удел «совершенномудрого» человека. Следование естественной природе, не-деяние и не-учение приводят к тому, что он остается один, наедине со своими мыслями. В произведениях Э. Тань мы видим, что матери, умудренные жизненным опытом, не спешат поделиться им со своими дочерьми: они предпочитают быть не понятыми и страдать в одиночестве. И только постепенное преодоление этой особенности национальной культуры дает героиням надежду на сближение, любовь и взаимопонимание.

Лейтмотив надежды является общим для трех романов Э. Тань. Этот мотив связан прежде всего с буддийской традицией. Но и в китайском даосизме с древнейших времен культивировалась надежда на достижение бессмертия с помощью различных снадобий и эликсиров. Особую популярность у китайского народа завоевала Богиня Западного Неба Сиванму, в саду которой раз в три тысячи лет созревали персики долголетия. А так как нет смерти, есть вечная жизнь, в течение которой человек может быть счастлив, если он будет близок к естественной природе, будет следовать Дао – высшему Закону справедливости и всем вытекающим из него принципам. Представленная в романе «Клуб радости и удачи» вставная новелла с обращением к Сиванму символизирует подобный стереотип мышления. Кроме того, во всех рассматриваемых произведениях Э. Тань неоднократно упоминается слово «надежда» (hope).

Наряду с влиянием идей даосизма в области проблематики, на содержательном уровне произведений, следует отметить тяготение Э. Тань к традиционной китайской философии и в поэтике.

Влияние философии даосизма мы также можем увидеть и в круговой композиции романов – в очерчивании главной мысли в самом начале и внезапном окончании произведений, в отсутствии внимания к композиции как таковой (особенно в «Клубе радости и удачи»).

Круговая композиция четырехчастного круга образуется благодаря тому, что в «Клубе радости и удачи» в первой и четвертой частях рассказчиками являются матери, а во второй и третьей – дочери. Так образуется кольцевая композиция, способствующая целостному восприятию всего произведения.

Несмотря на то, что в романах «Жена кухонного бога» и «Сто тайных чувств» нельзя так же четко выделить четырехчастный круг, тем не менее, кольцевая композиция здесь налицо, так как схема настоящее—прошлое—настоящее в этих произведениях продолжает действовать. Кроме того, в структуре книги «Сто тайных чувств» также присутствует символика числа «4». Она состоит из 24 глав, которые сгруппированы в четыре логически завершенных части.

Наличие в романах Э. Тань философских миниатюр – притч – свидетельствует о влиянии на её творчество традиционной китайской культуры: ( Например, Притчи о сороках: (4;с.243-245 и с.272-273); о фениксе (6;с.175-176)). На наш взгляд, введение притч в художественное произведение говорит не только о таланте писательницы, но и о глубине философского видения проблемы.

В поэтике тяготение Э.Тань к даосизму проявляется в наличии большого количества параллелизмов, символов и сравнений, что характерно для произведений, написанных на древнем письменном китайском языке – вэньянь. Например, писательница использует в своих произведениях такие ключевые даосские символы, как вода (4;с.274, 5;с.68, 11;с.2931), зеркало (4;с.159, Глава “Double Face”: 4;с.288-305, 11;с.2931), число 4 (The Joy Luck Club: 4 части романа, в каждой по 4 рассказа 4-х женщин, 4 матери и 4 дочери, 4;с.22), игра (знаковый фокус романа «Клуб радости и удачи» (4); а также в 5;с.175 и 409) и т. д.

3. Говоря о представленном в романах третьем компоненте философского мировосприятия писательницы – буддизме, мы можем проследить, как его принципы реализуются в сосредоточенности героев на своем внутреннем мире, в их вере в инкарнацию, возможность перерождений и «спасения», мотивах служения и жертвенности, а также во внимании автора к природе и её влиянию на человека

Для рассмотрения особенностей влияния на творчество Э. Тань третьего компонента китайской философии – буддизма – обратимся сначала к интерпретации его основополагающих принципов.

«Дзен-буддизм является синтезом рациональности и абстрактности Индии с конкретностью и реализмом Китая. <…> Дзен является теорией и техникой достижения “просветления”» (14;с.97). Таким образом, дзен указывает его преемнику путь к духовному спасению.

Следует отметить, что «целью дзен является просветление – непосредственное, нерефлексивное схватывание реальности без аффективного загрязнения и церебрации, осуществленная связь личности с Универсумом. Этот новый опыт есть повторение до-интеллектуального, непосредственного восприятия ребенка, но на новой ступени – полного развития человеческого разума, объективности, индивидуальности» (14;с.174). Так как для буддистов достижение состояния просветления является самой важной задачей, то первостепенное значение приобретает духовное очищение человека, то есть освобождение «от различных негативных факторов своей внутренней психической жизни» (15;с.159).

Анализируя цели и задачи дзен-буддизма в сравнении с психоанализом, ученый Э. Фромм верно отмечает, что и для названного религиозно-философского учения, и для указанного метода лечения психических заболеваний характерна “этическая ориентация”. Таким образом, пристальное внимание Э. Тань к этическим проблемам и стремление к нравственному совершенствованию её героев объясняется влиянием дзен, или чань-буддизма. Анализируя цели и задачи дзен-буддизма в сравнении с психоанализом, ученый Э. Фромм верно отмечает, что и для названного религиозно-философского учения, и для указанного метода лечения психических заболеваний характерна “этическая ориентация”. Таким образом, пристальное внимание Э. Тань к этическим проблемам и стремление к нравственному совершенствованию её героев объясняется влиянием дзен, или чань-буддизма. Именно мотивы любви и сострадания как составные части лейтмотива надежды пронизывают все рассматриваемые произведения

С основной целью дзен-буддизма, «просветлением», связан мотив служения. Следует отметить, что характерной особенностью этого религиозно-философского течения является стремление его адептов к просветлению себе подобных: «… принцип активного служения “живым существам” побуждал их всемерно содействовать и “просветлению” других людей, без чего их собственное “просветление” объявлялось невозможным. Поэтому они должны всеми доступными средствами преодолевать “омраченность” и в других людях, побуждая их к морально-психическому совершенствованию» (15;с.159-160).

Поэтому-то так активна героиня романа «Сто тайных чувств» - китаянка Гуань. Несмотря на то, что, по словам Э. Тань, это вымышленный образ, пришедший из воображения писательницы, так как среди её знакомых китайцев никто не похож на Гуань(16;с.2), тем не менее, на наш взгляд, она является истинной дочерью своего народа, всей душой воспринявшей идеи этого религиозно-философского учения.

Имя героини Гуань может рассматриваться как первый принцип восьмеричного пути: «гуань» — смотреть. Этот иероглиф до распространения буддизма рассматривался китайцами как «наблюдение и проникновение в тайное движение сил Вселенной» (17;с.238). «Правильное отношение» адептов буддизма способствует тому, что «при восприятии разницы между внутренним и внешним миром придет осознание того, что единственно реальный мир – мир внутренний, собственная природа человека» (18;с.55). Таким образом, пристальное внимание к психологическому состоянию личности обусловлено влиянием на мировоззрение писательницы идей чань-буддизма.

В произведениях Э. Тань встречаются примеры буддийских верований: упоминание о богине милосердия Гуаньинь (5; с.530), буддийское верование в загробную жизнь (5; с.91); буддийская траурная церемония – похороны тетушки Ду (5; с.40-41). Интересно отметить, что «во всех регионах распространения буддизма фиксируется преобладание буддийских влияний в похоронном ритуале» (19; с.43), Скорее всего это связано с большим вниманием этого религиозно-философского учения к загробному миру, к цепи перерождений сансары.

Наряду с вышеизложенным, буддийский мотив о переселении душ (инкарнации и метемпсихозе) является центральным в романе «Сто тайных чувств». Как уже было сказано, одна из главных героинь, китаянка Гуань, как настоящая представительница своего народа, несет в себе черты национальной культуры, в частности – буддизма. Её вера в жизнь после смерти, в существование «мира инь» наполняют роман необъяснимым мистицизмом и совершенно особенным, символическим звучанием. Объяснение героиней «Ста тайных чувств» как «языка духов» и «языка любви», как утраченных с течением времени «примитивных инстинктов, которыми человек общался до того, пока его мозг не развил язык и ещё более высокие функции – способность к сомнениям, извинениям и лжи» (5; 191), свидетельствует об одной из особенностей буддизма – умении молчанием выразить невыразимое. Таким образом, мы видим, что в мистическом языке «ста тайных чувств» заключен сквозной мотив безмолвия.

С помощью введения в романы сквозных мотивов безмолвия и одиночества Э. Тань как бы стремится показать нам, что «общей причиной страданий является отчуждение человека от самого себя, от другого человека, от природы; ощущение того, что жизнь проходит, как песок сквозь пальцы, что мы умираем, в общем-то так и не прожив жизни; что жизнь безрадостна, несмотря на материальное изобилие» (14;с.109). Писательница не дает готовых рецептов преодоления страданий, но лейтмотив надежды наталкивает на мысль о возможности “спасения” через «развитие самосознания, разума, способности любить – вплоть до выхода за пределы собственного эгоцентризма, достижения новой гармонии, нового единения с миром» (14;с.111).

Влияние буддизма можно также усмотреть и в наличии в романах Э. Тань великолепных картин природы, изысканных сравнений человеческих чувств с природой: «Пантеизм учения чань направлял внимание художников и поэтов на природу. Она почиталась обителью истины и Абсолюта, а созерцание природы считалось лучшим путем познания истины» (20;с.53).

Таким образом, проследив на конкретных примерах влияние китайской философско-религиозной системы на творчество Э. Тань, мы можем с уверенностью сказать о приоритете этнической культуры при формировании мировоззрения писательницы.

Литература:

Китайские этнические группы в странах Юго-Восточной Азии. - Г.И. Левинсон, отв. ред. - М.: Наука, 1986. - 283,[1] с.
Lyman, S.M. Chinese Americans. – Part of the “Rose Series: Ethnic Groups in Comparative Perspective”; Peter I. Rose, editor. – New York: Random House, 1974. – 213 pages.
Андрушкевич О.В. Сотериология буддизма махаяны и психологические традиции в культуре Китая. // Буддизм и культурно- психологические традиции народов Востока. - Сб. ст. – Новосибирск: Наука, 1990. - с.63-77.
Tan, Amy. The Joy Luck Club. – New York: Ivy Books, 1989. – 332 p.
Tan, Amy. The Kitchen God’s Wife. –New York: Ivy Books, 1991. – 532 p.
Васильев Л.С. История религий Востока. – М.: Высшая школа, 1988.– 416 с.
Ващенко А.В. Америка в споре с Америкой: Этнические литературы США. - М.: Знание, 1988. - 63, [1]с.
Салтыков Г.Ф. Традиция, механизм её действия и некоторые её особенности в Китае. // Роль традиций в истории и культуре Китая. - Сб. ст.; Л.С. Васильев, отв. ред.– М.: Наука, 1972. – с. 4-23.
Васильев Л.С. Некоторые особенности системы мышления, поведения и психологии в традиционном Китае. // Китай: Традиции и современность./ [Сб. Ст.; Отв. ред. Л.П. Делюсин.] - М.: Наука, 1976. - с. 52- 82.
Tan, Amy. The Red Candle (Extract from The Joy Luck Club). // The Heath Anthology of American Literature, Vol.2.- Lexington, Massachusetts, Toronto: D.C. Heath and Company, 1994. – p.2926-2936.
Лукьянов А.Е. Лао-цзы (Философия раннего даосизма). - М.: Изд. Университета дружбы народов, 1991. - 164 с.
Kingston, Maxine Hong. China Men.- New York: Vintage International; Vintage Books; A Division of Random House. New York: Alfred Knopf. 1980. - 308 p.
Фромм Э., Судзуки Д., Р. де Мартино. Дзен-буддизм и психоанализ. /Пер. с англ. - М.: Изд. «Весь мир», 1997. - 240 с.
Абаев Н.В. Чань-буддизм и шаолиньская школа у-шу. // Буддизм и культурно психологические традиции народов Востока: [Сборник статей]. - Новосибирск, Наука, 1990. - с.148-178.
The Salon Interview: Amy Tan. Page Two. 1997, Feb.13. – 2 pages.
Лисевич И.С. Литературная мысль на рубеже древности и средних веков. – М.: Наука, 1979.
Дагданов Г.Б. Чань-буддизм в творчестве Ван Вэя. - Отв. редактор Л.З. Эйдлин. - Новосибирск: Наука, Сибирское отделение, 1984.- 135 с.
Герасимова К.М. Буддизм и онтология традиционных верований. // Буддизм и культурно-психологические традиции народов Востока – Сб. ст.- Новосибирск, Наука, 1990. - с.43-63.
Завадская Е.В. Культура Востока в современном западном мире. - М.: Наука, 1977. - 168 с.

1. Те или иные положения традиционной китайской философии в разное время привлекали умы творческих людей Европы и Америки, и они, в той или иной форме, становились адептами культуры Востока. Например, Вольтер, О. Голдсмит, Л. Леви-Брюль, Дж. Легг, Г.Д. Торо, Л.Н. Толстой, Г. Гессе, Дж. Д. Сэлинджэр и др.

2. Здесь и далее перевод С. Коровиной.

3. Сяо – сыновняя почтительность.

Speaking In Tongues Лавка Языков

С.Г.Коровина, Забайкальский Госпедуниверситет, г. Чита

ВЛИЯНИЕ КИТАЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ НА ТВОРЧЕСТВО АМЕРИКАНСКОЙ ПИСАТЕЛЬНИЦЫ КИТАЙСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ ЭМИ ТАНЬ

Литература:

Speaking In Tongues
Лавка Языков

С.Г.Коровина,
Забайкальский Госпедуниверситет, г. Чита