Speaking In Tongues
Лавка Языков

Дмитрий Коваленин

ТРАНСФОРМАЦИИ ПРИРОДНЫХ ИНСТИНКТОВ ЖИВЫХ СУЩЕСТВ С РАЗВИТИЕМ МЫСЛИ КАК ОРУЖИЯ ДЛЯ ПОКОРЕНИЯ МИРА

Наблюдения

Основная концепция:

Смерть

как высшая цель жизни

и любовь

как средство для её достижения.

Главное условие чистоты наблюдения:

Все должны быть накормлены.

1

С развитием у живых существ Мысли как орудия для осознании себя Голод как желудочный инстинкт начал медленно трансформироваться в Стремление к Власти над умами и душами как можно большего числа людей. Это -- высшая форма власти, которая в идеале может быть доступна мыслящему существу. В более-менее накормленном обществе начинает оживать звериная страсть человека быть человеколюбом. До пены на губах, до судорог тела. До полной потери себя и подчинённости кому-то, временно более преуспевшему. Чем сильнее твоя доброта -- тем ты слабее. Чем добрее -- тем хищнее в своей доброте, стремясь распространить её на весь мир именно в той её форме, как понимаешь сам, не спрашивая, нужна ли она окружающим.

Высшей формой захвата власти над миром выступает Настоящая Любовь.

2

В поисках Настоящей Любви.

Для успешных поисков Настоящей Любви применяется Игра в Отношения, основным правилом которого выступает постоянная смена партнёра. Отношения с самого начала отравлены осознанием того, что любой новый спутник -- тоже временный. Сладость этого яда вырабатывает наркотическую зависимость, и от шанса найти то, что ищешь, остаются одни ошмётки,

Приходит: временная усталость от себя такого. Приходит: Музыка. Звуки вводятся в отключившийся мозг, как лекарство в зараженную кровь. Смена крови. Смена мозга. Смена себя такого. Попытка найти с новой кровью новое «я». Необходимость опробовать новое лицо на ком-то снаружи. Снова -- выход во внешний мир, на поиски Настоящей Любви.

3

Временный выход в мир.

Завышенные самооценка и сверхтребования к миру как к Личной Жертве приводят, в частности, к острой нехватке конкретных жертв, достойных твоего покорения. Жажда в пустыне: стремление к власти в мире, где некого покорять. В принципе, при сложении всех своих бесчисленных «я» воедино ты сам мог бы стать Абсолютом, не нуждающимся в выходе во внешний мир. Но все твои «я» очень редко собираются вместе -- наверное, вообще никогда не собираются, у них слишком разный рабочий режим. Многие устали и спят, многие просто ещё никем не отражены и сами не знают, как они выглядят и называются. Всё, что ты ищешь -- это лишь побольше зеркал во внешнем мире, чтобы в конце пути замкнуться опять-таки на самого себя.

Конца пути не бывает, потому что путь к самому себе по сути своей должен быть дольше человеческой жизни. Страх не успеть что-то сделать -- иллюзия, фантом, т.к. всё успеть всё равно не хватает времени -- как, собственно, и полагается по Природе Вещей.

4

Узнаваемость как оружие при временном выходе в мир.

Вначале -- пустота и прозрачность, полная невидимость. Подбор выражений лица (слов, жестов, знаков), благодаря которым окружающий мир увидит тебя, отождествит с чем-то своим, до сих пор не имевшим к тебе отношения, и начнёт, наконец, тебя опознавать. Заманивая таким образом мир в ловушку, надо всегда опасаться, чтобы мир сам не посадил тебя в клеть того образа, который он подобрал тебе, как ему хотелось бы, раз и навсегда. Приходится постоянно держать в голове, что мир тоже охотится на тебя. Стреляя в мир, ты всегда должен знать заранее пути для возможного Бегства, и уметь Убегать так, чтобы снова вернуться -- в Другом теле, с другим лицом.

Решение о побеге, рожденное мозгом, вызывает боль тела, которому инстинктивно не хочется вновь исчезать. ТЕЛУ НЕ ОБЪЯСНИТЬ, ЧТО ОНО ТОЛЬКО СРЕДСТВО, телу всегда легче, когда мозг посажен обществом в клеть. Отсюда -- неизбывный мазохизм как часть натуры, т.к. боль от трений между телом и духом и в самом деле сладка как ничто другое.

5

Искусство -- препарат для временного бегства и перерождения. Иначе говоря, искусство -- это некий тоннель, по которому можно перебегать из одной жизни в другую. Движение в этом тоннеле всегда одностороннее.

Музыка -- материальна, как мазь или масло. Желание мять её в пальцах и втирать её в кожу -- точно тяга больного к живительному лекарству, помогающему заставить больное тело исчезнуть.

6

Облегчение после потери тела с его болями всегда чревато желанием вновь вернуться к нему через какое-то время. Скука от осознания бесконечности процесса Охоты приводит к чувству благодарности перед Смертью, перед конечностью жизни в принципе. Тебе становится радостно разрушать самое себя, поскольку во внешнем мире ты не видишь жертв, достойных твоих усилий. Внешний мир используется лишь а). как неиссякаемый источник поставки орудий для очередного самоубийства и б). как полигон для моделирования внешних ситуаций -- своеобразных стартовых площадок -- для более глубокой атаки внутрь самого себя. Инстинкт саморазрушения -- один из основных инстинктов, отличающих мыслящее существо от примитивных животных. Видимо, это и есть деформированный с развитием Мысли охотничий инстинкт, «вывернутый» снаружи -- внутрь.

Примитивные родят лишь раз, живут ради этого раза и умирают сразу после родов. С получением же большего или меньшего мозга как орудия покорения мира существо наделяется возможностью отражать себя (стрелять в мир) многократно, «пробуя свой шанс» по нескольку раз. Иными словами, мыслящий получает «право на промах». Своеобразным «оптическим прицелом» для поиска оптимально верной цели в цепочке сменяющих друг друга мишеней в мыслящее существо введён Стыд. Промахнувшись несколько раз, стыдящийся своих промахов мозг как бы «набивает руку» и перестаёт «тратить патроны» на ненужные цели. Степень развития мозга существа, следовательно, определяется не объёмом практического Интеллекта, проделавшего такой-то объём работы, но -- силой Стыда, отрицающего результаты этой работы.

Сожаление о содеянном -- постоянный спутник любой созидательной деятельности, начиная с работы по жёсткому выбору сексуального партнёра и кончая работой по сожжению собственных произведений. Ошибка сладка, ибо связана с болью раскаяния и ощущения себя живым. Чем больше содеяно ошибок, тем более великую Цель ставит перед тобою твой собственный Стыд. Поэтому Настоящая Любовь -- блудлива, ибо по природе своей не может длиться долго. Настоящая Любовь -- сестра Смерти, она любит убивать и умирать сама, потому что ещё больше любит рождать и рождаться заново. На практике Настоящая Любовь исчезает в тот самый миг, когда, после долгих стремлений друг к другу, оба, наконец, признаются в её существовании. Любая Любовь есть промах, она ошибочна изначально именно оттого, что не может быть вечна. Настоящая Любовь -- бесстыжа в общественном смысле, т.к. она слишком связана со стыдом внутри самого себя.

7

Какой бы Поступок ты ни выбрал для совершения -- ты всегда будешь мучиться от сознания того, что сам выбор был не совершенен, что были -- где-нибудь совсем рядом -- другие пути, другие поступки, другие объекты-мишени для совершенствования своей стрельбы. При изначально заданном изобилии возможностей -- инстинктивный страх прогадать в выборе формы покорения мира. Метания между разными путями: от общества уже отключился, а власть над ним ещё не пришла. Стыд за потерянное драгоценное время, отведённое для Выбора, гонит дальше и устанавливает всё более сложные мишени. Карусель из мишеней вертится всё быстрей, и только осознание конечности жизни спасает от физического умопомешательства. В этом смысле Настоящая Любовь -- великий Тормоз, не позволяющий карусели шансов взорваться от сверхускорения (постоянно растущего числа мишеней при невозможности выбрать что-то одно).

Мозг, ставший снайпером, не нуждается больше в стыде, он совершенен, и его не бывает. Промах есть жизнь, мы рождаемся, чтобы делать ошибки, и умираем, как только становимся неуязвимыми. Поэтому-то мы и обожествляем Любовь как Великую Ошибку -- именно благодаря ей мы имеем возможность убить себя ещё и ещё раз, чтобы родиться -- и ещё немного помучиться вновь.

8

Видимо, данные наблюдения лишь подтверждают абстрактную истину, звучавшую по-разному, но так или иначе гласящую: Настоящая Любовь есть единственно возможное лекарство от жизни как неизлечимой болезни мозга. Существование же лекарств от неизлечимого, как известно, -- всегда под вопросом и вечно связывается с мистическими категориями: колдовством, шаманизмом, знахарством и прочими попытками найти систему вызова целительной, но нематериальной энергии и заставить её «работать на человека». Способы отличаются в зависимости от культурно-исторической атмосферы на месте происшествия, но в принципе обречены на провал -- именно потому, что энергия эта не может быть взята под контроль и использована в мирных целях: вызывая Любовь, вызываешь Смерть. Вполне очевидно, что, вкладывая в существо Мысль как оружие для покорения самой себя, Природа готовилась завершить свой путь, подобрав наиболее изощрённую форму для собственного Финала.

Инициаторы любых, даже самых незначительных, попыток метафизического постижения мира (не говоря уже о таких столпах, как Нострадамус, Лев Толстой или авторы Библии), желая «прощупать грядущее», как правило, приходили к тому, что Цивилизация так или иначе воспринималась как живое существо с ограниченным сроком существования, причём к нынешним временам изрядно уже одряхлевшее. Удельный вес войн на историческую единицу времени заметно упал, и, хотя голодающих в отдельных местах ещё много, в мировом масштабе убивающих за кусок хлеба становится всё-таки заметно меньше. Освободив себе руки техникой и сравнительно подзабыв о «поте лица» при добывании хлеба насущного, мыслящее существо раскрепостилось в отношении как сексуальных, так и социально-культурных табу и активно занялось расширением спектра форм Настоящей Любви в самых разных её проявлениях. Собственно, примерно с конца прошлого столетия Природа перестала запрещать мыслящему существу заниматься практической Любовью=Смертью у всех на глазах, и существа дружно, обнажив все возможные орудия Настоящей Любви, с азартом взялись за доверенную им подготовку Начала Великой Кончины.

Такое сложное и требующее терпения орудие самоубийства, как мыслящее существо, было выбрано Природой вовсе не «от хорошей жизни». Как можно было наблюдать особенно в течение двух последних столетий, инстинкт самосохранения -- самый истерзанный инстинкт Природы как мыслящего существа, и именно этот свой инстинкт ей труднее всего усыпить -- бедняга кружится вокруг мечты помереть спокойно, как кошка вокруг сметаны, и не может приказать себе не быть собой. Кто сказал, что Господь всемогущ? Даже концы отдать не может по-человечески... Как у любого живого существа, у Бога тоже чуть-чуть не хватает сил для того, чтобы покончить с надоевшим самим собой сознательно, и он просто вынужден пускаться на уловки, пытаясь себя же перехитрить. Именно поэтому история с Судным Днём так изощренна, затянута и всё никак не разрешится какой-нибудь элементарной ядерной войной или ещё каким примитивным вселенским мором.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Природа наделяет существо Мыслью с тем же бредовым, отчаянным умыслом, с каким измученный долгой, одинокой и страшной жизнью старик после нескольких неудачных попыток самоубийства подкладывает бомбу в собственный холодильник -- чтоб назавтра, ничего не помня спросонья, по столетней привычке просто-напросто распахнуть его к чёртовой матери ради какого-нибудь ежеутреннего молока.

В самых же страшных агониях, в ужасе от замкнутости своего пути, она вливает иногда в свои несчастные чада любовь, как пол-литра хмельного, крепчайшего зелья, -- чтобы сама Мысль, вдруг осознав смертельное своё предназначение, не смогла помешать Господу осуществить своё Великое Самоубийство, а забылась бы -- и досмотрела последний свой сон до утра.

Ниигата, октябрь-декабрь 1992

Speaking In Tongues Лавка Языков

Дмитрий Коваленин

ТРАНСФОРМАЦИИ ПРИРОДНЫХ ИНСТИНКТОВ ЖИВЫХ СУЩЕСТВ С РАЗВИТИЕМ МЫСЛИ КАК ОРУЖИЯ ДЛЯ ПОКОРЕНИЯ МИРА

1

2

3

4

5

6

7

8

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

Speaking In Tongues
Лавка Языков