Speaking In Tongues
Лавка Языков

Виктория Угрюмова

Правила для слонов

Утро следующего дня выдалось удивительно теплым и солнечным даже для сентября.

Птицы заливались вовсю, деревья, облитые червонным золотом, тихо шелестели, а облака текли по пронзительно-голубому небу степенно и важно, и казались уютными и мягкими. Где-то звонко пела вода. В воздухе витал тонкий и терпкий аромат облетевшей листвы.

Мир блаженствовал. Чего нельзя было сказать о молодом человеке -- на вид не более 25-27 лет, -- который, легко ступая, шагал через развалины мертвого города. Он был неописуемо красив той редкой и удивительной красотой, которую принято называть неземной. С его широких плечей струилась легкая темная материя: не то плащ, скроенный по образу крыльев, не то крылья, заменявшие в эту минуту плащ.

Дойдя до того места, которое еще накануне было центральной площадью огромного города, а ныне являло собой безлюдное кладбище мертвых домов и мертвых вещей, он натолкнулся на двоих.

-- Вот вы где...

Молчание.

-- Как же так, Господи? -- спросил с недоумением. -- Ты же не собирался. Или я не прав?

-- Не собирался, -- качнул головой Господь.

-- Что же это?

-- Конец света, как и было предначертано, -- отвечал Господь сухим и бесцветным голосом, каким говорят обычно те, кто испытывает сильнейшую боль. -- Чем ты-то удивлен?

Сатана зябко поежился, кутаясь в крылья-плащ. Луч солнца успокаивающе лег ему на плечо, словно желая согреть и ободрить, но тут же соскользнул вниз. Не удержался.

-- Я как-то все иначе себе представлял, -- пробормотал он. -- Совсем иначе.

-- Легионы Тьмы, последнюю и решающую битву? Так, что ли? -- вопросил Господь.

-- Возможно.

-- Это было бы возможно в другое время и в другом месте. А здесь -- уже лишнее. Результат очевиден. -- Господь помолчал. -- Ну, как там у тебя?

-- Ты имеешь в виду Ад? -- уточнил Сатана. -- В Аду все по-прежнему. Если ты хотел знать, многими ли душами я завладел в прошедшую ночь, то вынужден тебя разочаровать. Не больше, чем обычно. И это меня удивляет сильнее всего. Живых, похоже, не осталось. Неужели в мире было столько праведников?

-- Горстка, -- скупо обронил Господь.

Сатана какое-то время внимательно рассматривал его, высоко подняв изогнутую бровь, а затем обернулся ко второму, который до сих пор хранил молчание.

-- А ты что скажешь, Искупитель? Ты понимаешь, что произошло?

Иисус как раз кормил приблудного пса. Тот вилял хвостом, неуклюже прыгал на четырех лапах, скулил и подвизгивал -- одним словом, как мог, выражал свое неописуемое собачье счастье. Бог-Сын потрепал пса по загривку и отряхнул с рук какие-то крошки.

-- Почти ничего не понимаю. Видимо, как и ты. Однако могу сказать: мир прекрасен! Посмотри, Сатана, как он прекрасен. Такой мир заслуживает права на существование, не так ли?

-- Конечно. Но тебе не пусто в нем теперь?

-- Пусто, -- согласился Иисус, и только теперь Сатана заметил, что скорбные морщинки залегли в углах рта и вокруг глаз Сына, обычно такого счастливого, такого сияющего и светлого. -- Пусто, страшно и одиноко.

-- Как же ты допустил?

-- Поневоле, -- невесело усмехнулся Иисус. Желтые и розовые бабочки легким облачком окружили его, приплясывая в воздухе. -- Видишь ли, я всего только богочеловек, искупитель. Я готов искупать грехи этих бедных заблудших душ, но я столкнулся с тем, чего не понимаю. Ты и сам знаешь -- нельзя пытаться искупить то, чего не понимаешь, не осознаешь и не можешь постигнуть. Я внятно говорю?

-- Еще бы, -- кивнул Сатана. -- Рай не переполнен, но и Ад пуст. Они пустили свои души в расход. Растеряли, растратили по мелочам.

-- Ты разочарован? -- спросил Господь, подходя. -- Лишился такого числа приверженцев.

-- Ты пытаешься меня обидеть, а зря, -- тихо отвечал ангел Тьмы. -- Меня интересуют души, и это правда. Но души, а не жалкие огрызки душ. И потом, хоть я могу жить Всегда и Везде, бесконечное Нигде и Ничто нравится мне гораздо меньше, чем такая вот планета. Я тоже считаю, что этот мир имеет право на жизнь -- почему бы и нет? И все же, как это произошло?

-- Впал в ярость, -- лаконично пояснил Господь.

Иисус внимательно -- словно впервые -- разглядывал страшные шрамы, уродующие его изысканные запястья. Фиалковые глаза Сына были подернуты дымкой печали, тоски, но не отчаяния.

-- Может, следовало дать им еще немного времени? Чтобы они одумались, поняли?

-- Что?! -- скорбно спросил Господь. -- Что они должны были понять? Что непонятного было в созданном мною бытии? На одной чаше весов -- созидание; на другой -- разрушение. На одной -- любовь, свет, жизнь, торжество разума. На другой -- ненависть, зависть, гордыня, бездумность. Они были созданы по образу и подобию: каждый со своей Искрой! Я вдыхал душу, но ведь судьбу и смерть они были вольны выбирать сами... Разве не так?

-- Ты забываешь, что это самое трудное, -- напомнил Сатана.

-- Но ведь по образу же... по подобию... Вечность впереди, целая вечность -- огромная, непостижимая, прекрасная! Столько всего можно сделать. Чего не хватало?

-- Думаю, легкости, -- вздохнул Сын. -- Ничего и никому не дается просто так, в протянутые руки.

-- И что с того? Разве жизнь, счастье, любовь -- ничего не стоят?

-- Иисус прав. Это были слишком сложные правила, -- сказал Сатана. -- Вот они и стали придумывать свои -- полегче. Попонятнее. Попроще...

-- Попроще?! Упростить все, сведя любое дело к уничтожению?!

-- Ну, зачем так? По-моему, сейчас упрощаешь ты.

Господь резко повернулся и зашагал в сторону городского парка. В тишине, не нарушаемой ни шумом работающих двигателей, ни скрипом тормозов, ни гамом недовольных и раздраженных людских голосов, ни прочими тресками, скрежетами, грохотом и визгом было особенно слышно, как прекрасно то, что поют птицы.

-- Можно придумывать правила, можно даже следовать им, -- донесся до Сатаны Его голос. -- Я бы не стал вмешиваться. Но недопустимо втягивать в свою игру тех, кто не в состоянии ни придумать свои правила, ни играть по чужим. Я поступил жестоко, и моя собственная жестокость терзает меня. Но я не был несправедлив... Они устанавливали, не спросясь, свои правила для всех - я тоже. Просто, обычно выигрывали они, а на сей раз -- я. Если это, конечно, можно назвать выигрышем...

Некоторое время ангел Тьмы вслушивался в странные звуки, пока не понял, что это Господь тяжело шаркает по асфальту.

-- Устал я, -- сказал Он внезапно. -- Ужасно устал. Наверное, это старость.

Он вошел в парк и свернул на боковую аллею.

Сатана обернулся к Иисусу.

-- Сколько тысяч лет терпел -- и вдруг на тебе. Интересно, что можно было сотворить, чтобы так прогневить Господа?

-- Скорее, речь идет о последней капле, переполнившей чашу, -- мягко возразил Сын. -- Ничего нового -- но так же ужасно. Ты газеты читаешь?

-- Время от времени, -- пожал плечами Сатана.

-- А Он не так уж и часто. Наверное, это тоже сыграло свою роль.

Бог-Сын еще раз погладил собаку и протянул Дьяволу обрывок старой газеты, выглядевшей так, словно кто-то скомкал ее в порыве ярости.

Дьявол разгладил лист и пробежал его взглядом. В глаза ему почти сразу бросились строки:

«... Лаос подарил пару слонов Кубе, а Гавана не приняла "сувенир" из-за строгих требований карантинной службы. Согласно международным правилам СЛОНОВ ДОЛЖНЫ БЫЛИ УТОПИТЬ В МОРЕ...»⁽¹⁾

Август 1998

1. Цитата приведена из статьи «Слон говорит по-английски», опубликованной в «Столичной газете» 9 июля 1998 года. (Прим.автора)

Speaking In Tongues Лавка Языков

Виктория Угрюмова

Правила для слонов

Speaking In Tongues
Лавка Языков