Speaking In Tongues
Лавка Языков
Лена Васильева
ОТ РЕДАКТОРА: Родилась в 1964 г. во Владивостоке. По специальности
-- инженер-гидролог. Автор книги стихов «Зона молчания» (1995 г.), публиковалась
в поэтическом альманахе «Серая лошадь» (Владивосток, 1997).
Город
Холодных дней пустая тишина
Когда в душе щипковый
инструмент
Проходит день, и два,
и добрый вечер
Однажды целый рой моих иллюзий
Город
1
Красно-желтый закат --
горизонта сгорающий взгляд:
вдаль глядят
века очи незрячие, вещие птицы.
А над морем великим
бесшумно, безвестно летят
облака, облака --
голубые мои небылицы.
Синь равнин,
горный праздник морских островов.
Дар-мой-плен! --
сколько звёздных ночей над заливом кружились...
Мне б чуть-чуть подождать,
задержаться на стрелке веков,
перед новым витком
этой бешено сжатой пружины.
Подождать, подгадать
новый мир, золотую страну, --
ровно столько, чтоб жить захотелось,
как ветру на волю,
повстречать третью тысячу волн
и запомнить одну --
ту, с которой глаза твои
связаны небом и солью.
А пока -- неизбежный закат,
и не вспомнить никак
сколько дней и ночей
эти волны седые качали.
Облака, облака мои,
разве потушат века
человеческих глаз и стихов
вековые печали?..
2
Смородиной и морем пахнет ветер.
Как на огромной ёлке огоньки
развешены оранжевые звёзды.
И кое-где жирафы фонарей,
каких ещё не съел энергокризис,
жуют чернично-апельсинный пудинг ночи.
По всем дорогам рыжий осьминог
на дизельно-бензиновых жестянках
играет городской полночный джаз.
Затихли голоса крикливых чаек,
уснули под аплодисменты волн
и ультразвуковой дискант дельфинов.
Пытается луна проникнуть в окна --
настроить биоритмы и флюиды
функционально на «Get down, make love...»
И я по праву творческого бденья
смотрю с тревогой лотовой жены
с холма Буссе на желто-чёрный город.
3
Ярлыки, ярлыки
арлекины, мальвины, машины.
Шины в гравий -- слышней,
чем в часовне на Троицу хор.
Море -- вышло из моды,
как труженик моря -- с картины;
море -- это вояж
и насыщенный чем-то раствор.
Модно быть начеку,
торговать и иметь далматина.
По субботам -- встречаться
и ехать вдвоём в «Пеликан».
Можно не надевать
на высокой платформе ботинок,
но не знать Тарантино
уже неприлично слегка.
На бомжей не смотреть,
не пугать и не трогать руками.
Впрочем, нам невдомёк,
что в обновках из мусорных куч,
как в тюрьме, непреступно
и также нестыдно, как в храме,
а не хватит на водку --
найдут дармового чайку...
А из моря и неба,
везде -- коромыслые горы
выдвигают свои
аргументы -- и «против», и «за».
Ты как сложный кроссворд,
как большая загадка, мой город:
то ли гонишь меня,
то ли веришь меня удержать...
4
«Гамлеты, спать!»
В. Крыжановский
Не затем этот город, чтоб верить в хомут и вериги.
Закрываешь глаза -- и плывёт журавлиный туман,
наколдуешь февраль -- и шуршат неистлевшие книги,
а спасает не сон, не синица, а светлый обман...
Потому и не спишь, что растает и то, и другое.
Просыпаться и жить -- так же просто, как плакать в пургу,
легче, чем написать: у меня в самом деле такое --
только птицы по небу, да кони на том берегу.
* * *
Художнику И.,
в день открытия выставки
Холодных дней пустая тишина
в которой мир до дна от самой крыши
нуждается в присутствии вина
и имени знакомого в афише
и нескольких карминно-красных слов
из области торжественных секретов
согласия стаканов над столом
и лёгких споров в дыме сигаретном
определит маршрут для мотыльков
и бабочек из желтого трамвая
смотреть как трезв сегодня тигролов
как черный волк сегодня неприкаян.
* * *
С.П.-б.
Когда в душе щипковый
инструмент,
когда в коре конкретная дыра,
и парус ищет ветра перемен,
и жаждет тихой гавани корабль,
когда заботам не хватает рта,
когда набор кармических долгов,
когда в печать выходят три из ста,
но даже в них не ясно ничего,
и ни за что не вылепить в словах
ни Памятник, ни Город Золотой...
тогда любовь как первая Нева,
и значит, мы увидимся с тобой.
* * *
Проходит день, и два, и добрый вечер,
цыганка-ночь, как часто -- I love you...
шансон в фойе, предвыборные речи,
предсмертные награды соловью...
Прийди, мой друг, мне бесконечно скучно,
почти что тошно, чуда больше нет...
Скорей, Сезам! раскройте шторы, тучи,
я слепну в темноте, включите свет!
Зажгитесь, звёзды -- тем, кто будет после,
пока (пора ли нам?) -- пора не им;
а вы пишите -- Саша, Аня, Ося...
что в голосе металл, что в сердце дым.
* * *
Однажды целый рой моих иллюзий
покинет свой унылый тесный край
и полетит лохматой серой тучкой
над старомодным мировым пространством.
И станет ей видна как на экране
моей души рождественская кроха,
и будто к ней уже идут волхвы,
и пастухи застыли возле входа...
А время, оказавшись в ноль-минуте,
скатает в свиток мысли и слова,
и будет вечен миг и верны два,
и золотые токи Рождества
пронзят сердечник мой до самой сути...
И будет мир начавшимся едва.