Speaking In Tongues
Лавка Языков
ПОЛЬ ВЕРЛЕН
РОМАНСЫ БЕЗ СЛОВ
Перевел Олег Кустов
ЗАБЫТЫЕ АРИЕТТЫ
I
Полей дуновенье
Ровней на мгновенье.
(Фавар)
Это тоска о сказке,
Это усталость ласки,
Дрожь, от которой не деться.
И на ветрах морей,
Около серых ветвей,
Хор голосов из детства.
О неумолчный ропот!
Чирикание и шепот,
Похожий на нежный плач,
Когда умирает трава...
Ты скажешь, вода жива,
Её для души предназначь.
Эта душа малютка
Жалобна не для шутки,
Наша душа, позволь
Вечером тёплым, сонным,
С робостию врождённой
Выплеснуть её боль.
II
Чую я сквозь журчанье ручья
Легкий лепет былых голосов.
О любви вышла песня без слов,
Бледным отсветом пала заря.
И душа, хрупкий мир бытия,
Видит пепел сквозь пламень огня,
Где трепещет в волнениях дня
Эта песня, увы! не моя!
Я умру сладкой смертью своей,
От любви, что пугает тебя,
Твоё тело и душу любя,
Я умру на качелях страстей!
III
Плачет нежно над городом
(Артюр Рембо)
Тоска свысока
Плачет в сердце моем;
Не плывут облака,
Видят что свысока?
О дожди, слух услади
Эхом крыш и земли!
Сердце плачет в груди –
Песней боль услади!
Скорбь взяла меня в плен
Беспричинно совсем.
Что! довольно измен?..
Сердце, взятое в плен,
Хорошо боль хранит.
Мне б не знать ни о чём.
Без любви и обид
Сердце боль сохранит!
IV
Нежности, нежности, нежности.
(Неизвестный)
Попробуем прощать, что раньше не прощали,
И будем счастливы, как мы о том мечтали,
И если в жизни есть мгновения печали,
Мы выплачем их все с тобой в самом начале.
Всё перепутаем, ребяческая нежность
К конфузу нашему, о души! две сестры,
От женщин и мужчин нас отделит безбрежность
Неведенья путей, забытые миры.
Как девушки вдвоем, вдвоем, как ребятишки,
Не ценим ничего, всему удивлены,
Бледнеем от того, что прочитали в книжке,
Не зная сами, что от века прощены.
V
И радостен, и безутешен клавесина звук.
(Петрюс Борель)
Мой пьяный вечер, пьяный без вина,
Целует клавиши касаньем рук,
Едва расправит крылья тишина,
По воздуху любовный мой недуг
Скитается и прячет свой испуг
У спальни, где слышна одна Она.
Звук колыбели вдруг ли стал чужим,
Что исцелял больную душу мне?
Что пожелаешь, нежный, нам двоим?
Что хочешь ты, томим собой самим,
Стихая скоро в маленьком окне,
Открытом чуть над садиком пустым?
VI
Собака у Жана Нивель
Кусается при дю Гуэ!
Котенок мамаши Мишель,
Чулок-Франсуа в игре.
Луна дарит пасмурный лик,
Кропает во тьме книгочей,
Медор и его Анжелик
В зеленой тени кирпичей.
Раме Священный солдат,
Хороший солдат дю Руа,
Привычно застолью рад,
Но в сердце его тоска:
Из-за Буланжер? – Да, мадам!
Старик Люстюкрю вином
И пламенем короновал...
Учи Dominus vobiscum!
Как платье ее шелестит!
Сатин голубой к лицу,
Пятно на нем портит вид,
Но не до пятна юнцу,
Философу и школяру,
Раз место ему нашлось,
А роскошь вредна перу,
О чем и писал месье Лос!
Малиновка, прячься скорей!
Глупышка назад летит,
Не пойманной рифмой своей
Поэт никогда не томит!..
И ночь не томит людей...
Однако на самой заре,
Наивный весёлый злодей,
Чулок-Франсуа в игре.
VII
О грусть, о грусть души моей
О той, о той, кто всех милей.
Я безутешен, бледен вид,
И сердце бедное болит.
Бегу, всё позабыть спеша,
В разладе сердце и душа.
Я безутешен, бледен вид,
И сердце бедное болит.
И сердце, будто бы в укор,
С душой ведет свой разговор:
— Скажи, душа, зачем сей пыл,
Зачем её он полюбил?
Моя душа ему в ответ:
— Не знаешь разве, счастья нет,
И потому, с тобой сродни,
Нам не сбежать из западни.
VIII
Скучен и далёк
Путь среди равнины.
Снег, почти не зримый,
Светел, как песок.
Небеса безлунны,
В них разлита медь,
И, конечно, трудно
Жить и умереть.
Так подобен тучам,
Изгнанным с небес,
Старый и могучий
Близлежащий лес.
Небеса безлунны,
В них разлита медь,
И, конечно, трудно
Жить и умереть.
Карканье вдали
И пустые толки,
И худые волки...
Что же вы пришли?
Скучен и далёк
Путь среди равнины.
Снег, почти не зримый,
Светел, как песок.
IX
Соловей высоко на ветке оглядывается вниз, ему
кажется, что он упал в реку.
Он на самой макушке дуба и всё-таки боится утонуть.
(Сирано де Бержерак)
Тени деревьев в туманной реке
Тонут, как дым, налегке,
Воздух сквозь тяжесть нависших ветвей
Кружит потоки теней.
Путник, пейзаж этот бледный, увы,
Нейдет из твоей головы,
Слышен ли плач над высокой листвой —
Крик о спасении твой!
Май, июнь 72.
БЕЛЬГИЙСКИЕ ПЕЙЗАЖИ
«Завоевания короля»
(Старинные эстампы)
ВАЛЬКУР
Кирпичи и черепица,
Восхитительный уют,
Где любовникам забыться
Суждено на пять минут.
Хмель густой и виноградник,
Листья, злаки и цветы,
И разбитый палисадник
Окрыляют их мечты!
Что же, пусть шумит таверна
И столы для всех полны,
Завсегдатаи, наверно,
Пивом с вечера пьяны!
И открытые вокзалы,
И дороги в никуда
Вызволяют из подвалов,
Кого спрятала беда.
Июль 72.
ШАРЛЕРУА
В чёрной траве
Кобольды-гномы.
Ветер знакомый,
Плач в голове.
Что же со мной?
Свист издалёка.
Ранит жестоко
Куст неживой.
Кто здесь живёт?
В уличной пыли
Фабрики скрыли
Весь небосвод!
Знаю, пора...
Там, у вокзала,
Вспомню устало
Шарлеруа.
Холод ночей!
Запах тяжёлый,
Шум невесёлый
Красных печей.
Сырость и тлен!
Горе увечий,
Пот человечий
Дышит из стен!
В чёрной траве
Кобольды-гномы.
Ветер знакомый,
Плач в голове.
БРЮССЕЛЬ
Простые фрески
I
Зелен и розовоцветен
Времени бег по склонам.
В отблесках лампы сонной
Призрачно всё на свете.
Злато над бездной покорной
Светится кровью черной.
Птичка в кустах вдоль забора
Балует песней вздорной.
Но ничего не изменит
Грусти осенних явлений.
Только душа моя грезит
Баиньки у коленей.
II
Дорога длинна,
Как небо, бледна,
Божественна ли...
Узнаешь ли ты
Секрет высоты
Деревьев вдали?
Одни господа
С сеньором всегда,
Пред ним лебезят
И к замку спешат.
На дерзкий мой взгляд,
Смешон их наряд.
А замок весь бел,
Закатный предел,
Поля от и до...
Там наша любовь,
Нас радуя вновь,
Сплетает гнездо.
Кабачок Младшего Ренара, август 72.
БРЮССЕЛЬ
Деревянные лошадки
С святым Жилем
Едем к нам,
Мой двужильный
Алезан!
(В. Гюго)
Кружи, лошадка огневая,
Кружи сто раз, кружи мильон,
Кружи всегда, бери в полон,
Беги по кругу, не стихая.
Большой солдат, большая бонна
На карусели взгромоздясь.
Что за дела? В гостях у нас
Такие важные персоны.
Кружи, кружи, весна сердец,
И победитель, и воришка
В твою заглядывают книжку,
Кружи, пока не пал венец.
Как можно пьяным быть и сытым,
По кругу шляться, лечь в траве:
Сон в животе, звон в голове,
Проснуться дураком набитым.
Кружи и не нуждайся боле
В парадных шпорах и бантах,
Галопом резвым в пух и прах
Кружи, кружи себе на воле.
Но торопись, весна души:
Ночь заберёт свои огни,
Голубка с голубем одни
Спасаются от госпожи.
Кружи! разлукой нежеланной
Уже позолотило лес,
Укрытый бархатом небес.
Кружи вслед дроби барабанной!
Ярмарка Святого Жиля, август 72.
МАЛИН
На лужках, во флюгерах
Замка старого вельможи
Ветер на молву похожий,
Аспид крыш, тень в кирпичах
И пейзаж один и тот же...
Как деревья в кущах рая,
Ясеней огромный зонт
Заслоняет горизонт,
Там Сахара луговая,
Клевер розов, бел газон.
В тишине бегут вагоны,
И кругом покою рады.
Спи себе, коровье стадо!
И быки на лоне оном
Отдохните долгим взглядом!
В этом крае шум неведом,
Что восславил Фенелон.
Превращён вагон в салон,
Где вполголоса беседа
И природа из окон.
Август 72.
BIRDS IN THE NIGHT
Вы никогда не знаете терпенья,
И это ясно мне само собой.
Вы так юны! И с беззаботной ленью
Томитесь гордо в клетке золотой!
Вам нежности неведомы крупицы,
И это ясно мне уже давно;
Вы так юны, надменная девица,
Что в сердце вашем пусто и темно!
В душе моей бесстрастное прощенье,
Покорное, что, впрочем, не беда,
Я сожалею только о мгновеньях,
Что без конца слагаются в года.
Признайтесь же, что я бываю правым,
Но становлюсь мрачнее с каждым днём,
Мои надежды сожжены огнём,
Вы предаёте всех, кто не по нраву.
Клянётесь вы и в голосе слеза,
И огонёк, чтоб жизнь продлить свою,
Лжёт самому себе — то лгут глаза,
Сколь ни шепчите: «Я тебя люблю!»
Увы, любовь не принесёт спасенья,
Другой любви ногами не поправ...
Я получу лишь удовлетворенье,
Едва пойму, что я, конечно, прав!
Так отчего, откуда эти слёзы?
Не любите вы, это решено,
Я, избегая жалостливой позы,
Страдаю в глубине души давно.
Да! я страдаю от любви жестокой!
Но я страдаю, как солдат в бою,
Кто не падёт от раны неглубокой,
Влюблённый с детства в родину свою.
И вы, моя Красавица, в надежде
Страдания прибавите ещё,
Вы – Франция, безумная, как прежде,
И юное Отечество моё.
Я не хочу омыть слезою строчки –
С чего начал я этот разговор? –
Что я в любви моей не ставлю точки,
Быть может, только открываю взор.
Моя любовь лишь память и не боле,
Под вашими ударами она
Страдает тяжко от обид и боли
И кровоточит ранами сполна.
Быть может, я грешу на вашу совесть,
И тайны угрызения её,
И вы, читая снова эту повесть,
В отчаянье. «Ах! фи! как плохо всё!»
Я снова вижу вас. Дверь открывая,
Я вижу вас в постели, вы без сил.
Но тело лёгкое любовь несёт нагая,
В объятьях ваших вас я закружил.
Какие поцелуи, сколько вздохов!
Я плачу сам и улыбаюсь вам.
Нам было, право же, совсем неплохо,
И это лучшее я не предам.
Но я не жду той встречи повторенья,
Той западни, в которую попал,
Я вспоминал минуту появленья,
А остальное только проклинал.
Я снова вижу вас! В наряде белом
С цветами на весёлом платьице,
Вы думали, каким заняться делом,
И скука отражалась на лице.
Супруга маленькая и девчонка,
Та самая, что с платьями пришла,
Я встретил взгляд ваш за вуалью тонкой,
И стали ясны мне мои дела.
Простите же меня! Из-за того ли,
Что помню я и чем, увы! горжусь,
Что не подвластно больше вашей воле,
Вы молнией мою разите грусть.
На миг я становлюсь Навиром Бедным,
Который рубит мачты корабля,
Не видя Богоматери победной,
Спасительной, как твёрдая земля.
На миг я умираю дю Пешором,
Которого лишь исповедь спасёт,
Который без надежды и укора
У Ада ожидает свой черёд.
На миг я опалён экстазом красным
Тех первых христиан, что алчут кровь,
Смеются над Иисусом и напрасно
Боятся принимать его любовь!
Брюссель. Лондон, сентябрь – октябрь 72.
АКВАРЕЛИ
Вот фрукты, цветы и гербарий из листьев,
И вот оно сердце, что бьётся для вас.
Терзают его ваши белые кисти,
Бедняга бежит красоты ваших глаз.
А я приезжаю, покрытый росою,
И ветер мой лоб освежает с утра.
Усталость, позвольте, у ног ваших скрою,
И жизнь моя станет мила и добра.
Позвольте коснуться, сойти осторожно
На юную грудь, поцелуем дыша,
И буря утихнет насколько возможно,
И будет, как прежде, томиться душа.
Плющи были чёрны,
И розы кровавы.
Вы стали притворны,
Подсыпав отраву.
И в небе цвет нежный,
И в воздухе сладость.
А я, — безнадежный! —
Боюсь вашу радость.
Бегу остролиста,
От букса усталость,
Печаль в поле чистом
От вас мне досталась!
I
Танцуем джиг!
Люблю глаза, что ярче звезд,
Что веселы от прошлых слез,
Люблю лукавство их всерьёз.
Танцуем джиг!
Она прелестна и хитра.
Его прогнала со двора,
Она хитра не от добра!
Танцуем джиг!
Я буду нежен с ней и груб,
И, поцелуй срывая с губ,
Я буду помнить, что не люб.
Танцуем джиг!
Я буду помнить каждый час
И разговор, и пламень глаз,
Всё то, что связывало нас.
Танцуем джиг!
Сохо
II
О фантастичность тёмных вод!
Река, что в городе течёт,
Окружена вокруг немой
Пятифутовою стеной,
И у заставы городской
Чуть плещет чистою волной.
Ей место уступила твердь,
И воды желты, словно смерть,
В них отражен туман густой,
И безнадежна гладь сама,
И желты, и черны дома
В рассветной дымке золотой.
Паддингтон
Вы ничего не понимаете во мне,
О, бедное дитя!
Вам легче оставаться в стороне,
За мной следя.
В несчастных зеркалах прекрасных ваших глаз
Лишь синь и лишь добро,
О, милая сестра, но желчи столько в вас,
Что гаснет серебро.
Как маленький герой, кричите хрипло вы
И машете рукой
Чахоточной больной без музыки, увы!
Сорвёте голос свой!
Вы гоните меня и к мамочке тотчас
Ягнёночком святым.
Зачем боитесь вы? Что разлучает нас,
Не к сердцу ли мосты?!
И не случалось вам, признайтесь только раз,
Любовью жить такой,
Несчастной, как тоска, прекрасной, как экстаз,
И в смерти – молодой!
Лондон, 2 апреля 1873
Страшит поцелуй,
Как пчелиный укус,
Страдаю, бешусь,
Но, глупый холуй,
Страшит поцелуй!
Однако люблю
Глаза Катерины
И ночи не сплю
Из-за кос ее длинных.
О! как я люблю!
Святой Валентин!
Признаться не смею
Тебе, господин,
Как утром немею...
Святой Валентин!
Она, не робея,
Меня любит страстно!
Но эта затея,
Любить не робея,
Быть может, опасна!
Страшит поцелуй,
Как пчелиный укус,
Страдаю, бешусь,
Но, что ни толкуй,
Страшит поцелуй!
Она прошла над кромкой моря,
Как добрый бриз, что дует всласть,
Нас погубить готова страсть,
И мы влечем с собою горе.
Лучи тепла – о, наслажденье! –
И солнце светит высоко,
И, сдерживая шаг легко,
Мы в волнах зрим свое спасенье.
Кружит лениво птичья стая,
И дальний парус шлет поклон,
И мы скользим к себе в салон,
Пройти по палубе пытаясь.
Взгляд радостен, но понемногу
Мы беспокойство ощутим,
Смотря в глаза тем, кто любим,
Она вершит свою дорогу.
Дувр-Остенде, на борту «Графини Фландрии»
4 апреля 1873
ПТИЦЫ НОЧЬЮ (англ.)
ЗЕЛЕНЬ (англ.)
ХАНДРА (англ.)
УЛИЦЫ (англ.)
ЖЕНА РЕБЕНОК (англ.)
БЕДНЫЙ ПАСТУШОК (англ.)
ЛУЧИ (англ.)