Speaking In Tongues
Лавка Языков

Сергей Власов

ПРИЮТ

Ночью в Приюте для Душевных Художников был бал. Дул Последний Осенний Ветер, рывками, порывами, сипло свистя в пустых рукавах труб, хрипло надрывно смеясь и плюясь и дыша перегаром прямо в лицо в припадках нахрапистых беспардонных откровений; нервные чахоточные дамы с русалочьими глазами не выдерживая, в слезах убегали прочь, опрокидывая шампанское на бархат и оставляя дымиться в хрустальных пепельных урнах тонкие коричневые сигареты; улетали навсегда, гневно шурша хвостами гипюровых шлейфов, гонимые прочь проклятьями покинутых осиротевших приютцев:

-- Улетайте, порочные бесплодные ведьмы, -- кричали им вслед Душевные Художники, размахивая пюпитрами и палитрами, на которых бурлила, кипела, судорожно пузырилась агонией красок их душевнобольная безумная страсть, -- улетайте и знайте: мы вам отдали всё и не можем быть более здесь, -- кричали они, потрясая ворохами исписанных листьев и швыряя их в приливе вдохновенного гнева в воронку Последнего Осеннего Ветра, наполняя приютскую клеть неистовой суетой и метанием стаи, обезумевшей взаперти стаи, ищущей выхода...

ЛИСТ ПЕРВЫЙ

Разбитые рожи арбузов,

Жестокие пляски ворон,

Несвежие пьющие музы --

Вот осень текущих времён

Печаль престарелого лета,

Чья поздняя страсть как труха,

Сменилась тоской без просвета,

Где нет ни любви, ни греха,

Где пьют по туманным подвалам

Кипящее месиво рощ,

Мешая за гранью стакана

Плаксивую немощь и дождь

Где души летят косяками

(В какие сорвавшись края?),

Где нищие воют волками

И главный меж нищими -- я

О нет, я не жрал на помойках,

Не ползал на пузе в метро,

Не жёг на мертвецких попойках

Сивушной отравой нутро,

Не вспарывал брюха клыками,

Не мстил за абсурд бытия...

Но души летят косяками,

И воет, немуя, моя.

Дело шло к зиме. Косяки запойных художников потянулись в лоно Великой Белой Долины. Их огромные чёрные балахоны, клокоча, наполнял Святым Духом Последний Осенний Ветер, и они срывались, не жалея, не зовя, не плача, чернильными ночами под вой и скулёж служивых дворняг. Очищая дорогу Серому Дню, Расторопные Дворники в шамкающих резиновых сапогах суетливо рассовывали по сусекам, подальше от сонных глаз Добропорядочных Граждан щедро оставленное за ненадобностью или в память о... душевными художниками: листья, листья, листья...

ИЗ ВОРОХА

* * *

Вот так и нас

Лет, может, через двадцать,

Своё отпевших, выпивших своё,

В одной из привокзальных рестораций

Оглушит рок-н-роллом пацаньё.

Мальчишки с сумашедшими глазами,

Что нами сочинённое поют,

Увидев нас -- с опавшими крылами --

Не примут, не поверят, не поймут...

Вот так и нас когда-нибудь сломает,

Закружит по случайным поездам

Всё дальше от взъерошенного мая,

Всё ближе к облысевшим холодам.

Вот так и нас когда-нибудь забудут,

Горластых, одержимых, молодых,

Живущих второпях, напропалую,

Забудут потихоньку, как других,

И где-то в городке провинциальном,

Где ресторан -- один, один -- вокзал,

Наш поезд с директивой о списаньи

Зайдёт в тупик и даст по тормозам.

* * *

Не хватает дождя.

Я теперь это понял наверно --

Не хватает дождя,

Чтобы... нет, не залить,

А прибить,

Надоевшую пыль,

Что давно добиралась до горла.

Да и есть ли оно, это «горло»,

Ещё у меня?

Вроде есть.

Вроде вот он --

К-кадык.

Вроде вот он --

На ладони лежит --

Непривычный, не мой, не родной...

Незнакомый какой-то кадык...

Неизвестный...

Слишком...

Пыльный...

К-какой-то...

К-кады...

Так хотелось дождя.

...и на жёлтую кошку-луну я уже никогда не завою, мои старые песни -- в углу, спят в обломках гитарного боя... стайка школьниц бежит через двор, первый раз эти ножки в чулочках, первый раз не мигая в упор на них смотрит, прервав разговор, сквозь забор солдатня со сверхсрочной... ту, что справа, с огромным бантом, я когда-то любил как невесту, а она -- улетела, потом, мне об этом пока неизвестно...

Приют опустел. Из гулкой черноты зияющих вытекшими глазами окон вырывался, дробясь бесноватым эхом вой обезумевшей псины, трёхэтажная матерщина мародёров и лишь изредка, последним пронзительным воспоминанием о том, что здесь, словно в утлой келье ютились в Одночасье Душевные Художники, прорывалось косым лучом сквозь прореху в крыше и черноту окна Последнее Осеннее Солнце.

ИЗ ВОРОХА

* * *

По молодости думал молодым

Покинуть мир... И только вдохновенье,

Витающее музыкой над ним,

Внушало постоянные сомненья

Потом он вдруг решился, но не смог,

Не знаю, то ли бритва затупилась,

То ли другое что... (курок, шнурок?)

Одно известно -- как-то не случилось.

И вот он небо синее коптит,

Просиживает кресло на работе,

Нагуливает к ночи аппетит...

И только иногда на прежней ноте

Звучит над ним настойчивый мотив.

Чему-то посвящённый, он звучит,

Но день за днём теряя это что-то

Всё больше замыкается, молчит,

И милый дом, и нужная работа

Становятся ненужными... Он пьёт

В тоске... потом срывается, скандалит...

И сердце как-то вечером сдаёт,

Но снова неудачно -- жизнь спасают

(Хирург ли захотел, чтоб он воскрес,

Иной ли кто... Ему уже не важно)

И вот: суббота, осень, светлый лес,

Отстав от грибников, он без поклажи,

Впервые налегке (смущённость рук,

Теперь, без багажа, как будто лишних)

Вступает в осень... Зная этот звук,

Звук жизни, облетающей неслышно...

И лес высок, спокойно-величав,

Прозрачен, прян сосновою смолою --

И время исчезает, замолчав,

Бессильное пред вечной тишиною.

И он, почти совсем уже старик,

Глядит сквозь пелену и позолоту

И, глупо улыбаясь, крошит гриб,

Рассеянно насвистывая что-то.

...набросок -- лист, карандаш, наскоро, вполовину, втреть, вчетверть листа, только местами, только -- уловить суть -- муть, серый фон, фонарь, в воздухе гарь; резкий штрих -- напрямик -- забор: цвет -- чуть ли не запах сырости, потёки перетекают в лужи... чуть выше -- покатость крыши, линялый тополь, ворона: смотрит чуть вниз и вбок -- придирчиво, заменяя полицейский свисток, кричит -- внизу, у забора какой-то хам (беглость наброска -- пальто, папироска, в квадрат затылка вписана кепка) разбивает бутылку об угол: взрыв, чёрная сажа земли, осколки, муть стекла, хлам; вороне не нравится хам... вдруг -- блеснул изумрудом колким осколок воровке в глаз: зрачок напрягся, погас (солнце зашло за тучу) и тут же -- в зеркале лужи -- двойник возбуждённой птицы метнулся как кур со спицы... набросок; октябрь, не спится...

Приют опустел. В пыльных колючих зарослях у порога мутно зеленели пьяные бутылки, распахивали хищные пасти пустые консервные банки с протухшими остатками Последних Дождей, прели отвергнутые бомжами пожитки и висели смачными вязкими плевками использованные презервативы: Художники не хотели продолжения, но не могли и не умели сопротивляться чарам Прекрасной Половины Человечества.

...и вы, конечно, в бледной шляпке (не «ты», а «вы» -- так будет лучше), пейзаж -- как на старинном фото -- полуистёрт, немного смазан и жёлт осенним отрешеньем; и узнаются, но с сомненьем, анфасы зданий в оперенье листвы, пока что шелестящей... октябрь, осень, год такой-то.

...вся нежность в трёх цветках, всё, что ещё осталось -- осталось только в них, досталось только им -- несвежая печаль, изнеженная жалость осмеяна другими, отмерена другим...

ИЗ ВОРОХА

* * *

Весна... Влюблённая весна

В осунувшемся парке...

Он, как любовник, спал с лица,

Не зная отдыха и сна,

Всё время тратя до конца

На новые подарки

Смешливой спутнице своей

В сиреневом берете.

Он ещё на год постарел...

Во всём великолепье

Седых висков, лукавых глаз,

Скрывающих волненье,

Её встречая, всякий раз

Молил он: «Не последний!»

Но, как дитя, увлечена

Поэзией начала

Его отчаянья она,

Увы, не замечала...

Заиндевевшая весна

В осунувшемся парке...

Остекленевшие глаза

Потерянной овчарки,

Остановившийся разбег

Взлетающих деревьев,

Холодный сумрак, грязный снег...

Последней страсти гаснет свет

И вечность оставляет след

На каменных ступенях.

* * *

Никогда не будет в первый раз

Этих губ так близко, этих глаз,

Этих опьянённых счастьем нас

Никогда не будет в первый раз.

Мы всегда всё тратили сейчас,

Не умея -- счастья про запас.

Выпивая жадно каждый час,

Взяв его у нынешних у нас.

Мы всегда старались до конца

Вжать друг в друга бедные сердца,

Вместе оторвавшись от земли,

Мы иначе просто не могли.

Мы, конечно, вместе и теперь,

Только с каждой ночью всё трудней

Находить на дне любимых глаз

Тех... непоправимо глупых нас.

О, Прекрасная Половина, Холодный Белый Мрамор или Податливый Лучистый Янтарь, ты прекрасна! Плоть твоя полна половинчатых сфер, ты вся раздвоенность и незавершенность, вся недосказанность, вся сосуд, вся форма, и чем Он наполнит тебя.... О, округлость твоего живота! Я весь там, за свернувшейся клубком змейкой пупка, я приникаю к нему ухом... и робко впускаю в эту девственную впадину, в эту дрожащую раковину неровное дыхание познаваемого чуда, властную волну сладкого яда, нарастающий гул любви, всепоглощающий рёв и скрежет, «Откройте!» -- барабанят в мои перепонки и в разверзшейся тверди как в песчаной воронке исчезает шипящей стремительной змейкой тонкая красная струйка... Время не перевернуть. Тишина. Время, время... Чем я наполнил тебя, гитарист душевных струн, что пролил в немоту ночи незрячим тапёром с двухцветной палитры, что растеребил и растревожил, чем проявился на лакмусовой бумаге белоснежных простыней твоих; что носишь ты в сосуде любви, в разбитом дырявом сосуде...

ИЗ ВОРОХА

* * *

Не играю

На форте-пиано.

Может быть, в этом секрет?

Всё, что могу --

(А «могу» я лишь пьяный) --

Спеть этот глупый куплет:

«Когда перестану

Любить мою Анну,

Я дам ей знак --

Я надену панаму!»

Что с Миром? -- Танцует.

Ни корч, ни истерик,

Ни вспоротых вен,

Ни обугленных глаз...

Толпа веселится!

Распахнуты двери!

Как будто на свете

И не было

Нас!

«Не было, не было...» --

Глупое эхо

Хлещет по голому сердцу

Как плеть.

Не-у-же-ли

Когда-нибудь

Я буду петь:

«Когда

Перестану

Любить тебя,

...!!!»

Проклятая песня,

Дурацкий куплет.

Я боюсь вопроса --

Я знаю ответ:

В нашем мире,

Танцующем мамбо,

В нашем пляшущем мире

Давно уже нет

Этой музыки -- форте-пиано...

И я пьян, чтобы петь,

Чтоб хоть что-нибудь ПЕТЬ!

Чтобы петь

И надеть

Панаму.

* * *

Так ненароком, мимоходом, между прочим,

Так тихо, между пальцев, между строк,

Неторопливо, в час по чайной ложке

Уходит прочь любовь,

Сгорая драгоценным минералом

С периодом распада (в сколько строк?)

Уходит как вода со дна колодца,

Шурша пересыхающим песком

Или нет. Гораздо банальней --

Как со дна разбитой раковины в ванной --

Опустошая, обнажая

Сиплую шершавую гортань --

Брань,

дрянь,

грань!

Прочь!!

Прильнуть телёнком к мякишу соска

И забыть про время, и не ждать звонка,

И, не отрываясь, выпить всё до дна...

Первое касанье... первая волна...

Волны... выше, чаще,

Клёкот, рокот, рык,

Рёв водоворота,

грохот,

скрежет,

крик...

Перепонка гнётся,

Рвётся -- ах, тонка!

Злобной змейкой вьётся

В ухе визг звонка...

Я смотрю сквозь веки:

Ты, твоя рука, змейка на запястье --

Тикают века...

Нет вернее яда...

Ты, твоя рука -- я смотрю сквозь веки,

Я люблю.

Пока.

* * *

Я тебя... не люблю?!

Разве только что ночью,

Когда наши тела, вдруг очнувшись во сне,

Не находят друг друга сквозь простыней клочья,

И тебя словно в бурю бросает ко мне.

Я... тебя... не люблю...

Разве только что ночью? --

Когда ты как зверёк, извиваясь, шипя

Жалишь душу собой, и последняя строчка,

Умирая в тебе, не находит тебя?..

Я тебя не люблю --

Город пуст и случаен

Безучастно огромен, безоблачно сер --

Ни величия гор, ни истерики чаек...

Ничего... кроме стен.

Не у всякой судьбы

Столь стремительный почерк --

ТЕБЯ

НЕ ЛЮБЛЮ

Многоточие?

Точка.

...уже опали листья, и блестит под фонарём стальная паутина мокрых веток, и Время спит, как пьяница свалившись под забором...

...не устоишь, когда приходит осень, не промолчишь -- пойдёшь шататься... и напьёшься: к архангелу с тоскливыми глазами в порыве откровения прибьёшься, на мокрой лавочке -- без третьего, на пару -- разделишь с ним тревогу без закуски, из горлышка... и дальше по бульвару пойдёшь, шатаясь от избытка чувства...

ИЗ ВОРОХА

* * *

Мой рассвет прогрызли мыши,

Мой закат сожгли в овраге,

Мою ночь согнали с крыши

Одичавшие дворняги,

Хлеб мой выкинули свиньям,

А вином запили водку;

На солдат, что воскресил я

Вновь напялили пилотку.

Я учил -- они плевали,

Я лечил -- они платили,

Я не брал -- ещё давали

И со злобой уходили.

Мои мысли их пугали,

Чудеса мои -- бесили,

Не умея плакать -- лгали,

Не желая верить -- били...

Эта присказка, не сказка:

Жили-были, били-гнали...

Я давал -- кнутом и лаской --

Ничего они не взяли

И стою как голый тополь,

Подпирая мир ветвями,

И считаюсь недотёпой

Между ними, тополями;

На меня садятся птицы,

Гадят сытые собаки,

Воют спьяну -- редко лица,

Чаще рожи, рыла, сраки...

Я стою... Пусть бедно худо --

Подпираю мир ветвями...

Как я мог поверить в чудо,

Я, когда-то бывший вами?

Сегодня в третий раз выпал снег. Наверное, это зима. Пора улетать. Чёрное корявое дерево на фоне закопчёного, красного кирпича, здания Приюта, заросшего по первый этаж словно каким-то сорным лесом поломанным непригодным хозинвентарём обретает такую простоту, что я всё утро не отрываясь смотрю на этот замусоренный заброшенный двор, в захолустье которого группами по интересам разбрелись выпивохи-вагончики, пенсионеры-запорожцы, сухонькие сплетницы-осинки и беспризорные дети, и не могу понять, что держит меня здесь. Наверное, такая пора... Пора, брат, давно пора.

ЛИСТ ПОСЛЕДНИЙ

Когда небо становится тише и выше,

Когда золото тянется к нищим глазам,

Я взлетаю на воздух, а тень меня ищет

По окраинам мира, по сорным лесам.

Я хотел быть как все, я пытался укрыться

За тупую работу, под юбку жены,

Но приходит Она -- и, запойные птицы,

Мы взлетаем на Блюз Одинокой Луны.

Этот хриплый мотив выдувается ветром,

Собирается в кучи, сбивается в хлам...

Нам с тобой никогда, никогда не прижиться

В этом правильном мире... неправильным нам.

На Чёрный Берег ночью выпал снег. Никто не мог похвастаться, что видел, как Время начинает новый бег, глуша портвейном старые обиды (отхлёбывая прямо из горла), шатаясь от усталости и стужи, куда-то в направлении Орла, а может Решки: вдруг кому-то нужен ещё свидетель прожитости дня...

Speaking In Tongues Лавка Языков

Сергей Власов

ПРИЮТ

ЛИСТ ПЕРВЫЙ

ИЗ ВОРОХА

* * *

* * *

ИЗ ВОРОХА

* * *

ИЗ ВОРОХА

* * *

* * *

ИЗ ВОРОХА

* * *

* * *

* * *

ИЗ ВОРОХА

* * *

ЛИСТ ПОСЛЕДНИЙ

Speaking In Tongues
Лавка Языков