Speaking In Tongues
Лавка Языков

Сергей Власов

КРАСАВЕЦ «PATROL»

Он шёл без зонта. Не желая, почему-то именно сегодня, неприметным дождливым вечером девяносто девятого года, походить на современного цивилизованного человека, который, укрывшись от нависшей черной тучей судьбы под хлипким зонтом, самодовольный и сытый, наивно полагает себя хозяином Вселенной, не уподобился он, однако, и типичному гражданину без зонта -— этому тоскливому неврастенику с блуждающими глазами, в слабом мозгу которого под неумолимым напором стихии бурлит зловонное месиво упаднических философий.

А был он попросту пьян. Точнее изрядно выпивши. То есть находился на той стадии алкогольного опьянения, которая, в отличие от термина «пьян» (хмурое сидение в углу с последующим мордобоем и унылой утренней блевотой), предполагает, наряду с безудержной весёлостью, трогательной безобидностью и милыми шалостями, полное слияние с миром и ощущение себя его неотъемлемой частью, или, по его собственному определению, «пьяной песчинкой мирозданья».

Полы его плаща, обыкновенно наглухо застегнутого и перетянутого в талии широким поясом, теперь воинственно хлопали и трепетали где-то за спиной, и при очередном порыве ветра он представлял себя то огромной взлетающей птицей, то гордым конквистадором, то дон Жуаном, тайно проникшим на яркие улицы запретного Мадрида.

И хотя его почти не шатало, внимательный наблюдатель, случись таковой на самом деле — а он то начинал разбегаться, расставив самолётиком руки, то, наливаясь строптивой отвагой безымянных героев, могучий и добрый, как ледокол «Ленин», рассекал стальным подбородком коварную тьму, то крался, озираясь, чуть боком, придерживая рукой надвинутую на глаза воображаемую широкополую шляпу — внимательный наблюдатель без труда опознал бы в нём «пьяную песчинку мирозданья».

Он не опаздывал, но чувство вины (глупое и совершенно бесполезное, как уверяют сведущие люди) в том, что он мог бы прийти на два часа раньше, и было, наверное, тем неосознанным бдительным контролёром, тем неусыпным программистом, который направляет сорвавшуюся с привязи обстоятельств загулявшую душу по тщательно выверенной годами траектории от метро до дома. Именно оно заставляло эти ноги, готовые целую ночь напролёт колесить по размытым в дрожащей глазури асфальта дорожкам рекламы, светофоров и фонарей, сделать ровно одну тысячу триста сорок восемь шагов до вставшей в проёме неуклюжим циклопом с порядковым номером сто тридцать пять двери.

И если бы не дьявольское хитроумие и изощренное мастерство, с которыми скрывается существование подобного контроля, заставляющие жертву недоумевать, почему в результате этого великодушного полёта, этого светлого парения в блистающих сферах и растворения в глотке абсолютной свободы она оказывается сидящей с тарелкой макарон перед телевизором, жизнь была бы нестерпимой, и либо расплющивала нас неумолимой машиной тягостей быта, либо растворяла нашу неповторимую личность в бездонном сосуде интеллигентного пьянства.

Итак, расстояние до двери стремительно сокращалось. В заплечной сумке черным пластмассовым дятлом постукивал о коробку с дискетами отвергнутый зонтик и жирно чавкали сливочные йогурты, которые программист заботливо приобрёл для ожидающей за дверью жены в круглосуточном («ОТ РЫТ 24 АСА», как, игриво подмигивая, уверяла, заикаясь на выбитых буквах, рекламная вывеска) магазине. Один за другим исчезали за машущей плащёвыми крыльями спиной знакомые ориентиры: обречённая на снос, но крепко вросшая в землю корявым каблуком палатка, автобусная остановка, декорированная «подзонтичными» клиентами маршрута №666... Возле рекламного щита, с которого, слепя фарами и брызжа из-под ядрёных колёс бриллиантами луж, нёсся из мира мальчишеских грёз сияющий тёмно-вишнёвый «PATROL», он затормозил. Нет, внутренний программист исправно нёс свою вахту, бортовой компьютер не завис и ничто не сбоило — это была часть ритуала. Каждый день, возвращаясь с работы, он останавливался на 864-ом шаге под этим плакатом и представлял, как однажды, распахнув лучистую одноглазую дверь…

ОН: таинственно улыбаясь и сверкая глазами («я что-то принёс»), не разуваясь (!) проходит в комнату, долго шарит рукой по дну сумки, застывает и… театральная пауза… победоносно выкладывает перед ней стандартную упаковку сливочных йогуртов.

ОНА: (всегда самый благодарный одариваемый) с удовольствием начиная изображать предвкушение и, благодаря умело разыгранному спектаклю, незаметно дойдя до такой степени любопытства, что начинает тихонько повизгивать от нетерпения, увидев, наконец,… (о боже ж ты мой) сливочные йогурты, в первый момент так разочарована, что чуть не плачет, и

ОН: не в силах сдержать улыбку (что ставит под угрозу вторую —трагическую — часть спектакля), невероятным усилием воли, до немоты сжав скулы, не даёт ей перейти в разоблачающий хохот.

ОНА: немедленно истолковав это как прелюдию к следующему —настоящему — подарку, счастливо и облегчённо вздыхает, воодушевляется и с новой силой начинает ждать. Но секунды проходят,

ОН: (не в силах вымолвить ни слова, боясь «расколоться») виновато улыбается и

ОНА: (слава богу, не раскусила) решает, что это — всё. Окончательно… больше ничего (никогда) не будет… это был глупый розыгрыш… один из любимых… в его стиле… о, горе, горе!.. Мученическая улыбка не в силах скрыть нечеловеческого разочарования: «Спасибо».

ОН: (еле сдерживая пульсирующее внутри ликование) делает вид, что обиделся за неоценённую по достоинству шутку («Пожалуйста»), разворачивается, чтобы уйти и… замирает, не завершив движения: «Да, вот ещё… (Еле выдавливая слова, чтобы не выпустит вместе с ними на волю душераздирающий смех)… К йогуртам давали, в нагрузку… Пришлось взять…», — небрежно и буднично (только не «расколоться»!) кладёт перед ней ключи от заветного джипа.

Это место он никогда не мог представить так точно, как всё остальное. С ней что-то случится, что-то невероятное — это он знал наверняка — но что, как? На этой неопределённости и держалась, наверное, вся сцена, которую он не уставал с новыми подробностями проигрывать в уме каждый вечер. И сгорал от любопытства. Что она выкинет? Как это будет? Случались моменты, когда она вела себя как расшалившаяся девчонка, и эта инфантильная мечта об огромном несущемся над землёй джипе, выросшая из нищего коммунального детства, где скрежещущий поломанными деталями игрушечный грузовик визжа носился по длинному облупленному коридору, и умиляла и озадачивала его одновременно. Она, такая женственная, с той редкой аристократической простотой позволяющей милостиво подняться до своего уровня, которая ещё в школе заставляла даже самых отъявленных хулиганов смущённо прекращать снежный обстрел, а сейчас безотказным «stand up» действовала на сидящих в переполненном общественном транспорте мужчин, превращалась вдруг в какую-то маленькую разбойницу, мгновенно увлекшись бесшабашным шкодливым порывом лететь, назло всем правилам дорожного движенья, шквалом скорости и рок-н-ролла по мерцающим улицам уснувшего мегаполиса... И вот они уже уносились по мокрому шоссе, вплетая фарами свою блестящую строчку в извилистый сияющий бисер ночных фонарей... Куда? Она — к замку на море, он — к домику на реке, а их маленькая дочка...

Почему-то он вспомнил как на День Города, вместе с Ней и дочкой, счастливо перебирающей ножками в пьянящем ритме свободы, охваченные общим весёлым помешательством, они плыли в ликующей толпе знакомых и незнакомых людей прямо по шоссе, мимо сдвинутых на обочины машин, растерянные обладатели которых тщетно пытались утешиться трелями своих автомагнитол, безнадёжно тонувших в могучем хоре магического единения.

Через секунду, полный пьяной решимости бескорыстно разделить с миром внезапно нахлынувшее чувство безграничной любви, он решительно вырулил на добротную, но изрядно поизносившуюся штанину проспекта, разделённую посередине грязноватым белым лампасом. Ощущать себя полуторотонным красавцем с силами двух тысяч жеребцов было непросто, но постепенно он настолько увлёкся и вошёл в роль, что даже затормозил на красный свет, взвизгнув перейдя с грудного рёва, изображающего четвёртую скорость, на губошлёпое пофыркивание холостых оборот…!!!

Прямо напротив него, в каких-нибудь двухстах метрах, словно перенесённый невидимым злым гением с рекламного щита, нетерпеливо рычал на педантичный светофор новый тёмно-вишнёвый джип марки «PATROL». Устрашающе реальный, обтекаемый и блестящий, интригующий чернотой бронированных стёкол красавец «PATROL».

Вот так всегда — Стоит только — Ступить — На тропу — Безграничной любви — Как уже какая-то — Падла — Рычит у тебя на пути — Выпучив налитые тупой злобой шары — И оскалив зверскую пасть... Команды невидимого программиста не срабатывали. Какая-то неуловимая, едва мелькнувшая на периферии сознания, мыслишка-вирус с неожиданной лёгкостью сорвала тугой красный стоп-кран. Эмоция, стремительно теряя управление — КАК ПЛАМЯ, БЕГУЩЕЕ ПО ЗАЛИТОЙ БЕНЗИНОМ КАНАВКЕ — неумолимо приближалась к взрывоопасной развязке. Но оставался ещё страх. Самый простой и самый могущественный. СВЯЩЕННЫЙ. ЖИВОТНЫЙ. СТРАХ. Который сведущие люди называют здравым смыслом, и который всегда остановит разумного человека на краю глупости. Не дав совершить безрассудства. И в ответ на злобно оскаленную пасть заставит! Виновато улыбаясь! Уступить дорогу, если тебя не научили скалить зубы.

Испугаться он не успел. Невидимый некто врубил «зелёный» и, не осознав ещё до конца в чём дело, он, вслед за обидчиком, дал по газам. Воинственно взревев, красавцы-близнецы, как два весёлых камикадзе, рванулись навстречу друг другу, растворяя свой страх в пронзительном боевом кличе истошно визжащих мигалок...

Глаза открылись... Потерявшее ориентиры сознание долго боролось с реальностью, пока, наконец, не идентифицировало увиденное с поверхностью лужи, по которой расплывался кровавой дорожкой отсвет бесстрастного светофора. С трудом протянув эту логическую цепочку, обессилевший программист обречённо уставился на красное отражение светофора, которое, никак не желая становиться ни предупредительно жёлтым, ни доверительно зелёным, медленно наливалось тяжёлой багровой мутью, состоявшей, как вдруг показалось, из его собственных тёплых мозгов. «Какая чушь,» — подумал программист, закрывая глаза, — «какая же всё это чушь.»

Она задремала прямо на подоконнике, и какой-то бешеный джип, визжащим самураем пронёсшийся по их тихой улочке, заставил её вздрогнуть во сне, провалившись на секунду из светлого янтарного мелководья поверхностного сна в тёмные глубины беспамятства… но и только. Чужой, жестокий и беспощадный мир не задел её, и сирена, попытавшись было всколыхнуть что-то тревожное в тёмных закоулках улицы, растворилась в умиротворяющем шуме дождя, так и не запустив свои озлобленные острые иглы в тёплую уютную заводь за оконным стеклом.

Speaking In Tongues Лавка Языков

Сергей Власов

КРАСАВЕЦ «PATROL»

Speaking In Tongues
Лавка Языков