Speaking In Tongues
Лавка Языков
999
* * *
Нет во мне Бога
Скоро умирать
Я стар и слаб
Я знаю что умру
(Я молод и горяч —
Что изменилось?)
И неужели
В этом божья милость,
Что смерти нет?
Я знаю, что умру
Блажен
Кто ищет двери
Я любил
Желанную из женщин
Я не верил
Я просто губы в губы брал
И пил
Влагал и пил
И пел
Но время… время…
Святые каются
Глупцы мечтают вспять:
«Остановись мгновенье,
Ты прекрасно»
Нет во мне бога
Скоро умирать
Так скоро, что сейчас
И ежечасно.
* * *
…встречный поезд промчался мимо,
пустой и светлый – по своим делам…
связалось с укором… какие-то дали
уже недоступные нам…
Старик (очки-хамельоны) напротив
Маленькую библию из кармана достал
Дама приятная и молодая вроде
Силится спать… я не вижу глаза…
Бритый тип в черном играет ключами
Озирается по сторонам;
Ухмыляясь, поводит плечами
Что-то бормочет… По глазам
Нельзя прочесть ни того, ни другого…
Чего нам здесь нужно… Пойди-пойми
Какой жребий кому уготован…
Старик закрыл библию. Всем выходить.
Конечная.
* * *
Что-то будет
Какие-то люди
Будут жить в нашей комнате
Как в своей
И если отчаявшись
В один из дней
Зайти и спросить:
Вы не знаете случайно
Таких-то таких-то?
Услышишь весьма очевидно:
Вы знаете, нет.
Ответ
Был вполне предсказуем,
Но ты растерян.
Хозяин,
Решив, что ты пьян
Или странно рассеян,
Хмыкнув свысока
(наивный глупец)
Захлопнет дверь.
И все.
Конец.
За пару минут
Пока шел разговор,
Ты заметишь сквозь щель,
Как вор,
Что обои уже не те,
Сняли старый ковер,
И звезда в окно
Уже больше не светит.
Постоишь, закурив
(дым, закручивая, уносит ветер)
И пойдешь:
Старикашкой шор-шор…
Заглянув исподлобья
В щель задернутых штор.
* * *
Любовь… любовь безумная, ночная,
Взахлеб, без края,
Когда лишь только «два» —
Воспринималось целым,
Одной душой и телом –
Только «два»…
И вот — спокойствие, уверенность друг в друге,
Совместное решение проблем,
И тяжесть… где-то там, на верхотуре,
И безысходность… Груз тяжел и нем.
Восьмое Марта
Восьмое марта
Последнее в тысячелетье
Пора поп-арта
Блестки мишура
Массовка слякоть
Сутолока душ
Взалкавших
У ближайшего ларька
Идут с коробками
(Тортами, тортами?)
Идут с букетами
Идут… идут…
А кровь торопятся
Гудит аортами:
Остыли – любят?
Забыли – ждут?
Идут – веселые,
Идут – красивые,
Идут – счастливые,
Как дождь, как снег…
И все им…
……………….
………………..
Как с гуся вода
Две тысячи лет.
Две тысячи лет
Она танцует
Это танец огня и крови
Цена за который – душа
Их головы – с ней
У бедра
Висят покоренные скальпы
Оскалившись –
Дикие куклы –
Взлетают
Впиваясь в пальцы –
Иоанн,
Тот, который Креститель
И другой – Валентин –
Блаженны
Одним касанием пальцев
Ее пальцев
Ласкающих бритвой
Ее пальцев
Нежных как иглы
Ее пальцев
Дурманящих смертью
Ее волосы как змеи
Ее глаза как бездонная пропасть
Ее груди божественны
Ее губы безбожны
Сосцы напряжены
Аромат ее лона
Сводит с ума
Я смеюсь и рыдаю
Я визжу и рычу
Я весь в крови
(Чужой и своей)
Я – ее
Я – в ней
Я впиваюсь
Вгрызаюсь
Врываюсь
Я взрываюсь
Горю
Я люблю
Я люблю
слякоть
тихо падает снег
плюются машины
стучат по стеклу капли
стучат по асфальту каблуки
обреченно
уныло
устало…
И среди них – Она
Та, которую я люблю.
Та, которая танцевала
Танец огня и крови
Любовь
Вот он бог –
Навис, касаясь
Сталью языка
Вот он бог –
На оголенном
Проводе соска
Вот он бог –
Трясется, бьется
Токами любви,
Предвкушая как вопьется
В ранку изнутри
Ржавый гвоздь….
Хрипя, роняю
Голову на грудь.
Он глядит, как я кончаю-сь…
Вот и вся любовь.
Метаморфозы
Читатель ждет пикантной прозы,
Но, чу, мой друг, остерегись!
Нет в Камасутре этой позы.
Поверь, пленительную высь
Нельзя вспороть два раза первым
Не напоровшись на инцест…
Не лезь туда… не порти нервы,
И хряк не выдаст, бог не съест,
А связь времен не распадется…
Нет связи, да? Но время есть!
Ей ненавистны эти «ласки»…
Она уходит… Платья клок
Чулки до пят в грязи подвязки
Дрожат коленки потолок
Дрожит Земля… Ошметки истин
Как штукатурка, как песок
Она в крови как в красной краске….
А я не с ней… не одинок…
А я ни весел, ни печален,
А я ни низок, ни высок…
Прощайте, розовые дали,
Накрылся жопой теремок!
* * *
Когда все кончится
И память о любви
Взойдет в пыли бумажными цветами,
Последними,
Которые не мы,
А нам
Нарвут холодными руками
Сплетут венки
И пустят по реке,
Туда, откуда, помнишь, - налегке…
И я в твоей, а ты в моей руке…
И вот – река.
И с пыльных берегов
Отпущены обратно без грехов,
Чтоб слить пунктиры ложного пути,
Мы… В ту же воду дважды…
* * *
Осенью
Можно быть только бомжом,
Быть этим «без…»,
Оживить этот прочерк,
Плюнуть на все, и полезть на рожон,
Против судьбы с перочинным ножом,
Чтобы запомнила почерк.
С осенью
Можно быть только вдвоем,
Осень, она не щадит одиночек…
Вместе мы пьяные песни поем,
Вместе буяним полночи…
А дни все темней и короче.
Как сны с нехорошим концом
-Ец, -ец, -ец.
Цвет моих надежд…
цвет цвет цвет
свят свят свят
белый белый снег
в белый свет, как в копейку –
живу
черный черный кот
догоняет –
след в след,
я спускаюсь с крыши
(тише мыши)
подо мной –
велосипед
какого я цвета,
если я –
это я
(свинья
в апельсинах
черт голову сломит
темно)
с какого я света,
какого я ..я, вообще?
какого я племени-роду,
что в воду без броду
не зная
юнцом безбородым
полез?
подлец я
подлец я, под лецья, подлецья, подлец…
пиздец мне…
пиздецмне… пиз децмне… пиз-дец…
шагаю бескрылым птенцом
из гнезда в никуда,
куда, куд-куда,
куд-куда, облади-облада
о, если б тобой обладал я…
о, если б тогда…
о, бля-дью ка-кой ты бы-ла…
обла-ди-обла-да…
о бля о бляде обледе
я обле- я -денел,
я обледенец,
мой конец
цвета крови в моче
я думал –
певец
я - певец, япи-вец…
цвет надежды моей…
цвет-вец,
нет, цве-дец,
нет, цве-здец,
нец, ве-здец,
-ец, -ец, -ец…
* * *
Есть что-то в этом всем,
Какая-то отрада:
Открыты небеса,
В исподнем старый лес…
Прощаясь, закурить
И ничего не надо,
Ни слова,
Ни души,
Ни музыки окрест.
Лишь где-то далеко,
За остовом погоста
Невидимый для глаз,
Но слышимый до слез
Высоко-высоко,
Но как-то очень просто
Проплыл бы тихий звон…
И пепел до небес.
* * *
…когда весна, захлебываясь солнцем,
прыщавым авитаминозом
детей и взрослых щедро награждая,
в окошко незапахнутое хлынет,
я буду далеко,
и мое имя,
давно истлевшее на дне житейской фляги,
вдруг выплывет крикливом псевдонимом
пройдохи, скандалиста и бродяги.
* * *
Когда все кончится,
И выйдя босиком
На улицу,
Не вспомнишь ни о ком,
Никем уже по сути не являясь,
Из множества имеющихся форм
Избрав отсутствие
Единственно возможной –
Поймешь,
Что было суетным и ложным
Желание все знать наверняка.
Таков исход.
Никто не обретет
В конечном знанье вечного покоя,
Теряя за последний переход
Земную память радости и горя.
* * *
…еще я долго буду лить слова,
пока рука в дырявость рукава
проходит,
пока с ручки льются строчки…
А после сразу вдруг рассохнусь,
рассыплюсь, схлыну по весне,
оставив разве для порядку
свой alter-ego в рукаве.
* * *
Дурея,
Прет напропалую,
Как захмелевший воробей,
Слепое солнце,
Сквозь деревья,
Сквозь чащу черных тополей,
Стволов, ветвей не замечая,
Дробясь на тыщу ручейков,
Не зная ни чуры, ни края,
Ни занавесок, ни досок!
Тополя
Дождались –
страшные, корявые, кривые,
шершавые, ободранные,
мы
домерзли,
домытарились,
добыли,
дожили
до пришествия весны.
* * *
Тятя, тятя, наши сети
притащили мертвеца.
А.С.Пушкин
Когда я узнаю, что вы утопились,
И труп ваш ненужный нашли на лимане –
Разбухший, смердящий, изъеденный слизью –
Сначала, наверное, я разрыдаюсь
Как бойкий барчук над убившейся птичкой…
Но после, вглядевшись в пустые глазницы
Как в жерла огнем изможденных вулканов,
Где толстым опарышем смерть копошится,
Пойму, вспоминая безумия наши,
Что смерть лишь бессмертное делает краше.
* * *
Двое залезли на крышу
И каждый залез за своим –
Один хотел сброситься вниз,
Другой – посмотреть на звезды
Один не мешал другому
(А именно первый второму),
Но второй, безусловно, был лишним
Для первого (того, что прыгал)
(Почему-то прощаться с жизнью
Не так-то просто на людях)
И первый был агрессивен,
Второй – примирительно мягок…
Когда они закурили,
Почав из горла бутылку
(Бутылкой запасся первый),
Закусив бутербродом второго –
На крышу поднялся третий.
Третьего звали Карлссон,
Который живет на крыше.
Когда же пустая бутылка
Скатилась по гулкой жести,
Карлссон, скупо простившись,
Вспорхнул, матерясь вдохновенно,
Второй пошел отсыпаться
(звезд стало вдвое больше)
А первый… Достал вторую
Бутылку со дна кармана.
Когда же вторая пустая
Бутылка скатилась по жести
На крыше показался бомж,
Решив оприходовать тару.
Осторожно добравшись до края
Он, аккуратно и тихо
Сложил бутылки в авоську
И, вновь аккуратно и тихо,
У первого, спящего мирно,
Стащил, негодяй, ботинки.
И скрылся, никем не замечен.
Первый, проснувшись, отметил
Отсутствие новых ботинок,
Бутылок с горючим и главное –
Желанья куда-либо прыгать.
Смешно косолапя добрался
До узких чердачных ступеней,
Не зная, что бомж напоследок
На них помочился, осклизя.
Дрожа с бодуна, оскользнулся
И, стукнувшись больно затылком,
Затих, пораскинув мозгами.
И первого звали Гастелло,
Второго – Галилей Галилео.
И только лишь Карлссон беспечный
Парил в небесах дерзновенно.
А бомж – тот вообще оказался
Кащеем Бесмертным, скотина.
И носит чужие ботинки,
И ссыт, педераст, где попало.
* * *
Помойки,
Попойки,
Скрипучие койки –
Раздетое тело весны…
Сны
Восставших из мертвых:
Тополя -
Костлявые нищие,
Прокаженные,
Обожженные холодами;
Ветхие старики,
Ползущие как мудрые черепахи
По днищу застывшей реки;
Безобразные полусвиньи-полусобаки,
Смердящие по проталинам
Песьей свалявшейся шерстью,
И жирным засаленным взором
Ебущие дев –
Безмозглых Офелий,
Несущих их мутные воды…
Раздетое тело весны:
Кораблики первых романтиков
В сточных канавах,
Набухшая жирная почва,
Земля
Как бесстыдная блядь
Разверзлась спросонья,
чтоб чавкать и хлюпать,
Кончая…
И слякоть, и слизь материнского чрева
На детских ногах…
Смерзается небо.
Раздетое тело весны
Покроется коркой,
Цветущее юное тело…
И что ей за дело,
Что ночь –
Только страшные сны,
И солнце, очнувшись,
Поманит в иные пределы…
День прожит, использован, выжат,
И тело весны –
Как спитая губка,
Как старая тряпка,
Как шлюха …
Ненужная вещь…
Надоевшая за ночь любовь…
И новую жрицу
Уже
Снаряжает рассвет.
* * *
устал
все послал
сел в угол
курю
угорь дыма
уползает в окно
оно открыто
все по хуй
но вставать не охота
лень
так и живу
стихи
на самом деле
я устал, иду под дождем без зонта, непромокаемый, непроницаемый, нея
хочу
курить хочу пропитаться дождем хочу стать деревом хочу травой
хочу себя обратно который умеет видеть умеет дышать слышать и жить
жизнью травы жизнью листвы жизнью детей — жизнью!
минутой мгновением вздохом
но по хуй
мне
все мне
по
хуй
* * *
Есть что-то в этом всем,
Какая-то отрада:
Открыты небеса,
В исподнем старый лес,
Качнулся и… взлетел,
И все! Всего-то надо:
Стряхнуть кресты стволов —
И ввысь, теряя вес!
И где-то далеко,
За остовом погоста –
Невидима для глаз,
Но слышима до слез
Уже плывет душа,
И так легко, так просто…
Как парус над водой,
Как поезд под откос!
* * *
Ритм – рван
В голове – хлам:
График Продаж за декабрь
вы знаете, что это такое,
вы,
именно вы,
ты,
знаешь ли ты, мудозвон
что это значит –
График Продаж.
За декабрь.
О, простите же мне
Мою резкость!
Я?
Нет.
Просто так.
Ерунда.
Да, конечно.
Накопилось, блин, за день.
О, простите же!
Я вам часом не помешал
Думать о вечном
Лицезреть неземное сиянье
И служить каждым вздохом
Неведомым высям,
На которые влезть…
О, простите, простите!
Я?
Нет!
Очень добрый.
Очень ласковый, нежный и любящий —
сын, муж, отец —
по желанию выбрать из списка
и вставить в окошко –
море, солнце… и пляжный фотограф
зафиксирует нас всей семьей:
улыбаемся, щурясь на солнце
дочь на ослике,
ты с обезьянкой,
я… нет,
не писал,
не звонил,
и не думал.
Я даже не думал о вас.
Нас
Разделяет грядой
Неприступный
График Продаж
за декабрь,
за январь,
за февраль…
Здравствуйте, мама!
Вчера я вам написал по e-mail-у
Отксерил, отфаксил, локальную копию снял…
И шлю вам с приветом
(и жду-недождуся ответа)
График Продаж
за декабрь,
за январь,
за февраль…
Что же за всем этим следует?
нытик, слюнтяй,
плакса-вакса,
ничтожная тряпка,
гнилушка,
говняжка…
что мешало тебе, горлопан,
наплевать на него!
наплевать,
нахаркать
нарыгать,
наблевать,
насморкаться!
насморкаться, да, да,
обоссать ядовитой струей
и потом заморозить
как тяпку у шавки
и палкой!
Допустим, что скажет
так кто-то,
найдется.
может быть, папа
приедет,
а может…
короче, пусть так.
Что возражу?
Что возражу ему?
Чем оправдаюсь?
ты знаешь…
ну, ты…
Ты!
Именно ты!
Что это значит:
График Продаж
за декабрь…
за январь…
за февраль…
999
Вот
Новый Год
В пути…
Ему уж не сойти –
Не пустят рельсы,
А нам не отойти,
Да и не надо…
Как пьяный почтальон
На старом велисе,
Включив автопилот,
Рулю к детсаду,
Где утренник,
И я,
Да нет же – сын
(Как все запутано)
Попросит Дед Мороза:
— А знаешь, подари мне…
Сто машин?
Полсотни танков?
Тыщу паровозов?
А я?
Что попросил бы я,
Когда б не знал,
Что деду с сизым носом,
Нажравшемуся после как свинья
Плевать на наши просьбы и вопросы?
Когда не знал и верил:
— Дед Мороз,.. –
(Халявщик с бородой из грязной ваты)
Я попросил, а он и впрямь принес
Три апельсина… старец шельмоватый
И вот, как с бодуна – разинув рот
И простерев трясущиеся длани
Я жажду чуда… зная, идиот,
Что даже пива даром не бывает,
А мой отец, да нет, конечно, сын
(Как все запутано) тем временем решает:
— А знаешь, подари мне… ап-п-б-брикос!
И челюсть чудотворца отвисает.
* * *
Когда все кончится
И сторож-ветеран
Запрет нас в лифте,
Спрятав ключ в карман,
Склеротик, навсегда забыв, в который
Из множества дырявых и пустых,
Набитых мелочью,
Обрывками бумаги
С чужими телефонами и проч.
Никто уже не сможет
Нам помочь
И – вечный маятник –
Паденье и подъем.
А смерти нет,
Есть только мы
Вдвоем.
Поцелуй Осени
ленивая парящая поволока
паутинка красавица спящая
бабочка девочка куколка
облако облако облако
вчерашней любви
заплаканный голос
выцветший волос
зрачка игольное ушко
касание незнакомки искусной
паутины невидимой ласка
кружиться кружиться кружиться
наматывать осени кокон
веретена усыпляющий лепет
колеса блескучие спицы
укрыться укрыться укрыться
с изнанки сквозь бархатку листьев
смотреть запрокинувшись в небо
сквозь бархатку листьев сквозь небо
смотреть запрокинуто в лица
родиться родиться родиться
спеленут окуклен облеплен
веретена истончившейся нитью
времени невидимой паутиной
куколка бабочка облако
поцелуй осени
деревья не спят
листопад
еще впереди
они притаились не дышат
и слушают… что они слышат?
шаркает об асфальт лист
стрекочет в траве сверчок
гудит вдалеке электричка
привычка
жить
неистребима
где-то во Фрязино
на рельсы бросится Анна
(по статистике
количество самоубийств
возрастает к осени)
и я неустанно
вспоминаю одну девушку
шестнадцати лет
она утонула
ее портрет
хранит водяная лилия
плакучая роняет листву ива
ее ждет Бразилия…
листья плывут
обласканы
дыханием медленных струй
не это ли поцелуй
осени?
Дворничиха с метлой
(в дворницкой дожидается ступа.
Ночью она свистит сквозь выбитый зуб
и начинается заваруха,
свистопляска оборванных листьев).
Цыгане едят арбуз,
вычищая руками до корки
кровавое чрево.
Конечная остановка трамвая,
как прозрачные тельца медуз
прибивает приливом к забору
пропавшие листья;
березовый шаркает веник
царапая между корней
вычищая, как лапы рептилий
пупырчатых, корни
(присосались к земле
истончается вязь хлорофилла
кричащий пигмент
боевая раскраска
на шкурках испуганных листьев)
знак опасности – шаркают ящерки
в колких прутках,
расставаясь с хвостами,
знак опасности –
полный лохмотьями
мусорный бак,
знак опасности –
знать и не верить:
устроено так.
Деревянные спины рептилий
гудят на ветру,
свистопляска окончена –
содрана старая кожа,
и летят косяки
освежеванных голеньких душ
как царевны-лягушки
на свист Одинокой Беззубой.
Полосатые шкурки арбузов
лежат на земле,
за трамвайным стеклом
гомонит многочисленный табор…
* * *
rain, rain, ta-da, da-da, da-da…
что еще надо…
если можно без слов…
ta-da, da-da, da-da…
на краю райского сада,
в уголочке Эдема…
any problems? – у вас проблема?
ta-da, da-da, da-da…
Когда-то давно,
По окончании школы
С нулевой отметкой,
Я был премирован волей,
Но заблудился. Попал в засаду –
Стихи о смерти, бумага в клетку…
da-da, в клетку…
ta-da, da-da, da-da…
так, пустяки,
какие-то диалоги
превратившегося в объедки
с оставшимся жить…
Но хватит лить
Воду…
В канун Конца Света
Каждая капля дождя
Грозит смыть нас в Лету…
…И дикие бурые воды пошли напролом,
Вставая до неба, сметая, взрывая, вздымая,
Ревя разъяренным циклопом, круша позвонки
Дрожащих покинутых зданий…
И смыло нас всех…
И смыло нас всех в Миссисипи, и пойму Великой Реки
Еще сорок дней сотрясали зловонные громы –
То лопались вспухшими жабами наши тела,
Салютом прогнивших кишок небеса оскверняя…
И долго в лесах, как в трупарнях, цвели мертвецы
Бескровные губы в засос слизняков целовали,
И руки безвольные жирных ласкали червей,
Укрывшись ковром копошащихся мерзостных тварей…
И смыло нас всех в Миссисипи, и крыса по имени Хой ,
В плавучем гробу затаясь, неустанно плодился…
И выпустив птицу на волю в положенный час,
Он сам за ней выполз на берег, и тысячи крыс
По смрадным лесам разбежались, и тысячу дней,
И тысячу страшных ночей этот пир продолжался
Чумной, омерзительный Пир Пожирающих Падаль…
И лет было Хою шестьсот шестьдесят и не полные шесть,
Как дети его отпустили грехи детям праха…
Я слушаю дождь…
Я могу в нем услышать иное,
Чем хруст челюстей
Избежавшей крушения крысы…
Я слышу твой голос,
Он чист, он не знает ни слова,
Он плавает в дельте реки,
Он знакомится с утром,
Он тушит шипящие угли,
Шуршит камышом,
Он утлую гонит ладью,
Надувая мой парус…
Он все, чем мы счастливы были…
Я слушаю дождь…
Когда он впервые пошел,
Ты внезапно умолкла
И долго молчала,
Пока на дрожащих губах,
Запретным цветком
Распускалось то первое слово…
То первое слово, рожденное песней дождя,
В которой Любовь вдруг услышала Время… со скорбью утраты,
тоской, осознаньем абсурдности, крахом надежд,
с печальною мудростью старости, смертью и снами…
Я слушаю дождь…
То же будет и с нами…
Я слушаю дождь…
da-da-da,
da-da-da,
da-da…
Да.
* * *
Вчера был дождь.
Курортный городок
Едва не смыло в море непогодой.
Ты отдыхающий –
ты, шаркая, идешь
вдоль берега по кромке жизнесвода:
Ты так традиционен, что тошнит
от знания ближайшей перспективы,
примерно так:
Ты морем вдохновленный,
присел на кем-то брошенный лежак,
бумага, карандаш – и ты пролился,
в привычных оборотах и размерах
транслируя неведомый сигнал…
Откинулся… взъерошил… закурил,
затягиваясь жадно, точно травкой…
косые взгляды… хмыканье… смешки…
А ты… ты счастлив
глупой тихой сапой.
Вчера был дождь.
Убогий твой шалаш
едва не смыло в море непогодой.
Ты робинзоном спасшимся сидишь
и смотришь в море долго и упорно.
Ты – дикоотдыхающий поэт,
ты нетрадиционен до икоты,
и все что умиляет пошлый свет
в тебе рождает только приступ рвоты.
Ты бросил все, бежав на край земли,
и вот поймал за жабры вдохновенье:
ты что-то чертишь, вмиг вооружась —
искать… искать… бутылочным осколком! —
мурлычешь про себя какой-то джаз,
и вдруг, весь ощетинясь, смотришь волком;
ты что-то ищешь в воздухе вокруг,
ты носишься неистовый и страшный,
то, вдруг напрягшись, ловишь каждый звук —
(и слышно, как мурашки под рубашкой)…
скелет, каркас… осколком на песке…
обрывки рифм намеки пульсы ритма…
вскочил в восторге, плюхнулся в тоске…
то чинно, нараспев, то бегло, слитно…
ты весь дрожишь, того гляди взлетишь,
ревешь белугой, ухаешь совою,
ты с богом напрямую говоришь,
а с боку – так поехал головою!
Ты – волны, ветер, тучи, плечи круч,
безумец, разгадавший тайну мира,
к поэзии небес нашедший ключ!..
понять который сам с утра не в силах…
Но ты – ты счастлив
глупой тихой сапой.
* * *
…И завернувшись в плащ стихов
Забыл он счет людских грехов.
Иной, он плакал об ином…
Он рвал листы, и глупый Ной,
Пакуя в них шмотье и снедь,
Твердил одно: «Не умереть!!!»
Корабль глупцов…
Бесценным грузом
Набив прожорливое пузо
Плывет сквозь ночь и океан…
Из трюма в трюм бредет пацан –
Нет провожатых у слепца –
Один, на ощупь… в глубь ларца
Он прячет мятые листы
(Отец, отец, как терпишь ты!
Скотом, не знающим вины
Слова твои осквернены!)
Что он нашел в них, дуралей –
Нет у слепца поводырей…
Корабль плывет…
Сквозь океан
Какой ведет его шаман?
Корабль глупцов в пучине снов
Без ветра, весел и гребцов
Какою волею гоним?
Прощаясь,
Мы всегда молчим
О самом главном…
Только смех…
Постигший все,
Простивший всех,
Он так прощался…
Тихий смех
Глубины моря сотрясал…
Всего лишился, все отдал…
Соленый смех
Морских глубин…
Слез больше нет – и он один,
Слов больше нет – он не творец…
Мой бедный старенький…
Конец.
* * *
Белеет чайник одинокий
На замусоленной плите
И таракан голубоокий
Грустит о розовой звезде.
Он замечтался, он не слышит,
Как подо мной скрипит паркет…
И вот упал, и вот не дышит.
Жизнь коротка, и счастья нет.