В спальне на четвертом этаже отеля «Гельф» на Пикадилли, достопочтенный
Фредерик Трипвуд сидел в постели, подтянув колени к подбородку, и пялился
на зарождающийся день взглядом, полным душевной муки. Мозгов у него было
немного, но те, что имелись -- страдали.
Он вспомнил. Так оно в жизни всегда -- просыпаешься и чувствуешь себя
бодрым, как бобик; смотришь на солнце за окном и благодаришь Небеса за
прекрасный день; начинаешь планировать совершенно потрясающий ланч с парочкой
ребят, встреченных накануне в Национальном Спортивном Клубе; и тут вспоминаешь.
-- О, черт! - сказал достопочтенный Фредди. И добавил после недолгой
паузы: -- А я чувствовал себя таким чертовски счастливым!
Несколько минут он пребывал в печальной медитации; потом снял телефонную
трубку и назвал номер.
-- Алло!
-- Алло! -- ответил ему глубокий голос на другом конце провода.
-- О, о! Это ты, Дики?
-- Кто говорит?
-- Это Фредди Трипвуд. Это самое, Дики, старик, мне надо с тобой встретиться
по дьявольски важному делу. Можно зайти к двенадцати?
-- Конечно. А в чем дело?
-- По телефону не обьяснишь; но это дико серьезно.
-- Очень хорошо. Кстати, Фредди, с помолвкой тебя.
-- Спасибо, старик; большое спасибо и всё такое -- но ты правда не
забудешь, в двенадцать, да? Пока!
Он быстро положил трубку на место и вскочил с постели, поскольку услышал,
как поворачивается дверная ручка. Когда дверь открылась, он в точности
изображал молодого человека, не теряя времени приступившего к утреннему
туалету.
Вошел немолодой, узколицый, лысый, приятно беззаботный человек. Он
взглянул на достопочтенного Фредди с некоторой неприязнью.
-- Ты только что встал, Фредерик?
-- Привет, пап. Доброе утро. Буду готов в два счета.
-- Следовало подняться еще два часа назад. Великолепный день.
-- Буквально минуту, пап. Заскочу вот только в душ и натяну пару одежек.
Фредди скрылся в ванной. Его отец уселся на стул, свел вместе кончики
пальцев обеих рук и оставался неподвижен в этой позе, весь -- неодобрение
и скрытое раздражение.
Как и многие отцы на определенном этапе жизненного пути, лорд Эмсворт
мучился проблемой, представляющей собой единственную (за исключением мистера
Ллойд-Джорджа (1)) ложку дегтя в бочке меда
английской аристократии: проблемой младшего сына.
Не будем скрывать прискорбного факта -- в аристократических семьях
Великобритании младшие сыновья не бог весть как хороши.
Помимо своей бытности младшим сыном -- и, соответственно, неприятностью
по определению -- достопочтенный Фредди всегда раздражал своего отца множеством
способов. Лорд Эмсворт был устроен так, что ничто на свете -- будь то человек
или вещь -- не могло его побеспокоить всерьез; но Фредди удавалось приблизиться
к этому, как никому другому на свете. Непрерывная, постоянная череда его
нервирующих поступков действовала на безмятежного пэра, как капли воды
на камень. Отдельный акт нервирования не смог бы поколебать его спокойствия;
но с самого момента поступления в Итон Фредди буквально взрывал бомбы прямо
перед носом своего отца.
Фредди был исключен из Итона за ночные скитания по Виндзору с приклеенными
под носом фальшивыми усами. Его выставили из Оксфорда за обливание замдекана
своего колледжа чернилами из окна третьего этажа. Он провел два года у
дорогого лондонского репетитора, но завалил вступительный экзамен в офицерскую
школу. Он также собрал практически рекордную сумму долгов на бегах, не
говоря уже о такой подозрительной компании дружков (так или иначе связанных
с бегами), какую молодой человек его возраста вообще вряд ли мог ухитриться
собрать.
Такое выводит из себя даже самых безмятежных родителей; наконец и лорд
Эмсворт принял решение. Это был единственный случай в его жизни, когда
он руководствовался решением, поэтому лорд принялся за дело с энергией,
накопившейся в нем за долгие годы. Он прекратил выплачивать сыну содержание,
заставил его вернуться домой, в замок Бландинг, и стерег его в замке так
неослабно, что до вчерашнего совместного приезда отца и сына в Лондон дневным
поездом, Фредди не видел столицы почти год.
Возможно, именно сознание того, что он снова пребывает в любимой метрополии,
заставило Фредди позабыть точившую его сердце тайную муку и разразиться
неблагозвучным пением. Он одновременно разбрасывал брызги и пускал трели.
Недовольство лорда Эмсворта усилилось, и он начал раздраженно постукивать
кончиками пальцев друг о друга. Но тут его лоб разгладился, и довольная
улыбка разлилась по лицу. Он тоже вспомнил.
А вспомнил лорд Эмсворт вот что: в прошлом году, глубокой осенью, соседнее
с Бландингом имение было снято американцем по имени «мистер Питерс». У
это человека было много миллионов, хроническая диспепсия и прелестная дочь,
Алина. Фредди и Алину познакомили, и всего несколько дней назад объявили
их помолвка. Для лорда Эмсворта это означало, что единственный изъян в
этом лучшем из миров устранен.
Да, он был рад, что Фредди оказался помолвлен с Алиной Питерс. Ему
нравилась Алина. Ему нравился мистер Питерс. Он испытывал такое облегчение,
что обнаружил в себе чуть ли не симпатию к Фредди, как раз выскочившему
из ванной в розовом банном халате и обнаружившему, что отцовский гнев иссяк
и что папаша, так сказать, опять пребывает в мире с миром.
Так или иначе, Фредди не стал тратить слишком много времени на одевание.
Пристутствие отца всегда действовало на него болезненно, и сейчас он мечтал
оказаться как можно дальше отсюда, причем -- как можно скорее. Он так энергично
впрыгнул в брюки, что чуть не упал, запутавшись в штанине. Пока Фредди
пытался освободиться, он припомнил кое-что еще.
-- Кстати, пап, я тут встретил вечером одного старого приятеля и пригласил
его приехать в Бландинг на неделе. Это ничего? Его зовут Эмерсон, он американец.
Он говорит, что хорошо знает Алину -- вроде как еще с детства.
-- Не припомню, чтобы у тебя был друг по имени Эмерсон.
-- Честно говоря, я с ним только вчера познакомился. Но это ничего,
он хороший парень и все такое.
Лорд Эмсворт был настроен слишком благожелательно, чтобы выразить протест,
каковой наверняка выразил бы в менее солнечном настроении.
-- Конечно, пусть приезжает, если хочет.
-- Спасибо, пап.
Фредди завершил свой туалет.
-- У тебя есть планы на утро, пап? Я подумывал перекусить чем-нибудь
и потом побродить там и сям. Ты уже завтракал?
-- Два часа назад. Я надеюсь, что среди всех твоих брожений ты найдешь
время позвонить Питерсам и съездить повидать Алину. Я сам отправлюсь туда
сразу после ланча. Мистер Питерс хотел показать мне свою коллекицию...
э... кажется, он назвал это «скарабеями».
-- Хорошо-хорошо, заскочу, не беспокойся! В крайнем случае, позвоню
старикану и передам приветик. Все, я, пожалуй, буду двигаться в направлении
перекуса... -- а?
В голове лорда Эмсворта вознико сразу несколько замечаний по поводу
последнего монолога. В первую очередь, он не одобрял манеры Фредди называть
одного из королей американской торговли «стариканом». Во-вторых, поведение
сына не казалось ему идеальным поведением молодого человека по отношению
к нареченной невесте. Здесь как будто недоставало тепла. С другой стороны,
подумал лорд, может быть, в этом еще раз проявляется дух современности;
в любом случае, беспокоиться не стоило, поэтому лорд воздержался от критики.
Что же до Фредди, то он навел блеск на башмаки шелковым платочком,
платочек аккуратно спрятал в руках и спустился вместе с отцом в центральный
холл отеля. Здесь они расстались -- Фредди направился перекусывать, лорд
-- убивать время до ланча, слоняясь по улицам. Лондон всегда был испытанием
для графа Эмсвортского. Его сердце принадлежало деревне; городу было нечего
предложить лорду.
* * *
На одном из этажей одного из зданий по одной из улиц, круто спускающихся
от Стрэнда к набережной Темзы, находится дверь, которой совсем не повредила
бы пара мазков краски. На ней красуется, возможно, самая скромная в Лондоне
надпись из всех надписей подобного рода. На пыльном матовом стекле здесь
проступают слова:
«Р. ДЖОНС»
И ничего больше. Простота надписи поражает. Глядя на эту надпись, вы
задаетесь вопросом -- если у вас есть время задаваться подобными вопросами,
-- кем бы мог быть этот Джонс и какие дела он мог бы вести при такой сдержанности
характера.
Честно говоря, все эти вопросы уже мелькали в полных подозрения умах
сотрудников Скотланд-Ярда, некоторое время немало интересовавшихся Р. Джонсом.
Однако кроме того, что этот человек скупал и продавал антиквариат, подрабатывал
букмекером в сезон скачек и давал деньги в рост, Скотланд-Ярд не смог ничего
узнать об этом человеке и перестал о нем думать вообще.
По теории, дарованной миру Уильямом Шекспиром и гласящей, что опасны
люди тощие, с холодным блеском в глазах, тогда как «тучные, прилизанные
и крепко спящие ночью» безобидны, Р.Джонс был бы должен пребывать вне подозрений
(2). Он был бесспорно самым толстым человеком в центрально-восточном
Лондоне. Он был человек-шар, он хрипел, когда поднимался по лестнице (что
происходило нечасто), и дрожал, как желе, если бестактному приятелю доводилось
неожиданно похлопать его по плечу с целью привлечь к себе внимание. Последнее,
впрочем, случалось еще реже, поскольку в окружении Р.Джонса неожиданное
похлопывание по плечу считалось худшей из всех возможных форм нарушения
этикета. По мнению этого окружения, такие вещи стоит оставить на долю тех,
кому за них платит государство.
Р. Джонсу было около пятидесяти. Седоволосый, с лицом розовато-лилового
оттенка, в кругу друзей он был жизнерадостен, а с некоторыми случайными
знакомыми -- даже чересчур. Завистливые друзья даже подсчитали, что жизнерадостность
Джонса с некоторыми случайными знакомыми -- особенно с молодыми людьми,
обладающими большим кошельком и маленьким мозгом, -- приносила ему сотни
фунтов в год. В его уютной внешности и жизнерадостной манере общения было
нечто, привлекавшее определенный тип молодых людей. На его счастье, этот
тип молодых людей был особенно привлекателен с финансовой точки зрения.
Фредди Трипвуд попал под обаяние Джонса в период своего короткого,
но насыщенного пребывания в Лондоне. Первая их встреча произошла в Дерби,
и с тех пор Р.Джонс укрепился в сознании Фредди как ментор, философ и друг
-- равно как и в сознании столь многих молодых людей той же породы.
Вот почему ровно в полдень этого весеннего дня Фредди постучал тросточкой
в грязную стекляную дверь Р. Джонса и выказал такое удовлетворение и облегчение,
когда эту самую дверь открыл хозяин собственной персоной.
-- Ну, ну, ну, -- игриво произнес Р. Джонс. -- Кто это тут у нас? Не
кто иной, как очаровательный будущий жених!
Р. Джонс, как и лорд Эмсворт, был очень рад тому, что Фредди скоро
женится на девушке с целой кучей денег. Перекрытие крана, из которого текло
денежное содержание Фредди, нанесло ему тяжелый удар. Конечно, у него были
и другие источники заработка; но немного среди них существовало столь надежных
и легких, как Фредди в период своего благоденствия.
-- Блудный сын, ей-богу! Возвращается в лоно церкви, измученный долгими
странствиями! Сколько лет, сколько зим, Фредди! Старый папаша встал на
дыбы и закрутил кран, а? Стыд и позор! Ну, после помолвки хоть полегче
стало, нет?
Фредди сел и печально пожевал набалдашник тросточки.
-- Честно говоря, Дики, старик, -- сказал он, -- не настолько, понимаешь,
чтобы заметно! Все во многом по-прежнему. Мне удалось смыться из на один
вечер из Бландинга -- папаше надо было в Лондон, но трехчасовым поездом
я должен уехать с ним обратно. А по поводу денег -- я не могу вытащить
из него ни соверенчика. По правде сказать, я в чертовской яме. Именно потому
и пришел.
Даже толстым, жизнерадостным людям случается пасть духом. Лицо Р. Джонса
затуманилось, и изо рта начали выскакивать прерывистые фразы о трудных
временах и падениях биржи. Скотланд-Ярду удалось установить, что Джонс
время от времени дает деньги в долг; но он никогда не дает в долг молодым
людям в такой неблагоприятной ситуации, как у Фредди.
-- Нет-нет, я не прошу одалживать, -- бросился объяснять Фредди, --
дело не в этом. Честно говоря, я сегодня утром умудрился собрать пять сотен,
этого, вроде, должно хватить.
-- Зависит от того, что ты хочешь приобрести, -- сказал Р. Джонс, вновь
становясь любезным, как по волшебству.
В его голове не в первый раз возникла мысль о том, что мир полон легкой
добычи. Он был бы рад познакомиться с опрометчивым процентщиком, ссудившим
достопочтенного Фредди пятью сотнями фунтов. Такие филантропы на земле
не валяются.
Фредди полез в карман, достал портсигар и извлек из него газетную вырезку.
-- Ты читал в газетах о бедняге Перси? Судебное разбирательство, все
такое?
-- Перси?
-- Ну, Лорд Стокхит?
-- О, дело о нарушении Стокхитом данных обязательств! Что там читал
-- я три дня проторчал в суде. -- Р.Джонс ласково усмехнулся. -- Он твой
приятель? Двоюродный брат, а? Видел бы ты его на скамье подсудимых, когда
Джелико-Смит вел перекрестный допрос! В жизни не слыхал ничего смешнее!
А его письма к этой девушке! Их зачитывали в суде; и из всех…
-- Перестань, старина! Дики, старик, -- ради бога! Я все это знаю,
я читал отчеты. Они выставили старого бедного Перси совершенной свиньей.
-- Природа позаботилась об этом задолго до того; но я должен сказать,
что они усовершенствовали творение Природы. Боюсь, твой кузен Перси чувствовал
себя ощипанным цыпленком.
Гримаса боли перекосила лицо достопочтенного Фредди. Он заёрзал на
стуле.
-- Дики, старик, прошу тебя, не говори таких вещей. Мне от них дурно.
-- Почему, он тебе что -- друг?
-- Не в этом дело. Просто, понимаешь, Дики, старик, я сам, собственной
персоной попал в ту же чертову западню, что и бедный Перси!
-- Что? На тебя что -- подали в суд за нарушение обязательств?
-- Ну, не совсем -- пока что. Слушай, я тебе сейчас все расскажу. Помнишь,
год назад на Пикадилли было шоу, «Куколка» называлось? Там в хоре была
одна девушка.
-- Несколько, как я обратил внимание.
-- Нет, я имею в виду одну конкретную девушку, ее зовут Джоан Валентайн.
Все гадство в том, что я с ней ни разу не встречался.
-- Возьми себя в руки, Фредди. В чем, собственно, проблема?
-- Неужели тебе не ясно? Я приходил на спектакль каждый вечер и был
дьявольски влюблен в эту девушку...
-- Ни разу с ней не встретившись?
-- Да. Понимаешь, я в какой-то мере был тогда ужасным дерьмом.
-- Ну что ты! -- мило возразил Р. Джонс.
-- Наверное, был, иначе я не был таким дерьмом, понимаешь! Короче,
я и говорю, я писал этой девушке письма о том, как я ее люблю, и... и...
-- ...в частности, предлагал выйти за тебя замуж?
-- Не помню. Думаю, что да. Я был безумно влюблен.
-- Как же ты ни разу с ней не встретился?
-- Она не желала. Она даже от ланча отказывалась. Она и на письма мои
не отвечала --передавала отказы через поклонников... И вдруг...
Голос Фредди угас. В прострации он сунул наконечник трости в рот.
-- Что вдруг? -- поинтересовался Р. Джонс
Юное лицо Фредди окрасилось алым румянцем. Его глаза забегали. После
долгой паузы одно слово -- почти беззвучно -- сорвалось с его уст:
-- Стихи!
Р. Джонс вздогнул, как если бы через его пухлое тело пропустили электрический
разряд. Его маленькие глазки вспыхнули весельем:
-- Ты написал ей стихи!
-- Ярды стихов, старик, ярды! -- простонал Фредди. В его голосе зазвучали
панические нотки. -- Теперь ты видишь, в какой я западне? Она наверняка
сохранила мои письма. Я не помню, делал я ей настоящее предложение или
нет; так или иначе, у нее куча материала, который будет кое-чего стоить,
если она рискнет на меня напасть! Особенно теперь, когда из бедного старого
Перки выжали такую кучу денег и сделали разбирательства о нарушении обязательств
модными, так сказать.
А теперь, когда обьявлена моя помолвка, она уж наверняка засуетится.
Может, она только чего-нибудь такого и ждала. Неужели непонятно, что у
нее все карты на руках? Мы не можем допустить, чтобы дело дошло до суда.
Эти стихи наверняка загубят мою женитьбу. Мне придется сбежать за границу
или типа того! Бог знает, что скажут дома! Папаша меня убьет! Видишь теперь,
старик, в какой я жуткой западне?
-- И чего же ты от меня хочешь?
-- Ну, прижать эту девушку и получить письма обратно, неужто ты не
понимаешь? Я сам не могу, я в деревне под арестом сижу. Кроме того, откуда
мне знать, как такие вещи делаются! Здесь нужен парень с умом и такой --
убедительный.
-- Спасибо за комплимент, Фредди; но мне представляется, что в данном
случае понадобится нечто большее, чем «убедительность». Ты, кажется, говорил
что-то насчет пятисот фунтов?
-- Вот они, старик, наличными. Я специально с собой принес. Ты действительно
возьмешься за это дело? За пятьсот фунтов справишься?
-- Могу попробовать.
Фредди встал, с почти счастливым лицом. Р.Джонс обладал даром внушать
друзьям уверенность в его силах -- тогда как менее близкие люди могли бы
в них усомниться. Скотланд-ярд мог посматривать на Р.Джонса косо, но в
глазах Фредди он был полезным, надежным человеком. Фредди несколько раз
энергично пожал ему руку.
-- Это безумно любезно с твоей стороны, старик! -- сказал он. -- Я
тогда предоставлю все это тебе. Напиши мне, как что нибудь сделаешь, хорошо?
До свиданья, старик, и большое тебе спасибо!
Дверь закрылась. Р.Джонс остался сидеть, пальцы его с наслаждением
блуждали по хрустящей банкноте. Ощущение абсолютного счастья грело Р.Джонсу
сердце. Он не был уверен в удаче возложенной на него миссии, и, по правде
сказать, не позволял себе слишком сильно о ней беспокоиться. Уверен он
был в одном -- внезапно над ним разверзлись небеса и уронили в его ладонь
пятьсот фунтов.
1. Дэйвид Ллойд-Джордж (1863-1945)
-- премьер-министр Британии в 1916-1922 годах.