Speaking In Tongues
Лавка Языков

Дмитрий Скирюк

ДРАКОНОВЫ СНЫ

НА ЗАПАД ДАЛЕКО

— Истинное — в странствиях!

Учитель с Чаши-горы

Квартал евреев в Цурбаагене застроен был — плотнее некуда. Дома стояли здесь стена к стене — добротные, хорошего кирпича, и различались лишь по высоте. Здесь не в диковинку были дома в три, иногда даже — в четыре этажа. Городские улочки, и без того не широкие, здесь были ещё уже, окна верхних этажей почти смыкались. Почти везде под снегом проступал булыжник мостовой, хотя, по правде говоря, немного камня требовалось, чтобы замостить такую небольшую площадь. Мелькнула маленькая церковь с шестиконечной звездой и кладбищем с таким количеством надгробий, что казалось, мёртвые лежат там друг на дружке. Чередой тянулись малюсенькие лавки, ломбарды и меняльные конторы. Не было ни криков, ни суеты, царила деловая тишина, лишь откуда-то издалека чуть слышно доносился детский плач.

— Странно они живут, — сказал Жуга, задумчиво оглядывая занавешенные окна. — Почему здесь так тесно?

— Евреям выделен всего один квартал, — рассеянно ответил Хагг, — селиться за его пределами им не разрешается. Но Цурбааген — город торговый, дела здесь у них идут успешно. Людей прибывает, а квартал всё тот же. А они совершенно особый народ, у них другая вера, свои обычаи, язык... О том, чтоб стать такими же, как все, они и думать не желают. У них нет родины, их кварталы как государство в государстве. А откупать городские земли им накладно, вот и селятся друг у друга над головой. Их терпят, но не любят.

— Почему?

— За что же их любить? — пожал плечами Золтан. — Удел еврея — ростовщичество. Они ссужают деньги под проценты в рост, а это самое выгодное дело. К концу лета половина окрестных крестьян у них в долгах за займы прошлой осени на свадьбы и налоги. Кто-то расплачивается с урожая, а кто-то не может. Земля скупа.

— Но разве они одни такие?

— Нет, конечно. Есть ещё ломбардцы из Италии со своими casana, ганзейцы, местные дельцы... Но они всё время ссорятся, плутуют, а эти все повязаны друг с дружкой и не терпят конкурентов, и потому почти всегда остаются в выигрыше. У них всегда есть деньги под любые начинания, лишь бы они приносили доход. Без них здесь всё остановилось бы. Нам сюда.

Резная дверь с отполированной до блеска медной ручкой отворилась, мягко звякнул колокольчик, и Золтан с травником оказались в небольшой, уставленной шкафами комнате с тяжёлыми драпировками на стенах. Шкафы дробились на ящички, к каждому из которых была прикреплена бумажка с надписью на непонятном языке. Горел камин. В массивных подсвечниках тусклой латуни стояли свечи. Предметов в комнате было мало, но всё было расставлено по-деловому аккуратно. Пахло пылью и бумагой.

Человек за конторкой поднял голову. Был он худ и далеко не молод, с маленькой ухоженной бородкой. На желчном, немного бледном лице блестели тёмные, глубоко посаженные глаза. Из-под маленькой шапочки, непонятно как державшейся у него на макушке, чуть ли не до плеч спадали завитые пряди волос.

— А, Золтан Хагг, — он кивнул, узнав вошедшего, и отложил перо. — Моё почтение. Проходи. Проходи. Что тебя ко мне привело?

— Мир твоему дому, Натан, — Золтан снял перчатку и, неловко действуя одной рукой, вынул из сумки мешочек. — Мы хотели бы взять денег под залог.

— Что ж, это можно, можно... А что ты хочешь заложить?

Жуга и Хагг переглянулись. Золтан неловко кашлянул.

— В том-то всё и дело, что заклад — всё те же деньги, — сказал он.

Еврей приподнял бровь.

— Золото? Серебро?

— Золото.

— Тогда не вижу, чем препятствовать, — он подошёл к столу и вытащил из ящичка весы. — Давайте их сюда.

— Вот. Но у нас одно условие, — Хагг передал ему мешочек. — Здесь пятьдесят монет, и я хотел бы, чтоб их не тратили и не меняли, а оставили как есть до нашего возвращения. Это возможно?

Натан неторопливо, аккуратной горкой высыпал содержимое кошелька на стол, разровнял, взял одну монетку и поднёс к глазам. Помедлил, достал из кармана плоский замшевый футляр, раскрыл его и оседлал очками кончик носа, после чего снова рассмотрел монетку повнимательнее.

— Всё это больше, чем занятно, — сказал он наконец, отложил монетку и погладил бороду. — Могу я знать, зачем вызвано такое странное желание?

Золтан покачал головой.

— Боюсь, что нет, — сказал он. — Мне не хотелось бы, чтоб эти деньги появились в городе. Это может принести большие неприятности. Очень большие.

Ростовщик взглянул на Золтана.

— Я не могу их взять, — сказал он. — Войди в моё положение, посмотри на тебя моими глазами. Я живу интуицией, я обязан заглядывать в будущее. Что если это краденые деньги? Допускаю, я возьму их, а потом они таки доберутся до бедного еврея и будут меня обвинять... Кому надо, короче говоря? — Натан задумчиво поворошил монеты, блеснул очками на травника.

— Это ваши деньги, мой юный друг?

— Мои, — кивнул Жуга.

— Откуда они у вас? Я много лет работаю с деньгами, через мои руки прошло столько монет, но, видит бог, таких я видел только две. А здесь — глядите на сюда — здесь пятьдесят таких талантов. Где вы их достали?

Жуга мельком взглянул на золотой семиугольник, лежащий на морщинистой натановой ладони и вдруг поймал себя на мысли, что письмена на монете почти неотличимы от значков на ящичках в конторе. Он нерешительно взъерошил волосы. Рассказывать о том, каким путём к нему попали деньги, было бессмысленно — ему бы не поверили, а врать он не хотел.

— Далеко, — сказал он наконец. — Я... Я выкуплю их. Потом. Обещаю.

Повисла тишина. Натан задумчиво и грустно смотрел на травника сквозь стёкла своих очков, затем вздохнул и протянул руку за пером.

— Ну, хорошо, — сказал он, складывая деньги на весы. — Вы мне понравились, молодой человек. Скрепя душой, я выполню вашу просьбу и из уваженья к предкам не буду их менять и даже не возьму завышенных процентов. В конце концов, — при этих словах его тонкие губы тронула улыбка, — не каждый может сказать, что у него хранятся монеты времён царя Давида.

— Ещё хотелось бы, — вдруг пробурчал скрипучим голосом Золтан, — чтобы они остались целыми. А то за вами водится такой грешок — делать деньгам обрезание.

Ростовщик сухо улыбнулся, не переставая взвешивать и пересчитывать монеты. Похоже было, что Золтан отпустил какую-то шутку, хотя смысл её ускользнул от травника.

— Если бы ты почаще имел дело с еврейскими ростовщиками, — сказал Натан, — то знал бы, что мы всегда работаем честно. Условия займа известны заранее, а что касается обрезанных цехинов, то это, скорее, ваш обычай. Ты ведь сам с востока? — он запер монеты в ящичек и отсчитал взамен всю сумму флоринами. — Я даю вам столько же в местной валюте под расписку, как обычно — сроком на год.

— А проценты?

— Десять годовых, — он кончил писать. — Подпишитесь сюда и сюда.

Жуга помотал головой:

— Я не умею.

— Черкни что хочешь, я заверю, — Золтан взял перо и начертал в углу бумаги завитушку своей подписи. Посмотрел Натану в глаза: — В расчёте?

— В расчёте.

Они забрали деньги, распрощались и вышли на улицу.

— Ты говоришь, что они не верят в Христа, — задумчиво проговорил Жуга. — Во что же они веруют? И как же ты, христианин, можешь иметь с ними дело?

— У них деньги. И потом, мне, ренегату ислама, к этому не привыкать, — он усмехнулся. — Странный народ... Порой я не пойму — то ли вся их мудрость не стоит выеденного яйца, то ли я такой дурак, что просто ничего не понимаю. Они считают себя избранным народом, мы же для них «гои» — чужаки, неверные. Они верят, что когда-нибудь придёт Спаситель и откроет им райские врата. Они называют его «мессия». Их священники перебирают буквы Торы...

— Я не знаю, что такое Тора.

— Всё равно, — отмахнулся Хагг. — Они перебирают буквы, стремясь узнать имя бога — считают, будто это завершит историю и тогда наступит светопреставление.

— Имя бога? — травник усмехнулся. — Надо же! Занятно... Может, пойти сказать им его, чтоб не мучались?

Золтан было закивал с улыбкой, но потом вдруг до него дошло, что тот имел в виду. Он остановился и вгляделся травнику в лицо. Покосился на свою висящую на перевязи сломанную руку и потряс головой.

— Не-ет, я когда-нибудь всё-таки пришибу тебя за твои шутки...

— Да я и не шучу.

— Тогда тем более придётся пришибить!

* * *

В порту царила суета — подгоняемый зимой и холодами, Яльмар торопил с отплытием. Недолгое затишье грозило ледоставом, нельзя было терять ни дня. Полученные деньги Яльмар, как и собирался, использовал для закупки основных товаров — кричного железа, рейнских вин, сукна, посуды и оконных стёкол, бережно упакованных в ящики со стружками. Пресловутый Йозеф Рабль (купец, что был в долгу у Золтана) оказался сейчас не при деньгах, зато помог закупить по дешёвке провиант. Пользуясь моментом, Яльмар позаботился заполнить свои кладовые копчёным мясом и колбасами, мукой, сухарями, мочёными яблоками и сыром. Как раз сейчас на корабль загружали бочки с пивом. Немногочисленные зеваки облюбовали припортовые таверны, наблюдая за подготовкой к отплытию — корабль на рейде в это время года был здесь в диковинку.

Кнорр Яльмара был небольшим торговым судном — чем-то средним между коггом Ганзы и драккаром викингов. Развал бортов, весло вместо руля и характерный силуэт с приподнятыми носом и кормой за милю выдавали в нём норвежскую постройку. Однако был он покороче, чем драккар, нёс вдвое меньше вёсел и имел, подобно коггу, сплошную палубу и трюм. Наверное, были и другие отличия, но они не так бросались в глаза, и травник их пока не заметил. Борта чернели от смолы, фальшборт с надстройкой были крашены зелёным.

— Надёжная посудина, — норвег с нежностью, понятной только старым мореходам, погладил потемневшее дерево надстройки. — Особого уюта я не обещаю, но дойти — дойдём.

На взгляд Жуги, «надёжной посудине» не помешало бы сменить поизносившиеся части такелажа, подколотить торчащие из обшивки деревянные гвозди-нагели и заново пересмолить борта. Но спорить с Яльмаром он не стал — всё равно особо выбирать не приходилось.

Золтана, как видно, одолевали похожие мысли.

— Смотри не сглазь, — скривился он. — Перегрузишь, так в первый же шторм ко дну пойдёте.

— Не перегружу. Потом, до Англии недалеко, там досками загрузимся, а с досками так просто не потонешь. А ты, Золтан, разве не с нами? — удивился он. — Я думал, вместе поплывём.

— Да я-то бы поплыл, да дела не пускают, — тот вздохнул. — Рука опять же...

Он пошевелил перебинтованными пальцами. Жуга покраснел и отвёл глаза. Ему до сих пор становилось стыдно при воспоминании о той драке. Вдобавок Герта на просьбу травника помочь лишь буркнула угрюмо: «сам ломал, сам и чини», после чего ушла к себе. Ослабевший от потери крови, Жуга как мог срастил поломанные кости, но для окончательного заживления требовался месяц или два. Отправляться в плаванье с такой рукой было делом немыслимым. Похоже, что и Хагг это понимал и не настаивал на своём участии.

— А у ганзейцев руль-то сзади, — чтобы скрыть досаду, как бы невзначай сказал Жуга, критически осматривая кнорр. — Должно быть, этак лучше?

Яльмар пожал плечами.

— Оно конечно сзади, может быть, и лучше, — нехотя признал он. — Но если в шторм сломает, так ведь хрен заменишь. Опять же, если спать на суше, то на берег корабль не вытащишь — сломается. Нет, я уж лучше по старинке, как отцы и деды плавали... Ларс! Ну куда, куда ты бочку катишь?! Упадёт сейчас! А, Хёг вас задери...

Яльмар сбросил плащ и кинулся на помощь грузчику — спасать опасно зависшую над краем пирса бочку, и на время оставил Жугу и Золтана наедине друг с другом.

— Гертруда хочет плыть с тобой.

— Что? — травник вскинулся. — Зачем?

— Понятия не имею, — Хагг пожал плечами. — Но согласись, вам нужен кто-то знающий, а я плыть не могу.

— Но Яльмар никогда не согласится! — запротестовал Жуга. — Женщина на корабле... — он осёкся и потряс головой. — Ох, чёрт... Всё время забываю.

— Вот именно. Гертруда — странное создание, но её помощь вам может пригодиться. Впрочем, не поручусь, что она поплывёт только ради вас.

Жуга ничего не ответил, облокотился о борт корабля. Было холодно, зыбь колыхала льдинки. Над городскими крышами вились дымки. За ночь снег усыпал берега, но к полудню снова потеплело. В небе над городом проглядывало солнышко. Жуга вспотел в своём плаще и вязаной фуфайке, которую ему дал Яльмар. Экипирован для похода травник был из рук вон плохо, викинг покопался в своих запасах, подобрал для травника штаны и сапоги, а свитер снял со своего плеча. «Держи, — сказал он, — у меня ещё есть». Свитер был огромен и висел на Жуге, как на вешалке; на груди его был вывязан узор норвежских рыбаков. «Это рисунок моего рода, — заметив его взгляд, кивнул варяг. — Когда утонешь, люди сразу опознают, кто такой, откуда плыл, и скажут, кому надо». От неожиданности травник не придумал, что на это ответить, и лишь мрачно поблагодарил варяга за заботу.

— Попутчика себе найдёшь... — пробормотал он. Отбросил волосы со лба и полуобернулся к Золтану. — Гертруда ведь была тогда с тобой на сыроварне?

— Была. А при чём тут... А, ты думаешь, Олле говорил про неё?

Жуга кивнул и нахмурился. Воспоминания о сыроварне невольно повлекли за собой мысли о Линоре. Золтан, похоже, заметил это, помедлил и положил здоровую руку ему на плечо.

— Всё ещё думаешь о них?

Воспоминания накатывали, словно волны на опустевший берег. Жуга молчал. Наутро после ночи, когда Линора и Арнольд зашли к ним попрощаться, Жуга направился на сыроварню, и теперь перед глазами у него всё ещё стояло видение разгромленного дома, испятнанные кровью пол и стены (кровь была даже на потолке), раскиданная и поломанная мебель и висящая на одной петле дверь.

— До сих пор не пойму, как это могло произойти, — сказал он. — Почему ты не сказал мне?

Хагг пожал плечами.

— Кто мог знать? И потом, я сам узнал об этом лишь под вечер.

— Там уцелел хоть кто-нибудь?

— Погиб только один, остальные шестеро живы. Думается мне, они напали на Арнольда первыми, а может быть, тот сам затеял драку. Он умер, а потом... Что мы знаем о голоде вампира? Впрочем, мне почему-то кажется, что вряд ли они в ближайшее время выйдут на охоту.

— Она всё время говорила мне про ихний сон, — нахмурился Жуга, — сказала, будто у неё опять всё начинается как в первый раз. Вспоминала какого-то Тобиаса... А я всё не мог понять, зачем она всё это говорит.

— Она уходит. В прошлое. Ей легче без тебя.

— Мне жаль её.

— Мне тоже. Хотя, сказать по-честному, Арнольду не повезло больше — жил себе, ездил из города в город, а тут вдруг эта чёртова игра. Его-то ведь никто не спрашивал, он сам, наверное, не понимал, что с ним творится. И то сказать, зачем ему был нужен Телли и дракон?

— Золтан, — Жуга вдруг обернулся. — Ты умеешь играть в эти ваши... — он прищёлкнул пальцами, — ну, как их...

— В шахматы? Умею. Только вот выигрывать не очень получается. А что?

— Это всегда так нужно, чтобы был размен? Нельзя иначе?

Золтан помолчал.

— Не знаю, — сказал он наконец. — Знаешь, что. Не надо бы их сравнивать с АэнАрдой. В шахматах есть королева или ферзь, это самая сильная фигура. Если его потерял, считай — игра проиграна. Обычно игроки разменивают их, когда проходит середина игры.

— Середина игры... — задумчиво повторил Жуга. — А кто затевает размен?

Хагг посмотрел на травника как-то странно, словно и ему эта мысль пришла в голову только теперь.

— Тот, кому это выгодно... — Хагг будто спохватился и заговорил быстрей. — Только не думай, что вы проигрываете — размен ещё ничего не значит. Ты убрал с доски Линору, а потом... потом кто-то срубил белого воина. Должно быть, пешка — кто-то с сыроварни или кто-нибудь ещё. Не знаю. Я не знаю.

Травник угрюмо кивнул. Взъерошил волосы рукой.

— Как сложно... Яд и пламя, до чего же сложно. И ничего нельзя вернуть?

— Таков закон игры, Жуга, — напомнил Золтан. — Тронул — ходи. Ты не должен расслабляться, пусть даже тебе достался Лис. Воин действует как основная сила, ладья работает на оборону, а лис всегда там, где скоро станет жарко. Орге прав, это ужасно хитрая фигура. В два-три хода он способен полностью изменить ситуацию на доске. Его почти невозможно поймать, он не выходит на прямой удар, он скачет, бьёт из-за угла и через голову... Но чуть ли не каждый третий ход его в итоге оборачивается «вилкой» — тебе всегда придётся выбирать. Помни об этом, и вы победите.

— Но как выбирать из двух зол?

Ответ был короток:

— Не знаю.

* * *

Калитка скрипнула, закрылась за спиной. Жуга остановился, бросил взгляд окрест, но никого не обнаружил; сад был холоден и пуст. Кусты жасмина и шиповника росли плотно, но укрытием служить не могли — сквозь тонкое сплетение нагих ветвей просвечивал кирпич стены. В беседке, заметённой снегом, тоже негде было спрятаться. На глаза ему попалась тумба солнечных часов, Жуга помедлил и отвёл взгляд. По протоптанной в снегу дорожке двинулся к дому гадалки. Прихваченный морозцем снег громко скрипел под ногами.

На стук никто не открыл. Жуга нетерпеливо постучался снова, забарабанил кулаком, затем толкнул дверную ручку. Дверь скрипнула и отворилась.

— Герта! — позвал он.

Ответа не последовало.

Жуга не знал, как часто Герта оставляет дверь открытой, уходя. Причин для тревоги не было. И всё же он шагнул назад и машинально взглядом поискал оружие. Напоминанье Золтана осталось в силе — он никогда не приходил сюда с мечом. Однако в доме было тихо и травник рискнул переступить порог, резонно рассудив, что ждать в тепле гораздо лучше, чем на холоде. Дождаться же Гертруду он решил во что бы то ни стало. Досадливо смахнув с лица прилипшую на входе паутину, Жуга поднялся по лестнице и заглянул в щель между занавесками. Из комнаты тянуло теплом. По-видимому, Герта вышла ненадолго — в камине ещё тлели угольки, на столе в беспорядке лежали книги и бумаги. Взгляд травника вернулся в коридор, скользнул по гравированным тарелкам на стене и устремился дальше — к спальням и оранжерее. Неясная тревога заставила его осмотреть и их тоже, после чего он прихватил на всякий случай со стола свечу и двинулся на кухню.

На первом этаже ему бывать ещё не доводилось. Здесь помещалась кухня, кладовая и нужник, причём, кухня по совместительству служила также и лабораторией. Котлы, горшки и ступки стояли вперемешку с перегонными кубами, колбами, бутылями и разными мешочками. В стене темнела дверца, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся кухонным лифтом. Такая же — припомнилось ему — была и в кабинете наверху. Под ноги попалась крышка люка, Жуга открыл её и спустился в подпол. Коротко шепнув, затеплил свечку. Он видел в темноте, но плохо различал цвета, к тому же свет заставлял взглянуть на предметы по-новому и нёс в себе частицу Силы. Травник почему-то нервничал, начищенная медь подсвечника в его руке звенела еле слышно, готовая усилить боевое заклинание. Оружия он так и не нашёл.

Здесь было холодно и сухо. И ещё что-то тут было не так, как будто в этом месте витала какая-то особая атмосфера. Атмосфера места, где что-то случилось. Травник с удивлением отметил, сколь велики подвалы в этом доме. Горою громоздились ящики, мешки, бочонки и корзины. В углу чернел лабаз для угля. Пахло крысами. Жёлтый кирпич стен покрывали белые потёки селитры. Жуга свернул в открывшийся проход и вдруг остановился — в кирпичную кладку было вделано кольцо. Он сунул руку в узкое пространство между бочкой и стеной, нашарил пальцами колючий холодок железных звеньев и с лязгом вытянул наружу изъеденную ржавчиной цепь. Конец её застрял. Жуга рванул сильнее. К ногам его упало неширокое и тоже тронутое ржавчиной кольцо, внутри отделанное потемневшей и потрескавшейся наппой. Любой руке или ноге браслет бы был велик. Несколько мгновений травник тупо смотрел на него, потом вспомнил рассказ Герты и передёрнулся от отвращения — кольцо было явно рассчитано на детскую шею. Таинственная Белая Ведьма, похоже, и впрямь была сумасшедшей. Он затолкал цепь обратно, вытер ладонь полой плаща и, уже поднимаясь по лестнице, услышал, как хлопнула входная дверь.

— Кто здесь? — послышался встревоженный голос Гертруды. И — мгновеньем позже — уже менее уверенно: — Ты, Жуга?

— Я, — травник осторожно опустил крышку подпола и придавил её ногой.

— Как... — Герта заглянула в кухню. — Ты что тут делаешь?

Жуга замялся в поисках ответа. Поставил подсвечник на стол. По честному сказать, он и сам не знал, за каким чёртом его сюда понесло.

— Осматриваюсь, — буркнул он наконец. — Не хотелось ждать тебя на улице, а дверь была открыта, я... — он поднял взгляд. — Ты не сердишься на меня?

— Сержусь? — Гертруда посмотрела на него как-то странно. Поставила на стол корзину с овощами, выложила хлеб. — Н-нет. Вовсе нет. Зачем ты пришёл?

— Нам надо поговорить.

— Зажги огонь.

Жуга повиновался. Растопка вспыхнула, поленья в очаге занялись. Маленькое помещение наполнилось теплом и светом.

— Есть хочешь?

— Нет.

— Тогда, быть может, выпьешь вина? — Гертруда вынула из шкафчика кувшин. Взгляд её упал на подсвечник. — Ты... поднимался наверх?

— Я слышал, ты собираешься плыть с нами, — медленно проговорил травник вместо ответа. — Это правда?

— Тебе Золтан сказал?

— Значит, правда... Зачем тебе это нужно?

— Долго объяснять.

Бокалов здесь, как видно, не было. Вино Гертруда разлила в две чайные фаянсовые кружки, покрытые голубоватой в трещинках глазурью. Рубиновая струйка чуть дрожала, стекая вниз из горлышка кувшина. Помедлив, гадалка взяла одну из них и осторожно села у камина.

— Это Тил? Это всё из-за Тила?

— Не только, — уклончиво сказала та. — Причин здесь несколько. Одна из них, конечно, Тил, ты прав. Мы ещё поговорим о нём. Мне небезразлично, что с ним будет. Другая — Рик. Я никогда не видела дракона, и мне ужасно интересно было бы понаблюдать за ним. И потом, есть ведь ещё и АэнАрда.

— У Яльмара, — Жуга поднял голову, — семеро сошли на берег, когда он сказал, что поплывёт на дальние острова. Ты слышишь, Герта? Семь опытных, на всё готовых мореходов не захотели рисковать и остались в городе. А ты живёшь как женщина, почти из дому не выходишь, ни разу в море не была. Нет, я не осуждаю и не порицаю, живи, как хочешь, но...

— Ну, договаривай, — подначила та. — «Женщина на корабле — к несчастью», это ты хотел сказать? Это тебя так тревожит? Думаешь, я буду лишней?

Жуга поставил на стол пустой бокал и с силой потёр ладонью лоб.

— Нет, почему, толковый маг нам пригодился бы... — признал он. — Хотя по правде говоря, нам лучше обойтись вообще без магии. Нет, несчастья тут совсем не при чём, Гертруда, просто ты не сможешь плыть. У Яльмара торговый кнорр, без всякого удобства. Там нет кают, там спят вповалку под шатром из паруса. Там все обязаны грести, а вместо отхожего места дырка в палубе. Там у тебя даже побриться тайком не получится. Ну, можно исхитриться... но зачем? Из любопытства? Я не верю. Мы же взрослые люди, мы редко рискуем бесплатно. Так чего ради ты хочешь бросить всё? А?

— Тебе не понять.

— А может всё-таки пойму?

Гертруда медлила с ответом. Руки её беспокойно теребили подол коричневого шерстяного платья, как будто счищая какое-то невидимое пятно. Огонь в очаге плясал и потрескивал. Наконец она встала, взяла кувшин, вновь наполнила кружки, взяла одну и отвернулась.

— Дело не в Телли, — глухо сказала она. — И не в Рике. Дело в тебе.

— Во... мне? — брови травника полезли вверх. — При чём тут я? Эй, успокойся, у тебя руки дрожат.

— Не умничай, — немного резко огрызнулась та. — Руки дрожат... — она пригубила вино и нервно усмехнулась. — Ещё бы не дрожали! Нет, ты правда ничего не чувствуешь?

— Дураком я себя чувствую, — буркнул тот, — и мне это здорово надоело.

— Тогда послушай, что скажу. Я не ухожу из дома, не оставив предварительно ловушек. Для непрошеных гостей. А я никогда не жду гостей.

Она нерешительно покусала губу, глотнула из бокала (зубы стукнули о кружку) и продолжила:

— Когда я поняла, что в доме кто-то есть, я думала... Ну, в общем, ты не должен был... Заклятие выверта на входе. «Мельница» на лестнице. Заклятие дезориентации вверху и в коридоре. «Аргус». «Сети Мерлина» на кухне. Слепота на нижних этажах... Никто не мог войти в мой дом. А ты их просто не заметил! Все, ты понимаешь? Все!

Она почти кричала. Травник хмыкнул в замешательстве, взъерошил волосы рукой.

— Может, ты про них забыла? — предположил он. Та покачала головой.

— Исключено. Я каждый раз их активировала, если уходила. А ты не просто их прошёл, ты их уничтожил. Разломал. Впитал энергию как губка. Я понимаю, это не так страшно слушать, но... Как бы это объяснить... — Теперь уже она потёрла лоб. — Представь себе, что ты поставил на врагов капкан и самострел, развесил сети, посадил на цепь собаку... А потом приходишь и видишь, что капкан погнут, изломан и валяется в углу, от сетей остались одни обрывки, собаку пристрелили из того же самострела, да ещё и обглодали до костей. Ты войдёшь после этого в этот дом?

Жуга молчал, ошеломлённый.

— Это... действительно... выглядит так? — проговорил он наконец. Та не ответила. — Как это могло случиться?

— Послушай, Жуга, пойми меня правильно. Я вижу, что случилось, но это не значит, что я понимаю.

— Тогда зачем я тебе нужен?

— Каждый мастер должен оставить после себя ученика. Я не простила бы себе, если бы прошла мимо такого таланта, как ты.

Теплилась свеча. Густое красное вино в голубоватой глубине фаянсовых кружек казалось почти чёрным. В голове у травника слегка шумело и почему-то неистово чесалась левая ладонь. Поленья в очаге уже разгорелись как следует, Жуга наклонился, загремел ведёрком и подбросил угля. Гертруда одобрительно кивнула, и после вынужденной паузы заговорила вновь. Её негромкий, не мужской, не женский, а какой-то средний голос заполнил маленькую кухню.

— Ты очень сильный чародей, Жуга, я тебе это уже говорила, но твоя сила совершенно бесконтрольна. Возможно, причиной тому та путаница в цвете, а может, то, что я прочистила твою ауру... Зло причинить легко, даже не желая этого. Я хочу помочь убрать всё лишнее, научить тебя, как ограничивать свои заклятия, как делать так, чтобы они не ударяли по тебе же. Вот почему я хочу плыть с вами.

— А Телли? — травник поднял взгляд. — У него ведь тоже есть магический талант. Почему бы тебе не взять в ученики его?

Зашуршав юбками, Гертруда обернулась. Лицо её посветлело.

— Тил? — сказала она задумчиво. — Нет. Его я ничему не смогу обучить. Он Светлый, а магия эльфов, она... иная. Это часть их жизни, это для них так же естественно, как ходить или дышать. Скажем так: вот мы с тобой всё видим в цвете... Ой, прости.

— Я не обиделся, — быстро сказал Жуга, — не бери в голову. Продолжай.

— Ну, всё равно. Так вот. Мы видим мир цветным, а кто-нибудь другой, допустим, нет. Простейшим заклинанием я могу сделать так, чтобы и он сумел различать цвета. Но для него это будет чудом, а мы всё видим и так. Подобным образом мы применяем магию в то время, как для эльфа это естественно само по себе. Взять к примеру то, как он общается со своим драконом... Ну, не важно. Поверь, я знаю о них много больше, чем другие, но всё равно не знаю ничего. Он сам вспомнит всё.

— Ладно, сдаюсь, — травник поднял руки. — Нельзя, так нельзя. Как ты только вообще догадалась, что он ситха... Я вот, например, ни сном, ни духом. Правда, Золтан тоже его распознал. По волосам, что ли?

— Золтан? Нисколько, знаешь ли, не удивляюсь. Двести лет тому назад мир был другим. Прошли времена, когда Светлых узнавали на улице. Да и людская кровь разбавилась, кого только нынче не встретишь... Он очень отличается от нас, и волосы тут не главное. Надбровные дуги. Форма носа и ушей. Движения. Зубы. Наконец, физиология.

— Физия... что?

— Ну, это сложно, я не буду сейчас объяснять. Они долгожители, у них более гибкие хрящи и кости, а мышцы работают экономнее, раны быстрее заживают, яды в организме распадаются... А ещё, кстати, глаза, особенно — разрез и цвет. В старину среди ситхи существовал обычай красть детей и подбрасывать людям своих подменышей. Зачем — никто не знает. Чаще всего их отличали именно по глазам. Помнится, была даже такая колыбельная-страшилка:

Чёрные птицы из детских глаз

Выклюют чёрным клювом алмаз,

Алмаз унесут в чёрных когтях,

Оставив в глазах чёрный угольный страх.

— Да... — Травник залпом допил вино, протянул пустую кружку. Гертруда неодобрительно покачала головой и отодвинула кувшин.

— Тебе уже хватит. Так ты согласен, чтобы я плыла?

Тот потупился. Повертел в руках бокал. Вздохнул.

— Мне нужно подумать, — буркнул он.

— Некогда думать. На дворе декабрь. Идут метели. Если мы не выйдем до конца недели, то не выйдем вообще. А что касается удобств на корабле... Не волнуйся, выдержу. Случалось мне бывать в местах и похуже.

— Скажи мне, Герта, — перебил её Жуга, — ты хочешь плыть... или ты просто не можешь остаться?

Гадалка прищурилась и откинулась на спинку стула. Покачала вино в кружке, быстро глянула на травника и опустила глаза.

— Так вот что тебя интересует... Думаешь, я могу быть фигурой противника?

— Всякое бывает. Я слишком глубоко увяз, чтоб доверять всем встречным-поперечным. Хватит с меня того, что Нора оказалась воином чёрных.

— Зря ты так. Ведь я и Золтан тебе помогли. Вряд ли мы на доске. К тому же, есть ещё причина. Быть может, ты не поверишь, но я хочу вырваться отсюда. Хотя бы раз. Я ненавижу этот дом. Если б ты знал, сколько раз я хотела уйти и больше не возвращаться! Всё, что дала мне Хедвига, всё моё умение не стоит тех лет, что я...

— Ладно. Не злись. Я понимаю, — Жуга примирительно тронул её за руку. — Может, даже лучше, чем кто другой понимаю. Я был в подвале. Извини.

— В подвале?! — ахнула Герта и побледнела. Бросила быстрый взгляд на крышку люка. — Господь Всевышний, как... Там же «Чёрная Паника»!

— Ах, вот оно что, — Жуга потёр небритый подбородок. — То-то мне там было как-то не по себе... А что она должна было со мною сделать?

— Да что угодно! Ты мог убиться, покалечиться! Сойти с ума!

Тот усмехнулся:

— Всего-то?

* * *

В корабельном трюме было тесно и темно. Повсюду громоздились ящики и бочки, ощутимо попахивало чем-то дохлым. Сверху то и дело слышались шаги, на голову сыпалась пыль, под ногами плескалась вода.

— А-а, задери тебя Фенрир... — чертыхнулся Яльмар, с трудом протискиваясь между бочек. Оттолкнул мешок с углём и вытер руки о штаны. Огляделся. — Так... Тут у нас что?

— Где? — травник поднял голову.

— Вон тут, в бочонке.

— Уксус винный.

— Ад и буря! Уксус-то зачем? Для пива места не хватает, а он уксус грузит! На хрена нам уксус?

— Гертруда посоветовала в воду добавлять, чтоб понос не прошиб.

— Почему нельзя было взять просто вина? Винный уксус! Придумывают невесть что, совсем с ума сошли... А это ещё что за мешок?

— Там лук, не трогай: я его повыше положил, чтоб не промок.

— А лук-то для чего?! Опять, чтоб не было поноса? Якорь мне в корму, набрали всякой дряни крысам на поживу, лишний ящик запихнуть некуда... Так. Окорока... Тут яблоки, капуста... Здесь... Хм, это что?

— Тархоня.

Яльмар выпучил глаза.

— Это что ещё за хренотень?!

— Такая штука, ну, протёртая на зёрнышки. Сушёная, из теста. Турки придумали. Вроде хлеба, только приготовить проще. Бросаешь в кипяток, она разваривается и...

— Где? я? тебе? возьму? средь моря? кипяток?! — раздельно произнёс викинг. — Это кнорр, ты понимаешь? Кнорр! — он для наглядности постучал кулаком в борт так, что загудели доски. — Здесь у меня двенадцать человек, едва хватает места, чтобы загрузиться пивом с сухарями, на черта мне сдалась эта ваша тархоня? Кто будет её варить? Ты? Лично я не буду.

Травник прислонился к стенке и поморщился. Сложил руки на груди.

— Послушай, Яльмар, — сказал он. — Перестань орать. Ты сам прекрасно знаешь, что любой корабль устроен так. Чем больше хочешь взять товара, тем больший надобен корабль и тем больше надо людей, чтоб довести его до места. Чем больше людей, тем больше припасов. Чем больше припасов, тем меньше остаётся места для товара. Не пытайся уместить большое в малом.

— А что ли я не понимаю? — замахал руками тот. — Я ж это самое тебе и говорю. Не надо много брать припасов. Это немцы пусть берут, которые без вёсел ходят и месяцами в море торчат, ветра ждут. Мы, если надо, и так дойдём, а если уж совсем прижмёт, сетку закинем. Я и товар-то взял, какой поменьше, но дороже, чтобы места зря не занимал.

— Ага. Одного только пива загрузил полдюжины бочек...

— Вовсе даже не полдюжины, а только пять. И вообще, чего ты указываешь мне на моём корабле! — Яльмар резко выпрямился, с размаху стукнулся башкой о трюмный потолок и зашипел. Присел, схватился за отбитую макушку, огляделся, пододвинул ближний ящик и уселся на него верхом.

— Хорош ругаться, — буркнул он, по-прежнему держась за голову, словно боялся, что она сейчас отвалится. — Передохнём чуток. Пивка хлебнёшь?

— Нет.

— А я хлебну. Что-то в горле пересохло.

Уже примерно с полчаса Жуга и Яльмар инспектировали трюм, пытаясь отыскать местечко понадёжней, чтобы втиснуть ящичек с венецианскими зеркальцами и ещё кое-какие мелочи, столь же хрупкие и столь же ценные. Такой товар даже с перекупкой в Цурбаагене сулил немалую прибыль, если с толком им распорядиться, и Яльмар не без основания рассчитывал на этом рейсе хорошо подзаработать. Жуга взглянул на викинга, который, несмотря на ощутимый холодок, сидел и цедил ледяное пиво, и отвернулся. Яльмар перехватил его взгляд и шумно фыркнул.

— Привыкай, — сказал он, — в море не всегда горячего попьёшь. Когда качает, всё расплёскивается, дров мало, если отсыреют, так вообще огня не разведёшь. Ты, Лис, раз уж со мной собрался плыть, лучше слушай, что я говорю.

Жуга лишь кивнул в ответ. Смахнул с макушки пыль и паутину, и поморщился: волосы были жёсткие, как мочалка. Голова чесалась. Под мышками тоже ощутимо зудело — яльмаров корабль оказался полон блох. Впрочем, было бы удивительно, если бы их тут не было. «Мыла надо взять, — подумалось ему. — Хотя б кусок, себе, на всякий случай».

— Пойду, пожалуй, — он встал. — Помыться напоследок не мешало бы, поесть. Горячего попить... Управишься один?

Яльмар сосредоточенно вытряс из кружки остатки пива, забил в бочонок пробку и задвинул всё обратно в темноту трюмного закутка. Помедлил. Смерил взглядом травника, как будто видел в первый раз. Вставать не стал, лишь подтянул к себе лежащую на бочке меховую куртку.

— Не уходил бы ты, — сказал он, просовывая руки в рукава. — Разговор у меня к тебе есть.

Жуга остановился.

— Разговор?

— Угу. Садись.

Варяг помолчал, собираясь с мыслями. Поскрёб в бороде.

— Не нравится мне вся эта затея, — сказал он наконец. — Я порасспрашивал в тавернах, что случилось с этим... с Арнольдом. Пакостное дело. Что ты задумал, Лис? Все эти эльфы, доски, драконы сраные... Баба эта ещё. Мне только баб на корабле не хватало. Надеюсь, ты, всё-таки, не потащишь её с собой?

Жуга почёл за лучшее не отвечать. Неприятности и так в последние дни сыпались на них, как из мешка. Семь человек оставили корабль, опасаясь трудностей похода. Но то были ещё цветочки; когда матросы Яльмара узнали, что с ними поплывёт дракон, то ушли ещё трое. Никакие уговоры, никакие обещания и посулы их не остановили. Теперь от экипажа осталось только десять человек, считая Яльмара. На двадцать вёсел этого было более, чем недостаточно. Яльмар прошёлся по кабакам в надежде набрать кого-нибудь на смену, но люди даже разговаривать об этом не хотели. Двое было согласились, но сам же Яльмар их забраковал, сочтя, что оба слабоваты и не выдержат работы у весла. За два дня удалось найти лишь одного — худого долговязого голландца Гальберта по прозвищу Хуфнагель. Этот с точки зренья Яльмара был тоже хлипковат, но слыл хорошим рулевым, не раз ходившим в море на ганзейских кораблях, и хорошо ориентировался по звёздам. Последнюю навигацию Хуфнагель провалялся дома с головой, разбитой в пьяной драке, и с наступлением зимы остался не у дел, а все деньги ушли на лечение. На предложенье Яльмара он согласился сразу и уже на следующий день явился на корабль с собранным мешком и (удивительное дело!) трезвый.

С драконом тоже возникла проблема, как доставить его на корабль. Золтан раздобыл на стороне возок, который теперь обивали досками от любопытных глаз, но всё равно Жуга с трудом представлял, как им удастся запихнуть в него такую тварь, какой стал Рик. Вся надежда была на Телли. Ещё на днях в корчму вдруг заявились гномы — Орге и ещё один двараг, представившийся травнику как Ашедук, и оба изъявили желание плыть с ним. Жуга решил, что они могут оказаться полезными, хотя Яльмар рассудил иначе. Известие о гномах на борту он ещё стерпел, но когда травник заикнулся, что и Герта думает составить им компанию, взвился на дыбы. В заливе уже намерзал лёд, погода портилась, и всё меньше оставалось надежды, что им удастся выйти в срок, до настоящих холодов.

— Так получается, что надо выбирать, — сказал он наконец. — Знаешь, Яльмар, я и сам сменял бы их всех на одного Золтана.

— Я не верю Золтану.

— А мне ты тоже не веришь?

— Нет, тебе я доверяю, Лис. А Золтану не верю. И этой бабе тоже я не верю. И чего ты к ней так привязался? Ты её трахаешь?

— Яльмар...

— Нет, скажи, ты её трахаешь?

— Яльмар, перестань! Какого чёрта? Это совсем другое. Я... потом объясню.

— Тогда я вовсе ничего не понимаю. Вот что, Жуга, я человек простой, давай начистоту. Всё это дурно пахнет. Думается мне, не ты всем этим верховодишь, только потому я тебе ещё помогаю. Я перед тобой в долгу, ты знаешь, и деньги тут совсем не при чём. Этот эльфский выкормыш сам по себе хитрая гадина, не смотри, что он мальчишка. Может, он и хорош, но каждый раз выслушивать от него всякую дрянь я не хочу. Не желаю. Ему придётся придержать язык, так и скажи. Ох, Жуга, Жуга, чует моё сердце, что-то крутится не так. И ты какой-то не такой стал. Сидишь на месте, нет чтоб выйти поразмяться, погулять, кровь разогнать, баб потискать... Как старик, в самом деле.

— Да что вы, сговорились все, что ли, мне душу скрести?!

— Ну, ты не сердись, я ж не со зла. Конечно, жаль Линору, славная была девчонка, но ведь не одна она на свете! Что ты хочешь этим плаваньем добиться? На хрена тебе вся эта игра, зашиби её Мьёльнир?

Травник обхватил голову руками.

— Не знаю я. Не знаю. Просто... Так надо. Иначе нельзя. А на Телли ты напрасно грешишь — он совсем не такой, каким кажется. Я... Я тебе потом объясню.

— Потом, — вздохнул варяг. — Всё у тебя теперь «потом», ничего нет, чтоб сейчас. Устал я, Лис. Забегался. Прости, что в душу лезу. Друг ты мне ведь, как-никак, от смерти спас. Да наплевать мне на твою игру и на этих городских! Ради тебя плыть согласился. И-эх, ладно. — Яльмар хлопнул себя по коленям. Встал. — Готовь своих драконов, эльфов, троллей, Хёг с тобой. Будем отходить, пока вода не встала. Ежели чего, на островах найдём себе людей. Посмотрим. Может, повезёт. Посмотрим.

— Так значит, выходим? — травник поднял голову. — Когда?

— Завтра.

* * *

Дома близ «Пляшущего Лиса» стояли узким коридором и, как всегда, когда дул ветер с севера, своеобразная «труба» усиливала его порывы многократно. Когда Золтан поменял название корчмы, то заказал и соответствующую составную вывеску, довольно точно срисовав по памяти лису с меча у травника. Жестянщик тоже поработал на совесть, и сейчас, когда прорезное железо гремело и раскачивалось на ветру, казалось, будто лис действительно отплясывает некий странный танец с поклонами и приседаниями. Отсюда, с крыши, этот грохот слышался особенно отчётливо. Было холодно. Над Цурбаагеном зависла сизая морось, почти неощутимая, но вместе с ветром пробирающая до костей. Жуга придвинулся к трубе, прошёлся пятернёй по волосам. Ладонь была мокра. Всё было мокрым вокруг, и одежда, и труба, и черепица. Он помедлил и накинул капюшон. Наткнулся пальцами в кармане на фигурку воина, достал её, вгляделся в тонкие черты. Пальцы гладили гладкую кость, ощупывали, узнавали. Он поднял взгляд и задумался.

— Далеко же ты забрался, Золтан, — пробормотал он. — И я вслед за тобой... А теперь должен плыть ещё дальше.

Он был один. Он хотел успокоиться. Тил, видимо, не зря сюда карабкался, чтоб предаваться размышлениям — на крыше думалось легко и быстро. Столь узкое при взгляде снизу, небо раскрывалось в первозданной красоте. Приглядевшись, травник различил в темнеющей дали верхушку мачты яльмарова кнорра и в который раз почувствовал, как по спине прошёлся холодок. Жизнь снова оставалась за спиной, впереди же была неизвестность. Он до сих пор не мог поверить, что буквально через ночь отправится в море. Прошло немало времени с тех пор, как он оставил горы и спустился вниз, добравшись в своих странствиях до городов в холодных нижних землях древних фризов и батавов. Путь был неблизок, дважды он ходил от моря в горы и обратно. Но к городам привыкнуть так и не сумел. Теперь же приходилось привыкать к ещё более изменчивому и непонятному миру кораблей и мореходов. Чем это могло закончиться, оставалось только гадать.

За размышлениями травник не заметил, как пробило десять. Флюгер на соседней крыше отрывисто скрипнул — ветер снова поменял направление. Вода в каналах пришла в движение. В низовьях открылись шлюзы, наступающий прилив уносил в море мусор и нечистоты. Чьи-то быстрые шаги простучали по брусчатке мостовой и затихли. А через несколько минут слуховое окно распахнулось со стуком и оттуда высунулась голова Вильяма.

— Жуга! — крикнул он. — Там это... Тил...

Он ещё говорил, а травник уже сорвался с места, на ходу вытаскивая меч.

* * *

— Как ни крути, а получается, что нечего мне здесь делать. Одними песнями ведь сыт не будешь. Зимой народ на угощенье скуп — праздников мало, свадьбы отгуляли, на рынке холодно, а я не хамелеон, чтобы питаться воздухом. — Вильям вздохнул и придвинулся поближе к собеседнику. — Ну сам посуди. С одной стороны, конечно, в Англию мне надо. Но с другой — зима, шторма и прочее. Можно, правда, махнуть в Гейдельберг, в академию, и переждать хотя бы до весны. Но ведь всё равно понадобятся деньги, чтобы заплатить за проезд, а норвег может и бесплатно довезти... если, конечно, Жуга за меня попросит. Хм. А чего ради он будет за меня просить? Вот как ты думаешь, он будет за меня просить? Вот и я думаю, что не будет.

Он помолчал, задумчиво потеребил себя за уголок воротничка. С неудовольствием отметил, что тот уже давно утратил изначальную белизну, и опустил свой взор к столу, где на листе бумаги темнели два катрена недописанного сонета. Вздохнул и отложил перо. Мысли его поменяли направление.

— К Гертруде бы не худо заглянуть, — мечтательно пробормотал он, — проведать, как она. Опять же Тил... А ведь ещё, подумать если, страшно интересно, что со всеми будет, если доплывут, и чем закончится игра? Такое можно было б потом написать, такое... Эх, увидеть бы! И все молчат, не говорят, что происходит, как будто все они сошли с ума. И заплатить им нечем, чтоб с собою взяли. Да и плыть всё-таки страшно... Ах, Гертруда, беды, когда идут, идут не в одиночку, а толпами... Толпами... Хм! — он вдруг схватился за перо и зачеркал им по бумаге, но через минуту вновь откинулся на стуле, кусая кончик пёрышка; взор его сделался рассеян.

— А может быть, — проговорил он задумчиво, — Жуга согласится взять в уплату что-нибудь другое, не деньги? А? Скажешь, будто у меня кроме лютни и штанов ничего нет? Непра-авда, — бард хитро прищурился и погрозил пальцем, — есть. Есть у меня ещё одна вещица... И думается, мне она без надобности. Молчишь? Ну, чёрт с тобой, молчи. У, морда, ты-то всяко поплывёшь, куда уж без тебя-то...

Золотой дракон, доселе внимавший его речи равнодушно, довольно странно посмотрел на Вильяма, пару раз кивнул, как будто соглашаясь, и повернулся на другой бок. Оцепеневший бард сглотнул пересохшим горлом, почувствовал, что было бы неплохо выпить кружечку-другую для успокоения нервов, и направился вниз.

Все эти дни корчма была закрыта, пока вчера не заявились двое кожемяк и дровосек Этьен, уже успевшие как следует набраться. Все трое только что покинули какое-то другое заведение и, обнаружив дверь «Лиса» закрытой, так расшумелись, что пришлось их впустить. Дракона предварительно убрали в комнату наверх. Тот не возражал. А вскоре потянулись посетители. Агата рассудила, что поскольку со дня на день ожидается отъезд (или, как она выразилась, «отплыв»), нисколько не будет зазорным, если корчма откроется на вечерок-другой. Сейчас, однако, внизу было пусто, лишь у камина невысокий посетитель с кружкой грел замёрзшие бока. Вильям пошарил в кошельке, нашёл монетку и тоже заказал себе пивка. Сдул шапку пены, отхлебнул и привалился к стенке, глядя на приплясывающий в камне огонёк. Было тихо. По столу, средь лужиц пролитого пива, короткими перебежками подбирались к яблочному огрызку два таракана.

— Простите, это не вы уронили? — вдруг сказали чуть ли не над самым ухом. Бард вздрогнул, поднял взгляд, затем опустил.

У стола стоял незнакомец.

Под столом лежало кольцо. Вильям нагнулся, поднял его. Покачал головой.

— Нет, это не моё, — сказал он, прежде чем успел сообразить, что мог бы и соврать — колечко было хоть и тонкое, но золотое (если то была, конечно, не подделка), с небольшим рубином, огранённым в форме сердца.

— Да нет же, ваше, — незнакомец улыбнулся и подсел к столу. Расправил полы шерстяного мокрого плаща, поставил на стол недопитую кружку. Вильям растеряно покосился на камин, дивясь, как тихо незнакомец к нему подобрался.

— Нет, но... А впрочем, погодите... Да. Да-да. Спасибо.

— Вы не могли бы мне помочь? — пытливый взгляд зеленовато-серых глаз буравил Вильяма. — Я ищу человека по имени Лис. Он выше вас, худой. Рыжие волосы, голубые глаза.

— Зачем он вам? — бард насторожился.

— Видите ли, я слышал, что он набирает экипаж для корабля. Мне бы хотелось... предложить свои услуги. Моё имя Камп. Генрик Камп. Я плавал вместе с Яльмаром.

Услышав имя викинга, Вильям оттаял.

— Я думаю, вы скоро с ним увидитесь, — сказал он. — Сейчас он наверху, занят своими делами... Но я могу позвать его.

— Зачем ты хочешь с нами плыть? — Тил выступил из тени и встал рядом. Бард вздрогнул — в третий раз за сегодняшний вечер. Похоже было, что и незнакомца появление Телли застало врасплох. — Корабль ведёт Яльмар, и экипаж набирает тоже он. Для чего тебе Жуга?

Тот перевёл взгляд на барда.

— Это что ещё за щенок?

— Я, — холодно сказал Тил, — не щенок. А на корабле у Яльмара не было никого по имени Камп или Генрик Камп. И сейчас ты мне скажешь, кто тебя послал и зачем.

Реакция незнакомца была совершенно неожиданной — он вдруг вытянул руку и быстрым движением схватил мальчишку за шею. Встал, держа его перед собой. Многозначительно взглянул на Вильяма.

— Убью паршивца, — заявил спокойно он и сунул руку в карман. — Где рыжий? Позови!

С последним словом Телли вырвался. Коричневый ударил. Промахнулся. Тил ушёл коротким и пружинистым отскоком, прыгнул вправо, влево и в одно мгновенье оказался у противника за спиной. Незнакомец завертелся, в руках его мелькнул нож. Раскрыв глаза так широко, как только мог, Вильям с недоумением и ужасом смотрел на разыгравшуюся драку. Тем временем коричневый ударил Тила свободной рукой и сам же вскрикнул от боли. Выругался. Телли ухватил его за полу длинного плаща, рванул, и оба повалились на пол.

Встал только Тил. Незнакомец остался лежать, пустыми глазами глядя в потолок. Под выбритый подбородок его по самую рукоять был загнан нож.

Воцарилась тишина. Вильям оторопело посмотрел на Тила.

— Что ты... — начал он. — Как...

— Зови Жугу, — отрывисто сказал Тил.

Вильям подчинился.

Ему случалось видеть, как другие убивают. Он помнил, как хладнокровно и расчётливо сражался Арнольд, как ловко и невероятно быстро, словно в танце, убивал врагов Жуга, как била дротиком Линора. Но здесь было что-то совершенно другое, настолько чуждое, что Вильям содрогнулся. Тил убил незнакомца, как делают что-то неприятное, но необходимое. Он поразмыслил и вдруг нашёл точное, хотя при том весьма непоэтичное сравнение.

Мальчишка убил так, как будто выдавил прыщ.

Через несколько минут травник спустился с крыши, хмуро выслушал рассказ мальчишки и долго молчал. Рассмотрел лежащего и повернулся к барду.

— Шпион, — пробормотал он, — соглядатай. Интересно было бы узнать, кто заплатил ему.

Он потянулся вытащить нож.

— Осторожно, — быстро сказал Телли, — на нём яд.

— Почём ты знаешь?

— Он меня задел.

Только теперь Вильям заметил алую полоску у того на рукаве и вздрогнул.

— Ты...

— Я в порядке.

— На него яд не подействует, — подтвердил Жуга, продолжая методично обшаривать карманы убитого. Нож он трогать не стал, и без того в воздухе приторно и остро пахло кровью. На деревянный пол легли метательные иглы, кожаный чехол с двумя ножами, лезвия которых подозрительно блестели жиром, и тонкий шёлковый шнурок удавки.

— Профессионал, однако, — хмыкнул Жуга, вытирая руки. — Хорошо, что Агаты нет. Где Золтан?

— Скоро должен подойти.

Минут через пятнадцать, подтвердив его слова, дверь распахнулась и Золтан замер на пороге корчмы.

— Что здесь случилось, чёрт дери? — он быстро огляделся, сделал шаг и нагнулся над трупом. — Что вы опять натворили? Кто это?

— Не знаю. Он пришёл меня убить, — Жуга кивнул на разложенные на полу орудия убийства. — Взгляни. Этот парень просто бродячий арсенал.

— Хм. Странно. Хотя...Нет, не может быть. Ножи с ядом? Если это он...

— Кто?

— Камилл Ле Бар. Это бурое сукно... Понимаешь, он не любит крови, действует отравой — одна царапина, и этого хватает. Я никогда не видел его в лицо. А впрочем, что я говорю... Не может быть. Но если это он, тебе невероятно повезло.

— Не мне. Это Тил.

— Что-о?!

— Тил его прикончил, — Жуга провёл ладонью по лицу, зажмурился и потряс головой. Повернулся к Тилу. — Как ты догадался, что он убийца?

— Я не догадывался. Просто увидел, как он подбросил Вильяму кольцо. Я подошёл и спросил наудачу, а он... Мне повезло, он просто не ожидал атаки.

— Кольцо? — переспросил Жуга. — Какое ещё кольцо?

Вильям разжал вспотевшую ладонь. Жуга нахмурился.

— А ну-ка, дай сюда...

Вильям подчинился. Травник подошёл к камину, рассмотрел кольцо внимательно со всех сторон, огляделся, подобрал с пола щепочку и просунул внутрь. Раздался еле слышный щелчок, короткий шип выскочил из-под рубина и вонзился в дерево. Вильям похолодел.

— Яд, — медленно проговорил Жуга. Камень кроваво светился в отблесках каминного огня. — Яд и пламя... Ты его не надевал?

— Нет, — Вильям потряс головой. — Нет, нет!

Жуга поддел ножом красную искорку рубина, невозмутимо выломал камень из оправы и бросил колечко в огонь.

— Тебе поменьше надо распускать язык, — сказал он, мрачно наблюдая за тем, как пламя лижет жёлтый ободок. — Это слишком опасная игра. Если хочешь жить, то никому не говори, куда и с кем мы собираемся плыть. Понял?

— Понял, — потупился тот. — Только... Я хотел бы плыть с вами.

— Плыть с нами? — Жуга поднял бровь. — Тебе действительно этого хочется?

Тот поспешно закивал.

— Я могу заплатить.

— Ну что ж, — Жуга вздохнул, — наверное, придётся тебя взять. А то ведь ты такого наболтаешь... Так, яд, похоже, уже выгорел, — он снова огляделся, подцепил колечко кочергой и положил его на стол. — На, держи своё кольцо. Да погоди хватать, дурак, — оно ж горячее... В Англии продашь. Надо же тебе там будет на что-то жить первое время. Тил! Ты куда?

Тот обернулся на лестнице.

— Хочу взглянуть на доску.

Травник посмотрел на распростёртое на полу тело наёмника. Провёл рукой по волосам.

— Это уже ничего не изменит. После поглядим. Собирайся. К утру мы должны быть на корабле.

* * *

За сутки до отплытия Яльмар всё-таки нашёл ещё троих человек. Точнее, нашёл он одного, а двое других заявились сами — слухи по тавернам расходились быстро. Герхард Грюммер отрекомендовался как знакомый Гальберта. Медлительный, немногословный, с крупными руками и головой, он приглянулся Яльмару сразу. Клаус Лей из Аверкампа, косматый и носастый, похожий на страшноватое рыжее пугало, попался Яльмару в таверне, на глазах у викинга согнул монету пальцами и тут же был зачислен в экипаж. Насчёт него Яльмар сомневался, но выбирать уже не приходилось. Быстро разобравшись с этими двоими, Яльмар некоторое время молча рассматривал третьего — внушительного толстяка с огромной лысиной и маленькими глазками, явившегося вслед за Грюммером.

— Как тебя зовут? — спросил он наконец.

— Винцент, — ответил тот. Голос был самым обычным. — Винцент ван Хейден.

— Плыть, значит, хочешь, — задумчиво проговорил варяг. — А грести умеешь?

Вместо ответа тот поднял ладони. Корявые валики мозолей говорили сами за себя.

— Неплохо, — Яльмар крякнул. — Ладно. С кем ходил?

— С Хёвдигом Собакой. С Ториром Бальдурссоном. С Карлом Хитрым.

— Знаю их. Чего ж ты в таком разе на берегу сидишь?

— Пожрать люблю, — он похлопал себя по брюху.

— Да, это верно, это — причина... Хм! Дракона не испугаешься?

— Чего мне их бояться? — пожал плечами тот.

— Ну что ж, пожалуй, я тебя беру.

Ушедшие от Яльмара моряки быстро разнесли сплетни о драконе по окрестным кабакам. Любопытные горожане некоторое время ошивались возле пирса, но постепенно им это надоело. В итоге только двое или трое видели, как возок с драконом в деревянном ящике прибыл на корабль к четырём утра. Дракошка оказался далеко не так тяжёл, как можно было ожидать — четыре человека, не без помощи верёвок и упоминания его драконьей матери погрузили ящик на телегу. Явившись на корабль, Рик долго нюхал палубу и фыркал, пока в конце концов не расположился возле кормовой надстройки, едва не перекрыв собою весь проход. Бородатые, одетые в мохнатые штаны мореходы-северяне косились на него со странной смесью страха и восхищения в глазах. Особенно всех поразило, как свободно обращается с ним Тил. Два гнома пришли чуть позже и сошли на борт так уверенно и невозмутимо, будто всю жизнь плавали по морю, а к семи утра явилась Герта с небольшим дорожным сундучком, который принесла сама.

— Все в сборе? — Яльмар оглядел сидящих на скамьях мореплавателей. — Никого не забыли? — «Все! Все!» — нестройно отозвались голоса. — Тогда вёсла на воду! Отваливаем!

Он натянул рукавицы и встал за рулевое весло, но тут Золтан с пирса вдруг замахал ему здоровой рукой, привлекая внимание. Яльмар нахмурился.

— Ну что там ещё?

По причалу кто-то шёл. Неторопливо, но уверенно. Это был невысокий жилистый парень неопределённого возраста, с приплющенными к черепу ушами старого кулачного бойца и задорным взглядом голубых глаз. Одетый в чёрную кожаную куртку, он был бы довольно неприметным, если б не одна деталь — он был побрит наголо, то есть, был без бороды и без волос. В руке он держал топор. По мере его приближения лицо Яльмара вытягивалось всё больше и больше.

— Один и Фрея, — пробормотал он наконец. — Это что ещё за чучело?

Незнакомец замедлил шаги и остановился возле кнорра.

— Эхой, Яльмар! — он помахал топором. — Чего вытаращился? Не узнаёшь?

— Хельг! — рявкнул тот. — Глазам не верю. Ты ли это? Где твои волосы?

— Проиграл, — признался тот. Провёл ладонью по бритой макушке. — Вчистую проигрался. В пух и прах. Даже меч заложил. Говорят, ты снова набираешь народ. Возьмёшь меня обратно на своё корыто?

— Ещё чего! — тот гордо подбоченился, но стоявший рядом травник уже разглядел в глазах варяга весёлые искорки и понял, что вся их перепалка — не более, чем дружеские подначки. — Чего бы ради? Ты же сам ушёл.

— Ушёл, — кивнул согласно тот. — Да только услышал краем уха, будто с вами поплывёт дракон. Это правда?

— Правда, — вместо Яльмара ответил травник. — Телли! Покажи ему.

Тил наклонился. Рик с любопытством поднял голову и, оказавшись на одном уровне с Хельгом, заглянул ему в глаза. Тот отпрянул от неожиданности, но через мгновение уже приблизился заворожённо. Протянул руку.

— Клянусь той пропастью, откуда все мы вышли, — выдохнул он, — я никогда не видел ничего прекраснее... Яльмар! Я поплыву без платы.

Варяг расхохотался.

— Ладно. Ещё никто не смел назвать Яльмара Эльдьяурссона жадным! Прыгай, так и быть, пойдёшь как все. Всё веселей. И хватит трепаться — отлив провороним. Эй, Золтан! Бросай канат!

Хельг бросил на корабль мохнатый мешок, топор, и пружинисто спрыгнул сам. Нашарил меж скамеек свободное весло и ловко продвинул его в истёртое гнездо уключины. Поплевал на ладони.

— Давай!

Канат свился неровными кольцами. Моряк, стоявший рядом, подхватил его, ловким движением свернул в аккуратную бухту. Золтан помахал им с пирса, крикнул «Счастливо!» и остался стоять, провожая взглядом. В шорохе и скрипе вёсел корабль медленно стал отваливать от пристани.

— Вёсла! — рявкнул Яльмар, крепче сжимая руль, и топнул ногой. — Навались! Эхой!

Пятнадцать вёсел погрузились в воду. Стукнулись. Поймали ритм.

— Идём, — Яльмар неотрывно глядел на пирс.

Гертруда стояла у борта, напряжённая, как струна. Костяшки её пальцев побелели, губы что-то шептали беззвучно. Жуга напряг слух, но не услышал ничего — всё заглушал плеск волн. Вильям молчал, верхом усевшись на скамью. Два гнома оживлённо обсуждали что-то на своём наречии, подталкивая друг друга локтями и указывая на берег, совсем как дети. Невысокий ростом Орге то и дело подпрыгивал, кривил губы и всматривался в даль из-под ладони. Его спутник Ашедук был вышел и плотнее, с руками мощными как корни дуба, и необычно мелкими для гнома чертами лица, терявшимися в чёрной и курчавой бороде. При взгляде на него у травника всякий раз возникало подозрение, что Ашедук — наполовину человек. Возможно, так оно и было.

Тил сидел возле дракошки, уронив в ладони голову, и в молчаливой неподвижности смотрел, но не на берег, как другие, а на море. Взор его антрацитовых глаз был глубок и задумчив. Казалось, он не видит никого и ничего, но травник каким-то шестым чувством знал: тот видит всё и много больше. У ног его лежал мешок с припасами и злополучной игровой доской. Рик был спокоен, лишь изредка вскидывал голову и принимался оглядываться, с шумом втягивая ноздрями воздух.

Фигурка Золтана на пирсе становилась всё меньше и меньше. Было видно, как он повернулся и зашагал к фургончику на берегу. Фургон через минуту тронулся и покатил по направлению к городу. Жуга почувствовал, как что-то обрывается внутри. Солёные брызги упали ему на лицо, засеребрились на рыжих ворсинках плаща. Берег, полный опасностей и тревог, но такой твёрдый и надёжный, оставался за кормой, таял в пелене летящего дождя. В холодной серости светлеющего моря кнорр Яльмара неторопливо разворачивался, направляясь к выходу из бухты.

— Что, так и пойдём на вёслах? — сказал Жуга, чтобы хоть как-то заглушить непонятное волнение в груди. — Без паруса?

— Ну, почему же, — невозмутимо возразил варяг. — Как-нибудь поставим и парус. Чего-чего, а ветра в нашем путешествии будет предостаточно, ещё сто раз об этом пожалеешь.

Жуга смотрел вперёд, когда в сплошной доселе пелене свинцовых туч открылся вдруг просвет, и тонкий, показавшийся невероятно ярким луч восходящего солнца пронзил холодную стылость, ударил в воду, заплескал, запрыгал, а затем распался тысячами золотых монет и исчез. Моряки замерли, на краткое мгновенье перестав грести, а когда лопасти вёсел снова опустились в воду, все молчали, словно заколдованные тем, что только что произошло.

— Добрый знак, — проговорил негромко Яльмар, глядя куда-то за корму. — Хотя кто его знает...

— Куда ты смотришь?

— На берег, Лис, — он вздохнул. — На берег.

* * *

Как ни храбрились люди Яльмара, а всё-таки присутствие дракона беспокоило сидящих рядом с ним гребцов. Они то и дело чертили в воздухе охранные руны, крестились и отворачивались, когда зеленовато-жёлтые глаза дракона останавливались на них. Однако вскоре привыкли и перестали обращать на него внимание. Послышались первые подначки, шутки, кто-то засмеялся, но тут же умолк. Плескали вёсла. Корабль плыл. Город довольно скоро скрылся из виду. Потянулись пустоши, прибрежные леса и дюны. Потом глаз и их перестал различать, лишь тёмная линия берега виднелась по левому борту. В открытое море Яльмар не спешил выходить.

Качало. Зелень волн внизу, буквально в двух шагах, рождала странное чувство в голове и муть в желудке. Волна шла мелкая, кнорр резал воду с мягким шелестом, легко, свободно. Открывшаяся впереди невероятная, пугающая ширь захватывала дух. Пропитанный водою ветерок гудел в натянутых канатах, развевал накидку травника, игрался волосами. «Хорошо!» — довольно крякнул Яльмар. Слегка неуклюжий на суше, в море варяг преобразился. Он стоял на палубе спокойно, твёрдо, уверенной рукой направляя корабль вперёд. Казалось, он даже стал выше ростом.

Герта выбрала свободную скамью и села, примостив под ней свой сундучок. Гномы разместились на носу. Помедлив, травник отошёл от борта ближе к середине, туда, где обосновались Рик и Телли. Погладил мимоходом гладкую драконью чешую. Рик приоткрыл глаза и благодарно пискнул. Выгнул шею. Золотистый бок его был холоден, под кожей гладко и упруго перекатывались мышцы. Тонкое полотнище крыла напоминало огромный сложенный зонтик.

— Накрой его чем-нибудь.

Тил поднял взгляд.

— Он не мёрзнет.

Помаленьку тучи расходились. Вскоре выглянуло солнце. Гребцы один за другим избавлялись от курток и плащей. Яльмар придирчиво присматривался к новичкам, порой кривился недовольно, но чаще хмыкал одобрительно. Жуга проследил за его взглядом. Грюммер загребал размеренно и мощно, ничем не отличаясь в этом деле от норвегов, что сидели рядом. Гальберт частил, Клаус Лей то и дело зарывал весло. Толстяк Винцент грёб очень экономно, больше полагаясь на упор и технику, чем на силу рук. Живот ему нисколько не мешал. Из всей команды только он и Гальберт не снимали шляпы (первый опасался застудить лысину, второй — недавнюю рану). Остальные матросы плавали с Яльмаром уже давно и после нескольких пробных попыток быстро нашли нужный ритм, подходящий для всех. Загребным сидел огромный рыжеватый парень с длинными усами, но совсем без бороды. Звали его Арвидас, насколько травник знал, он был единственным литвином на варяжском корабле. За всё время, прошедшее после отплытия, он не произнёс ни слова. Тон в разговорах задавал здесь Хельг — тот самый бритый малый, что пришёл в последнюю минуту. Он перебрасывался шутками, охотно рассказывал подробности своих портовых похождений и беззлобно огрызался на подначки сотоварищей.

От воды тянуло холодом. Жуга поёжился, спрятал ладони под плащ. Слаженная работа полутора десятка гребцов причиняла ему какое-то непонятное неудобство. Роль пассажира оказалась гораздо менее приятной, чем он предполагал, и впервые за последние несколько месяцев заставила его вдруг ощутить свою никчёмность. Это раздражало.

— Может, и мне сесть погрести? — неуверенно предложил он.

Как ни странно, этот простенький вопрос заставил Яльмара задуматься.

— Ты вот что, — наконец сказал он. — Если это так, для баловства, то лучше бы не надо. Одно весло нам ходу не прибавит, а вот ритм собьёшь. Тебе ведь раньше не доводилось грести? Так вот, о чем я: лишний человек нам завсегда пригодится, если шторм или ещё чего. И если уж всерьёз надумал сесть со всеми за весло, так лучше попробовать сейчас, когда спокойно и волны особой нет. Опять же и укачивает меньше. Вильям, вон, весь уже зелёный, да и ты хорош... А мальчишка молодцом.

В последнем утверждении варяг был прав: Тил выглядел отлично, в то время как Вильям уже час лежал на скамейке больной и квёлый, глядел всё больше вверх и кутался в свой плащ.

— Так как решаешь? Сядешь?

— Сяду.

— Вот и ладно.

— Яльмар! — крикнул тем временем неугомонный Хельг. — Эй, Яльмар! Как насчёт перекусить? Уж пятый час гребём, пора бы.

— Точно, самое время, — поддакнул ему ещё кто-то, плохо видимый отсюда, но схожий голосом с Винцентом. — И пива бы неплохо — в горле пересохло.

— Тебе бы только жрать, Хельг! — не то всерьёз, не то притворно рассердился Яльмар. — Что ж с утра на берегу закусить не мог? Подождёте. Вон за тем мыском течение послабже, остановимся минут на десять, выкатим бочонок.

До «вон того мыска» пришлось грести не меньше часа. Как только он остался позади, полезли в трюм за пивом и колбасами. Яльмар разорвал колбасное кольцо напополам, протянул Жуге.

— Будешь?

Тот помотал головой: когда корабль стоял, качало ещё сильнее.

— Смотреть на неё не могу!

— А зря: потом захочется. Ну, как скажешь.

С этими словами Яльмар с хрустом откусил кусок и шумно принялся жевать. Глотнул из кружки. Вокруг все закусывали, по скамьям передавали рога, наполненные пивом. Особенно усердствовали гномы, которых не брала никакая морская болезнь. Гертруда вооружилась ножом, Телли грыз прямо так. Дракошка ластился и лез под руку.

— Чего змеюке не даёшь своей? — поинтересовался Яльмар.

— Ему такой кусочек на один зуб, — с набитым ртом ответил тот. — Всё одно, что для тебя сыр из мышеловки. Ничего, денёк, другой потерпит. Или хочешь, чтобы он тебе всю палубу уделал?

Моряки загоготали. Вильям застонал и отвернулся.

— Подымай его, — кивнул варяг Жуге, — а то ещё помрёт ненароком. Пока стоим, берите вёсла. Я, пожалуй, тоже сяду, сменю Хуфнагеля. Ему вредно так много грести с непривычки: а ну, как черепушка снова разойдётся. Ну-ка, Герта, пропусти... Гальберт! Иди за руль.

Вильям вставать не захотел.

— Не трогай меня, — стонал он. — Со мной всегда так. Ик! Ох... Ветра нет, а волны всё идут. Кажется, это называется «мёртвая зыбь». Я слышал... Ик! Ох, мама, до чего же гадко...

Волоча за собой упирающегося Вильяма, Жуга пробрался по качающейся палубе на нос и сбросил барда на свободную скамью. Нагнулся, вытащил весло. Повертел его в руках, припомнил, как с ним обращался Хельг и протолкнул его в гнездо. Достал второе для Вильяма, уже уверенней пристроил его с другого борта.

Вильям недовольно надул губы.

— Я не умею грести.

— Я тоже. Лютню убери, а то ещё расколешь ненароком.

Весло было тяжёлым, с большим противовесом возле рукояти. Жуга подвигал им туда-сюда для пробы, нащупал равновесие и сел.

— Ну, как вы тут? — к ним подобрался Яльмар. — Ага. Угу. Всё правильно. Особо не спешите, загребайте поверху, следите за остальными. Если плюхните — ничего, других всё равно отсюда не зацепите... — варяг прищурился на солнце. — Полдень. До темноты попробуем пройти ещё столько же... Вильям, не спи, весло упустишь!

Кнорр снова двинулся вперёд. Было немного непривычно видеть у руля вместо Яльмара худую, длинную как гвоздь фигуру Гальберта. Однако правил тот вполне прилично, и лишь изредка варяг махал ему рукой, веля чуток подправить курс.

Весло пружинило, вырывалось из рук и всё время норовило стукнуть в грудь тяжёлым набалдашником. Особо трудно было удержать его на нужной глубине во время гребка. С непривычки заболели плечи, потом спина, но постепенно травник разогрелся, мышцы приятно загудели. У Вильяма дела пошли похуже. Ворочая веслом, он привставал, отдувался, а пару раз и в самом деле упускал его, всякий раз получая приличный тычок рукоятью в живот. Но наконец втянулся и он.

— Для начала неплохо, — прокомментировал сидевший перед ними Яльмар. — Если совсем невмоготу, греби через раз. И гляди веселей! С такими ребятами мы куда хочешь дойдём, не то что до твоей Британии. Неплохо бы, конечно, ещё пару человек, но на худой конец сойдёт и так.

Сам варяг орудовал веслом играючи, оно нисколько не мешало ему говорить с Жугой на разные темы, чего нельзя было сказать о травнике. Однако через некоторое время Жуга с удивлением заметил, что гребля в самом деле помогла ему отвлечься и забыть про тошноту.

Постепенно речь зашла об экипаже корабля.

Арвидаса и четверых голландцев травник уже знал. Норвежцев было пятеро, считая Яльмара — высокий рыжий Сигурд Ислефссон, Бранд Кентильссон, которого все звали просто Бранд, и ещё один Бранд, но только Сиемссон, которого все звали Бранд Верёвка. Различались они разительно: Бранд — темноволосый великан с расплющенным носом был ростом с Яльмара и Сигурда, а Бранд Верёвка был моложе, ниже и светлее волосом. Вообще у всех здесь волосы выгорели на солнце, у кого-то меньше, у кого-то больше, но Верёвка выделялся даже среди них. Лица мореходов были красные и обветренные. Последний из норвежцев звался Хаконар и отец у него был тоже Хаконар. Роста он был среднего, носил бороду и косил на один глаз. На его левой руке не хватало мизинца.

Ещё было три шведа: невысокий и довольно некрасивый Пер Иенсен и два брата — Ларс и Магнус Ольсены. Братья были близнецы, обоим было лет по двадцать с небольшим и различить их было бы затруднительно, не отпусти один из них бородку, а другой — только усы. «Проще простого, — усмехнулся по этому поводу Яльмар. — Запомни: если ус — значит Магнус».

Последним Яльмар указал на гребца со второй скамьи — среднего роста, крепко сбитого темноволосого парня, ещё безусого и безбородого.

— Это Рэйо. Рэйо Ескэлайнен. Он чухонец.

Больше про него он не сказал ничего.

— А Хельг? — Жуга кивнул на бритый купол головы, мелькавший впереди. Яльмар пожал плечами.

— Хельг говорит, что он датчанин, хотя, по правде говоря, никто не знает, откуда он. Я с ним плаваю уже год. Говорят, он какое-то время работал на ганзейцев в Московии, в Новгородской фактории, потом ушёл оттуда и отправился странствовать. Быстро думает, ещё быстрее говорит. А так — нормальный парень, не хуже других.

В этот миг Жуга насторожился — как будто услыхав, что речь зашла о нём, Хельг затеял приставать к Гертруде, правда, пока ещё словесно.

— Ха! — доносился с кормы его голос. — Похоже, Яльмар изменил своим привычкам и теперь возит баб на корабле. Ребята, вы хорошо устроились! Троллей не боитесь? Хотя с драконом ли бояться... Как тебя зовут, красавица?

— Чёрт... — Жуга стиснул зубы. — Яльмар, осади его. Добром это не кончится.

— Да пусть почешут языки, — отмахнулся тот. — Всё не так скучно. От бабы не убудет.

— Ах, майне кляйне юнге фрёкен, — тем временем заливался Хельг, — ваши формы меня так тревожат! Что Вы скажете об небольшой прогулке на борту туда-сюда?

— Заткни свою пасть, — коротко бросила Герта. Моряки загоготали.

— Чего ж так грубо-то? — поморщился тот. — Клянусь веслом, скучать нам не придётся. А ежели вам, значится, захочется чего-нибудь ещё...

Гертруда резко вытянула руку, вывернула кверху ладонь. Шевельнула губами. Жуга почувствовал, как еле ощутимо дрогнул воздух, в затылке защипало от накатившей Силы, и болтун умолк на полуслове. Дракон на кормовой площадке вскинулся и завертел головой. Несколько мгновений Хельг нелепо открывал и закрывал свой рот, словно рыба, затем в недоумении схватился за горло, но всё равно не смог произнести ни звука. Замахал руками. Травник застонал.

— Предупреждал же...

Вёсла замерли. «Голос... голос сорвал...» — пронеслось по скамейкам.

— Так-то лучше, — усмехнулась Герта. — Помолчи пока. А после видно будет.

До самого заката Хельг не произнёс ни слова. Все остальные тоже предпочли молчание. Повисла тишина, лишь изредка прерываемая чьим-нибудь коротким словцом или сухим отрывистым кашлем Хуфнагеля, когда тот прочищал прокуренное горло. Они прошли ещё часа четыре, прежде чем посыпал дождь с мелким градом и Яльмар распорядился грести к берегу. Заночевать решили на суше.

— Повезло, — сказал Яльмар, полуобернувшись к травнику. — Ещё два-три таких перехода, и мы в Англии.

— Так мало?

— Тут недалеко. Мы уже прошли обе Шельды и Зебрюгге, немного не догребли до Остенде. Не хочу заходить в порт — сплошные хлопоты с налогами. Пристанем тут.

Дно заскрипело по песку, корабль замер. Норвеги стали прыгать в воду. Сбросили канаты. Солнце скрылось, быстро холодало и темнело. Бил прибой. Волны с пеной и шипеньем набегали на берег. Песчаный пляж, усыпанный обломками дерева, изогнулся широкой излучиной, из крутого невысокого откоса торчали высохшие корни деревьев. Корабль больше чем наполовину вытащили на песок, особо, впрочем, не усердствуя — уже шёл вечерний отлив. Иенсен выкатил котёл, Сигурд, Бранд и два голландца отправились собирать дрова, остальные закрепляли судно. Стоянка оказалась удобной — скалы с запада прикрывали от ветра, неподалёку обнаружился ручей, ещё не полностью замёрзший. Жуга было подивился такому везению, но Яльмар вскорости развеял его домыслы.

— Я часто здесь ходил, — сказал он, разводя огонь. — В Британию, на Польшу мимо Дании, через Скагеррак и Каттегат. Во Фрисланде бывал, в Дренте заходил мимо Фризских островов... Даже в Финнланд заплывал, хоть там и делать нечего. У меня везде по берегам таких местечек наприсмотрено. На Влиланде, на Текселе, на Терсхеллинге. В других местах тоже. Эх, задувает, жаль, не по пути! Как бы завтра против ветра грести не пришлось... Хаконар! Эй, Хаконар! Тащи крупу.

Гертруда медленно бродила по берегу, не обращая внимания на мореходов, изредка нагибалась, подбирала что-то. Хельг, разворачивающий на кнорре парус для шатра, косился на неё, как показалось травнику, со странной смесью уважения и неприязни. Речь к нему вернулась, но пока он предпочитал помалкивать. Вильям, кривясь и морщась, сидел у костра, рассматривая мозоли на ладонях. Тил и дракошка тоже где-то прогуливались, спрыгнув на берег в числе первых. Жуга их отлично понимал — после зыбкой ненадёжной палубы хотелось насладиться твёрдой землёй под ногами. Его самого всё ещё изрядно пошатывало.

Поспела каша. Мореходы ели жадно, быстро, сталкиваясь ложками в котле. Кусками рвали колбасу. Горячее варево быстро остывало. Тил с Гертой не отставали от остальных, Вильям же, просидевший голодом весь день, и вовсе казался ненасытным. Дракошке вновь не перепало ничего.

— Спать! — распорядился Яльмар, стукнув ложкой в край пустой посудины. — Завтра снимаемся рано. Вильям, отчисти котёл.

— А почему я?

— Должна же от тебя быть хоть какая-то польза... Ларс, Магнус! Ваша стража первая. Кого будить — решайте сами. Тил, или как там тебя... Давай, загоняй свою зверюгу.

Вильям, вздохнув, поплёлся за водой. Жуга посмотрел ему вслед, покачал головой и пошёл помогать. Вдвоём они уволокли котёл к ручью, где счистили копоть песком и пучками пожухлой травы. Вода была ужасно холодна. Впрочем, Вильяму это пошло только на пользу: ладони у него была стёрты от гребли — ещё днём Жуга заметил, что рукоять его весла была в крови.

— Да, не скоро ты возьмёшься за перо, — сочувственно кивнул Жуга.

— Не скоро, — согласился тот. — Да если честно, то не очень и охота... Слушай, я вот всё понять не могу, почему яд на Тила не действует. Я читал, что царь Митридат Понтийский тоже был невосприимчив к ядам — принимал их помаленьку, пока не привык... Может, и Тил вот так же?..

— Нет, не так, — травник встал и вытер руки о полу плаща. Задумался. — Странно другое — то, что он их теперь распознаёт. Когда его ужалил скорпион, он даже ничего не понял, а здесь... — он обернулся к Вильяму. — Дотащишь в одиночку?

— Котёл-то? Дотащу... А ты чего?

— Я поброжу пока. Иди, ложись.

Ущербная луна мелькала в облаках. Жуга давно уже приметил тёмный силуэт Гертруды в отдалении на пригорке, и теперь направился туда.

— Кого-то ждёшь?

Та помотала головой:

— Нет, просто на море смотрю. Чего не спишь?

— Не хочется. Я вот чего пришёл... — Жуга замялся. — Ты ведь пошла со мной для обучения. Ты так сказала. Когда же мы начнём?

Гертруда повернула голову. Долго, пристально смотрела на травника.

— У мага два пути заполучить ученика, — проговорила она наконец. — Первый — полностью его себе подчинить, привязать к себе. Второй — повсюду следовать за ним и ждать, когда он сам придёт. Разницы, в общем, нет. Всё остальное — только варианты этих двух. Ты пришёл.

Она помолчала, затем продолжила.

— Ты не хуже меня знаешь, что магия сложна и опасна. Но если ты захочешь учиться, тебе придётся смотреть на мир другими глазами. Ты больше не увидишь просто волны, или полёт облаков, или пляску огня в очаге. За каждым их движением будут открываться силы, вращающие мир, и бездна, по краю которой мир катится. Раз пробудив в себе эту музыку, ты уже не сможешь заставить её замолчать. Отчасти тебе это уже знакомо. Но только отчасти. Поэтому стой и смотри.

— Когда же мы начнём учёбу?

Герта едва заметно улыбнулась.

— Она уже началась.

* * *

Шли дни. Корабль Яльмара неторопливо продвигался вдоль голландских берегов. Остались позади Остенде, устье Изера, другие города. К исходу третьего дня они достигли Франции, к исходу четвёртого — добрались до пролива и повернули к северу. Зима напоминала о себе, грести почти всё время приходилось против ветра. Брызги замерзали на борту ладьи, наутро доски покрывались инеем. Одолевали снег и град. Всякий раз когда корабль спускали утром на воду, сначала приходилось отбивать намёрзший лёд. Однажды прогребли всю ночь, не найдя подходящего места для высадки — разыгрался ветер, волны с рёвом били в скалистые берега. Два раза удалось поймать попутный ветер, несколько часов погода была солнечной, потом опять нагнало тучи.

Жуга привыкал к морю медленно. Морская болезнь ещё не прошла, но уже не так сильно его беспокоила. Море оказалось странным. Одинаковым, и в то же время — всякий раз другим. Спокойствие сменялось яростью холодных волн, морская ширь — ущельями проливов. Даже цвет воды менялся десять раз на дню. Встречались острова, которые грозили гибелью ночью и служили ориентиром днём. Холодный ветер свистел в снастях, заряжая злобной бодростью молодых и здоровых и выдувая силы из больных и стариков. Лопнули, сошли и лопнули опять мозоли от тяжёлого весла. Иногда ему было страшно. Иногда вдруг накатывал дикий восторг. Иногда одолевало безразличие, особенно когда наваливалась усталость. Он начал понимать беспокойную душу мореходов и постепенно приучался мыслить как они. В молчании моря не хотелось говорить. Он понимал теперь, к чему прислушивается Арвидас и почему тревожно вскидывает голову финн Рэйо, когда внезапные порывы ветра треплют полосатый парус. Отсюда, с борта корабля, всё виделось совсем по-другому. Ничего не было постоянного. Берег, с его городами, законами, никчёмными страстями и страстишками как будто перестал существовать. Мир сжался, сузился до маленьких размеров корабельной палубы. Исчезни та, и миру этому пришёл бы конец. Он тоже плыл, скользил по водной глади на невидимых коньках. «Как глубоко здесь?» — как-то раз спросил у Яльмара Жуга. «Верёвки не хватит» — был ответ.

Тил тоже с каждым днём молчал всё больше. Чаще всего он просто сидел в обнимку со своим драконом и глядел на море, а ночью — на звёзды, почти не замечая, как холодный ветер треплет его белые волосы. Лицо его оставалось розовато-бледным, несмотря на холода. Он мало спал и редко ел. Жуга буквально физически ощущал растущую день ото дня в мальчишке чужеродность. Внешне она проявлялась мало, он лишь стал чуть выше ростом, да скулы его заострились, но уже сейчас на его лице проступало то странное выражение отрешённости и углублённости в себя, которое, как догадывался травник, со временем станет постоянным. Тил был серьёзен, не смеялся, на вопросы отвечал односложно и резко, и только изредка вдруг быстрая усмешка появлялась на его губах. Тил, проказник Тил, этот весёлый, нескладный, ехидный мальчишка исчезал на глазах. Травнику подумалось, что этот Тил не стал бы плакать при опасности, как тогда в корчме, когда на него набросились гномы. Скорее всего, случись подобное сейчас, он просто их убил бы. Тил слушал море, слушал небо так, как будто сотни новых чувств рождались каждый день. И травник в меру своих сил пытался вслушиваться вместе с ним. Тишина холодного северного моря входила в душу, необъятная даль пробуждала непонятное томление, чувство обретения чего-то, давно потерянного и с тех пор недостижимого.

Корабль плыл, путешествие длилось, и если поначалу на травника посматривали косо, то со временем во взглядах моряков всё чаще проскальзывало молчаливое одобрение. Тяжёлый труд сблизил их. Работая веслом и слушая в минуты отдыха холодные напевы скандинавских мореходов, в которых он не понимал ни слова, травник поневоле становился частью их изменчивого мира и доверялся ему.

И лишь на четвёртый день понял, как жестоко он ошибался.

* * *

В тот день Рэйо решил высвистать ветер.

Точнее говоря, это утомлённые бесконечной греблей моряки насели на Яльмара, а поскольку Рэйо знал и умел это лучше всех, дело поручили ему.

Жуга и Герта стояли на площадке на корме и наблюдали.

— Вот тебе простой пример, — задумчиво сказала Герта, кивнув на Рэйо. — Задумывался ты когда-нибудь, как происходит подобное?

— Ты про то, как он свищет? — травник поднял бровь и прислушался, как финн плетёт губами кружево незатейливой мелодии. — По-твоему, он что-то делает не так?

— А ты как думаешь?

— Мне кажется... а впрочем, нет, не знаю, — он помотал головой и вновь прислушался. — Не могу сказать. Но чувствую, что — да, не так. Он наколдует ветер поперечный и порывистый, вон оттуда. Яльмару придётся часто менять путь...

— Курс.

— Да. Курс. Ты это хотела услышать? Или хочешь, чтобы я вызвал ветер?

Гертруда облокотилась о фальшборт.

— Всё в мире взаимосвязано, — проговорила медленно она. — И ветер, это не больше, чем движение воздуха. Но задумывался ли ты о том, что свист — тоже всего лишь движение воздуха? Представь себе книжки... Или нет, лучше не так. Представь себе костяшки домино. Ты ведь знаешь, что такое домино?

— Да. Знаю. Видел. Продолжай.

— Поставь их на ребро, дорожкой, и толкни одну. Она повалит следующую, пусть даже та чуть больше размером. Та повалит новую, а вскоре уже будут рушится горы. Это если правильно поставить. Движение рождает движение, надо только толкнуть в нужном месте. Если бы я попросила тебя вызвать ветер, ты бы сразу принялся ворочать горы. И наверняка бы своротил, с твоими-то способностями! Но что бы было после, я не представляю. Навряд ли есть на свете корабль, который выдержал бы такой шторм, не говоря уже о том, как это сила отразилась бы на тебе. Ограничения здесь не помогут, у тебя просто не хватит сил и времени на них. Прислушайся. Финнланд — страна далёкая и дикая, страна лесов, болот и озёр; и люди там, скорей, не колдуны, как все считают, а просто очень тесно сжились с окружающим миром. Можно, конечно, передвинуть гору сразу. А можно просто подтолкнуть ближайшие костяшки домино, как делает сейчас вот этот парень. Хотя ты прав — он их «толкает» слишком резко и немного не туда.

— А как же эти, как их там... ограничения? Он делает их или нет?

— Но это же так очевидно, Лис! — Гертруда улыбнулась, — неужели ты ещё не понял? Он сам и есть ограничение. Он высвищет ветер, пусть не такой, как хочет, но похожий, и высвищет так, чтоб тот не превратился в бурю, но и не утих до вечера. И когда ты научишься делать только то, что хочешь сделать и ничего больше, ты сможешь владеть своей силой без вреда для себя и других.

Жуга недоверчиво посмотрел на неё.

— Так просто?

Герта вдруг расхохоталась.

— Чего ты смеёшься?

— Извини, — вытирая выступившие слёзы, сказала та. — Прости пожалуйста. Просто... Просто я вдруг вспомнила, что когда Хедвига разъяснила это мне, я задала ей точно такой же вопрос. Теперь я знаю, как я выглядела в тот день со стороны.

— Ну и как? — мрачно спросил Жуга.

— Глупо. А что касается Хедвиги, то она сказала так: «На всякого мудреца довольно простоты». Соизмеряй свои силы. Сложное решение далеко не всегда лучшее. Подумай полминуты перед тем, как что-то сделать, и почти всегда отыщешь лучший ход. А сейчас давай поупражняемся, если ты не против. Нам нужен юго-восточный ветер. Что б ты сделал?

— Юго-восточный? Жаль, нет моей свирели...

— Ничего, сойдёт и так. Чтоб не сработало, свисти на полтона ниже или выше. Мелодию я пойму.

— Ну, перво-наперво вот так — три раза быстро, после — вверх чуть-чуть...

Они упражнялись около получаса, пока Жуга вдруг не заметил на горизонте маленькую точку. Пока он размышлял, что это может быть такое, Тил тоже заметил её и дал знать Яльмару.

— Корабль, Яльмар, — сказал он, подходя к мореходу, и добавил: — Догоняет.

Варяг из-под руки вгляделся в горизонт.

— А, и верно, зашиби меня Мьёльнир. У тебя хорошие глаза, парень. Гм... Кого это несёт в такую пору? Определённо, не ганзейцы. Кто-то из викингов.

— Ты различаешь их на таком расстоянии? — удивился Жуга.

— Не обязательно различать, чтоб догадаться. — Яльмар был сосредоточенно нахмурен. — Ветра нет, значит идут под вёслами. Опять же, паруса не видно. Приближаются, значит вёсел больше, чем у нас. Стало быть, не дромон и не когг, а ладья, притом, не московийский струг, а кнорр или драккар... Эгир, как ходко загребают! Кто же это может быть?

Вскоре травник смог сам убедиться, что Яльмар был прав. Корабль приблизился настолько, что уже можно было различить сидящих на скамьях гребцов. Мелькали мокрые лопасти вёсел. Это и впрямь был драккар — корабль длинный, быстроходный, хищный. Нос был украшен расписной драконьей головой, вдоль бортов примостились щиты.

— Датчане! — Яльмар топнул ногой. — Ах, зашиби меня Мьёльнир, датчане! Хотелось бы мне знать, кто их на нас навёл...

— Что ты хочешь сказать?

— Наверняка будет драка. Это викинги. Охотятся на таких как мы. Не думал я, что можно встретить их так поздно, — он огляделся — корабль сейчас проплывал мимо кучки островов. — На берег не успеть — догонят, да и толку мало, разве что сражаться легче. Так ведь легче-то и нам, и им. На мель соваться тоже ни к чему — их осадка меньше нашей...

— Я могу вызвать ветер, — сказал Жуга.

— Не поможет, — Яльмар покачал головой, — под парусом они пойдут быстрей, чем мы. Держи весло, Хуфнагель. Магнус, Бранд! Доставайте оружие.

Он оглядел гребцов.

— Себя не спрашиваю, — помолчав, сказал он. — Их по меньшей мере вдвое больше. Что решаем? Только быстро.

— Знать бы, кто это, — подал голос Иенсен.

— Какая разница! — фыркнул Бранд Верёвка. — Кто бы ни был, я ему сдаваться не хочу.

— Я тоже, — поддакнул Хаконар. Бранд просто кивнул; ему сейчас было не до разговоров — наклонившись над трюмным люком, он помогал Магнусу. На палубе появились копья, три или четыре топора, короткие мечи в потёртых ножнах, с желобком вдоль широкого лезвия, арбалет с запасом стрел, крюки и круглые досчатые щиты. Щитов было мало, в остальном варяги здорово подсуетились перед отплытием насчёт оружия. Вильям с растущим ужасом в глазах наблюдал за этими приготовлениями.

Яльмар взглянул на следующего гребца.

— Сигурд?

Световолосый викинг поднял голову.

— Ты же меня знаешь, — с холодным спокойствием сказал он.

— Понятно. Рэйо?

— Я уже был один раз в рабстве у датчан, — ответил тот. — Второй раз не хочу. Дай мне меч. Я буду драться.

— Хельг... Что скажешь?

Тот поднял выбритую голову.

— Я не предам тебя, — сказал он. — Напрасно думаешь, что все датчане дружат меж собой.

— Грюммер? Лей? Винцент?

— У нас нет выбора, — за всех ответил Лей. Остальные угрюмо кивнули.

— Хорош трепаться, — Магнус вытащил из трюма последний меч и вылез сам. С грохотом захлопнул крышку люка. — Разбирайте.

Яльмар повернулся к травнику.

— А ты, Жуга?

— Нелепый вопрос, — пожал плечами тот. — Не первый раз дерёмся вместе. Вот только...

Травник посмотрел на Тила, который выбрал из кучи оружия длинный кинжал и теперь точил его на камне, и умолк. Перевёл взгляд на Орге. Тот без слов вскинул руку с зажатым в ней топором. Оба гнома уже успели распаковать свои мешки, и облачиться в кольчуги, поножи и шлемы. Жуга огляделся. Доспехи были только у них двоих, хотя толстые меховые куртки и жилеты норвегов сами по себе могли служить достаточной защитой от скользящего удара. На кожаной рубахе Сигурда на груди и животе были нашиты стальные пластины. Остальные спешно разбирали щиты. Перехватывая вёсла, мореходы принялись вооружаться. Всё происходило в полном молчании. Яльмар нахлобучил шлем и проверил пальцем лезвие своей секиры. Хмыкнул удовлетворённо. Поднял глаза на Жугу.

— Щит возьмёшь?

— Оставь себе. Я не умею со щитом.

Викинг критически оглядел травника.

— Подвяжи сапоги.

— Если не возражаешь, — сказала Герта, подойдя к быстро тающей груде оружия, — я возьму арбалет.

— Не дури, — нахмурился Магнус. — Отдай мужчинам.

— Пусть берёт, — распорядился Яльмар. — Гальберт, оставайся у руля, что бы ни случилось. Возьми копьё, никого к себе не подпускай.

Герта взялась за рычаг. Натяжной барабан арбалета отрывисто защёлкал.

Чужой корабль быстро приближался.

— Не меньше тридцати человек, — пробормотал варяг. — Может, даже больше. А нас пятнадцать.

— Восемнадцать, — сказал Жуга. — Ты забыл про Вильяма и гномов.

— Ещё неизвестно, как они себя покажут в бою.

На носу драккара возникла высокая фигура в шлеме, в длинном кожаном плаще и с топором в руках. Человек помахал рукой и сложил ладони рупором.

— Хэй, Яльмар! — прокричал он. — Ты ли это? Я уж думал, что не свидимся! Куда ты так спешишь?

Лицо Яльмара вытянулось в изумлении, потом налилось кровью.

— Хальгрим! — он потряс топором. — Я так и знал, что это ты! Какого чёрта тебе надо от меня?

Хальгрим расхохотался.

— Не притворяйся дураком, Яльмар! Думаешь, я мог проплыть спокойно мимо такой жирной добычи? Долго же я ждал, когда ты вылезешь из своей городской норы. Ты помнишь, я ведь обещал, что ещё вернусь?

Говорили по-норвежски. Жуга понимал через слово. Неожиданно Сигурд Ислефссон встал во весь рост и тоже поднял свой топор.

— А меня ты помнишь, ты, Хальгрим, собака? — прокричал он. — Помнишь, как ты зарубил моих братьев и обесчестил сестру? В прошлый раз тебе удалось убежать, но сейчас ты сам пришёл ко мне!

— А, и ты здесь! — удовлетворённо кивнул тот. — Ну что же, это даже лучше. Убирайте вёсла, или, клянусь моей секирой, Тор сегодня получит славную жертву!

— До середины зимы ещё далеко, чтобы приносить жертвы Тору, — прокричал ему в ответ Яльмар, — а на твою секиру мне плевать! Оставь мой корабль в покое, или я сам убью тебя!

— Я думаю, что будет по-другому, — снова рассмеялся тот. Обернулся к своим. — Орм, держи ровнее! Амунд, Кетиль, навались, ребята! Навались!

«Э-хой! Э-хой!» — слышалось с обоих кораблей. Тяжёлое дыхание гребцов сливалось с плеском вёсел. Меньше трёх корпусов теперь разделяло корабли.

— Ну что ж, — сказал Яльмар, обращаясь к Жуге, который стоял рядом, обнажив свой меч. — Не раз бывало, что храбрость одерживала верх над числом...

Глупец надеется

жить без конца,

битв избегая.

Но старость настигнет —

пощады не даст,

хоть копья щадили.

Он повернулся к травнику.

— Надеюсь, ты по-прежнему хорошо владеешь мечом?

— Кто это такой? — спросил тот вместо ответа.

— Хальгрим Эриксон.

— Это плохо? Я его не знаю.

— Хуже некуда. У нас с ним давняя вражда. Проклятие, я думал, с ним покончено! Я же самолично сжёг его ладью у островов в Каттегате! Держись, Жуга, бой будет жарким. Герта, сможешь снять стрелой кого-нибудь из них?

— Попробую.

Гертруда приникла к ложу арбалета, долго целилась. Тетива отрывисто хлопнула, кто-то на драккаре с криком повалился на палубу. Экипажи обоих кораблей отозвались яростным рёвом.

— Отлично! — вскричал Яльмар. — Первая кровь у них! Хо! — он повернулся к своим людям. — Все готовы? Ну что, смешаем кровь?

Викинги отозвались нестройным гулом одобрения.

— Тогда нечего попусту тратить силы, они нас всё равно догонят. К бою!

Кнорр замедлил ход. Над бортом драккара закрутились пращи. Стрелы и камни наполнили воздух, застучали по щитам. Прицел был тороплив, корабли качало и большинство снарядов упали в воду. Две или три стрелы застряли в досках надстройки, одна попала Хаконару в руку. Тот вскрикнул, выругался, зашипел от боли. Герта выстрелила в ответ. Обернулась к Вильяму, перезаряжая арбалет, мотнула головой на Хаконара.

— Помоги ему!

Корабли сблизились едва ли не вплотную. Датские разбойники потрясали оружием, плевались и выкрикивали проклятия. Многие были без доспехов.

— Всякого отребья понабрал, — брезгливо поморщился Яльмар, поудобней перехватывая секиру и небрежно уклоняясь от очередного камня. — Держись, Жуга, сейчас начнётся.

— Палубные крысы! — бесновался Хальгрим. — Вы у меня досыта хлебнёте солёной водички, христианские собаки! Будь ты воином, Яльмар, я бы сразился с тобой, но ты стал торгашом и теперь возишь баб! Ха, да у тебя и ладья без головы! Где твой дракон, Яльмар, крапивное семя? Где твой дракон?

— Здесь! — неожиданно и звонко вдруг выкрикнул Тил. — Он здесь!

В тот же миг Рик вскинулся, топорща чешую, и зашипел оскаленной пастью, золотой, неистовый, зубастый. Воздух содрогнулся от криков, на краткий миг противником овладело замешательство, вёсла зарылись в воду. Испуг, вызванный появленьем Рика, дал экипажу кнорра некоторое преимущество, но вскоре враги опомнились и в несколько гребков догнали убегающий корабль.

— Моя добыча будет больше, чем я думал! — прокричал Хальгрим. — А с твоего дракона я спущу шкуру и сошью себе новую куртку и сапоги!

— Сшей лучше штаны! — прокричал Тил, — они тебе скоро понадобятся!

Несмотря на близость битвы, моряки на кнорре разразились хохотом и улюлюканьем. Кто-то показал локоть, кто-то спустил штаны. Гертруда посылала в толпу стрелу за стрелой, в основном, безрезультатно, но вскоре ухитрилась задеть ещё одного гребца. Через минуту после этого ладьи столкнулись с грохотом, ломая вёсла, и сцепились намертво баграми и крюками на канатах. Первым на палубу кнорра спрыгнул рослый темноволосый викинг с обнажённым торсом, коротко отбил направленное на него копьё, и, зарычав, ударил топором. Удар отсек край щита и заставил воина упасть с раной в ноге. Это был Иенсен. Стоявший рядом Сигурд тотчас же прикрыл его своим щитом и замахнулся сам, но в этот миг стрела из арбалета Герты ударила нападавшего в грудь и тот с криком повалился за борт. Сигурд даже не замедлил движения — его секира нашла другую цель. Через секунду травник потерял их из виду.

Викинги посыпались на палубу. Всё смешалось в отчаянной схватке. Кровь хлынула на доски. Отступать было некуда: в толпе не было места даже для того, чтобы как следует размахнуться. На травника насели сразу двое — кривоногий бородач в меховой безрукавке, с копьём в руках, и совсем ещё молодой светловолосый парень с топором, несмотря на молодость, уже успевший где-то заработать страшный шрам через лицо. Этот был без доспеха, зато в круглом кожаном шлеме, укреплённом крест-накрест железными полосками. Бородач с копьём ударил первым. Жуга увернулся, чуть не упал на шаткой палубе, но удержал равновесие. Схватился за канат, отбил удар топора. Почти тотчас же понял, что светловолосый явно взял оружие не по руке — топор был для него тяжёл. Отбив очередной удар копья, травник ударил меченого по ногам, и, когда тот подпрыгнул, вскинул меч вверх, разрубив нападавшему бедро. Тут же ударил его обратным замахом поперёк груди. Парень харкнул кровью, захрипел, попятился и повалился через борт. Плюхнула вода. Бородач с криком бросился вперёд, Жуга успел лишь вскинуть меч, услышал короткое «цвик!» и потерял его из виду. Ударил ещё раз, не глядя, и почувствовал, что попал. Отскочил, обернулся и сразу оказался лицом к лицу с двумя новыми бойцами. Закружился, заплясал, отбивая беспорядочные удары, забыв про палубу под ногами. Что-то другое сейчас управляло им. Меч его засвистел. Лис скалился с клейма.

Гномы спина к спине рубились на носу, сдерживая сразу троих или даже четверых. Травник видел лишь мельканье топоров — двойные лезвия крутили смертоносную мельницу. Правее Арвидас орудовал копьём — в его огромных руках оно казалось игрушечным. На середине палубы схватка стала совершенно жуткой и неуправляемой — волна нападавших теснила людей Яльмара, звенело железо, грохотали щиты. Было видно, как свалился Бранд, почти сразу за ним — Хаконар. Посреди толпы вздымалась и падала секира Яльмара, вся в крови от лезвия до рукояти. Слышались крики и проклятия. Отбиваясь от двух своих противников, Жуга с изумлением увидел, как в самой гуще нападавших мечется и вертится Тил. Кинжал в его руках мелькал быстрее молнии и жалил, жалил, жалил! Дракончик на корме корабля тоже бился, рвал, кусал, пуская в дело хвост и когти, но из угла, образованного бортом и надстройкой, не выходил. В его золотистой шкуре уже застряли две стрелы и зияло несколько мелких ран. «Только бы не стал огнём плеваться, — с тревогой подумал Жуга, — только бы не плюнул... Погорим к чертям...»

Хуфнагель ударил кого-то копьём, едва не попав при этом в травника. Жуга обернулся, погрозил ему кулаком. Тот развёл руками, дескать, извини. Сражение то угасало, то вскипало с новой силой. Шла волна, сцепившиеся корабли качало вразнобой. Палуба под ногами тяжело подрагивала. Количество бойцов уменьшилось, наверное, на треть. Ещё один датчанин — высокий, сильный парень с красивым, искажённым яростью лицом набросился на Яльмара. Яльмар увернулся, принял удар на щит, одним ударом отрубил нападавшему руку, перепрыгнул на вражеский корабль («Где он? Убью!»), и теперь, рыча, пробивался сквозь толпу к Хальгриму. Шлем с него слетел. Следом, не раздумывая, прыгнули Верёвка и Сигурд, возникшую в рядах защитников брешь заполнил Хельг. Какой-то малый в рогатом шлеме рванулся к Гертруде, нацелив копьё ей в живот. Травник вскрикнул предостерегающе, но в этот миг из гущи схватки на мгновение вынырнул Грюммер; в каждой руке его был меч. «Рогоносец» пошатнулся и с рассечённым животом рухнул за борт, расплескав по палубе дымящиеся потроха. Откуда-то вдруг выскочил Вильям с совершенно безумными глазами, запоздало замахал мечом. Отбил чей-то удар, поскользнулся в луже крови и повалился на палубу, нелепо дрыгая ногами. Травник наконец расправился с одним противником, удачно ранил другого и бросился на помощь остальным. Кровь из раны на лбу заливала глаза, он едва держался на ногах. В порыве схватки вдруг увидел глубоко засунутый под лавку мешок Тила. Мешок едва заметно шевельнулся — проклятая игра продолжалась даже здесь, фигурки двигались. «Дерьмо, — подумал травник, с остервенением работая мечом, — вот же дерьмо...»

Заметив его усилия, гномы двинулись на выручку, прошлись среди врагов как плуг по целине и вскоре оказались рядом с ним.

— Цел?

— Цел...

— Наша берёт! — ухмыльнулся из-под забрала Орге. Сплюнул, вытер разбитые губы тыльной стороной перчатки и огляделся. — Где Тил?

— У дракона.

— Прикрывай мне спину!

Втроём они пробились к Вильяму, который порывался встать и каждый раз валился заново. Меч его был сломан, голова — в крови.

— Иди на корму! — Жуга приподнял барда за воротник и подтолкнул в нужном направлении. — На корму иди!

Тот на четвереньках пополз к корме, нащупывая путь руками. Стрела ударила Ашедука в грудь, и переломилась о кольчугу. Жуга обернулся и успел увидеть, как датского лучника настигла секира Сигурда — дрались уже и на вражьем корабле. Яльмар по-прежнему рвался к Хальгриму.

— Пропустите меня! Пропустите! Он мой!!!

Свои расступались, враги падали замертво. Ещё кто-то рухнул с раздробленным черепом и противники оказались стоящими лицом к лицу, топор на топор. Посреди схватки на вражеском корабле вдруг образовалось свободное пространство. Яльмар и Хальгрим закружили, обменялись ударами. Щит Яльмара треснул. Норвег был сильнее, датчанин — легче и проворней. Трудно было сказать, кому повезёт, один другого стоил. Людская волна прокатилась по палубе драккара, обрушилась на Ларса с Сигурдом. Магнус вскрикнул и бросился на помощь брату. Чьё-то тело с шумом рухнуло в воду и Жуга опять потерял их из виду.

Ещё один противник травника упал. Дракона и мальчишку наконец оставили в покое, травник облегченно перевёл дух — оба были живы. Драка разбилась на отдельные схватки. Кому повезло, теперь бились один на один. Вскоре гномы и Жуга не без помощи Грюммера загнали четверых оставшихся на палубе датчан на нос и ухитрились ранить одного. «Бросай оружие! Бросай!» — кричал им Орге, с каждым взмахом топора выдувая из ноздрей кровавые пузыри. Оставшиеся ещё некоторое время продолжали отбиваться, но в этот миг с драккара послышались крики, и битва стала угасать.

Яльмар, весь в крови, поднялся с палубы, на которой, раскинув руки, остался лежать бездыханный враг.

— Всё кончено, Хальгрим, — сказал он, пошатнулся и ухватился за мачту. Обвёл взглядом стоявших рядом товарищей и плюнул за борт кровавой слюной. Махнул рукой, не выпуская из неё окровавленной секиры:

— Рубите канаты.

* * *

Драккар горел. В сгущающихся сумерках пламя казалось особенно ярким, отражалось в воде. Налетел ветер, подхватил и раздул огонь. Драккар с рыжей гривой и длинным хвостом чёрного дыма медленно удалялся в ночь.

— Кто-нибудь знает христианские молитвы? — спросил Яльмар. — Прочитайте. Пусть они и погибли в битве, это им не повредит.

Жуга стоял, в молчании глядя на горящий корабль. Как раз в этот момент пламя добралось до драконьей головы. Перевёл взгляд на лежащие на палубе кнорра тела.

Они потеряли Хаконара, Бранда, Иенсена и Лея. С разрубленной ногой и раной в груди лежал Рэйо. Ларс Ольсен тоже был без чувств, лежал головой у брата на коленях — у него была сломана челюсть, рука и несколько рёбер, на бедре была глубокая рана от копья, в груди засела стрела. Гертруда только что закончила их перевязывать и занялась остальными. Ран было много, у одного только Яльмара их набралось едва ли не дюжина, но тем не менее варяг держался на ногах. Немногим легче дела обстояли у Винцента и Герхарда. У Жуги ударом меча был рассечён под волосами лоб и ранена рука, Вильям тоже крепко схлопотал по голове. Даже у закованных в доспехи гномов были множество кровоподтёков и мелких ран, а у Орге сломан нос. Тилу тоже изрядно досталось, но от перевязки он отказался: «Само заживёт». Кровь из его ран уже перестала идти. Невредимыми из боя вышли только Герта и Хуфнагель.

Шестерых пленников — всех, кто уцелел после сраженья из датчан и мог грести — посадили на вёсла, предложив на выбор либо плыть до Англии, либо пойти на корм рыбам. Все шестеро выбрали первое. Корабль разграбили, тела убитых врагов побросали за борт. На палубе кнорра тут и там неровными пятнами темнела засохшая кровь.

— Печальным будет наше плаванье, Жуга, — сказал Яльмар задумчиво. — Кому-то удалось заманить нас на опасный путь. Ты говорил, что можешь вызвать ветер? Вызывай. К утру мы должны доплыть до английских берегов. Похороним их на земле.

— Ветер и так скоро окрепнет, — сказала Герта. — Рэйо вызвал его ещё днём.

— Раз так, тогда садимся и гребём. Поставим парус, когда засвежеет. С ранеными что-то можно сделать, Герта?

Та покачала головой.

— Я устала, — сказала она. — У меня не достанет сил на заклинания. Жуга?

— Я попробую.

В висках его как будто били барабаны. С ранениями финна он ещё кое-как управился, но перед Ларсом пришлось отступить — слишком тяжелы были нанесённые в бою увечья. Удалось лишь остановить кровь и выдернуть стрелу.

— Если не помогают заклинания, — сказал вдруг подошедший Тил, — попробуйте руны.

— Что? — травник поднял голову.

— Руны! — Герта хлопнула себя по лбу. — Жуга, он гений. Я совсем про них забыла. Заклинания ведь можно не только произнести, но и написать! Это действует медленнее, но лучше так, чем никак.

Жуга встал и со стоном распрямил спину. Потянулся за своим мешком.

— Я в этом не силён, — сказал он устало. — Если знаете, то делайте. Я пока пойду приготовлю отвар для остальных.

Он ушёл на корму корабля, где в железной жаровне был разведён огонь, и принялся перебирать травы. Гертруда тем временем вооружилась ножом, нарезала деревянных табличек из обломков затонувшего драккара, и принялась на них что-то вырезать.

К Жуге подошёл Тил. Следом за ним ковылял дракошка. Выглядел он неважно, но держался бодро, несмотря на множество мелких ран и перевязанную лапу. Крылья были целы.

— Я хочу с тобой поговорить, — сказал Тил.

— О чём?

— О нас. Я смотрел на доску, — мальчишка уселся рядом на скамью. — Это была ладья.

— Ладья? — травник вскинул голову. — А, чёрная. Понятно. Ну и что?

— Ладья — тяжёлая фигура. Мы отбились не за просто так. Было несколько ходов.

Воцарилось молчание. Жуга лишь молча кивал, с хрустом кроша ножом свои травы.

— Это хорошо, — сказал он наконец. — Это хорошо.

— Жуга, — Тил поднял взгляд, — я должен сказать тебе ещё одну вещь.

— Говори.

— АэнАрда. Сегодня в битве был не один лис.

Жуга отвёл взор от кипящего котла и повернул голову к нему.

— Что ты хочешь сказать?

— Был ещё один — чёрный. И ещё раньше... я тебе не говорил. Я сомневался, но теперь уверен — это Герта. И ещё. Золтан... Он тоже...

Жуга изумлённо вскинул голову.

— Что ты плетёшь! — воскликнул он.

— Тише, — Телли поднял руку, — говори тише. Говорю тебе, что это так.

Тот отложил свой нож. Прошёлся пятернёй по волосам.

— Не может быть, — сказал он. — Этого не может быть. Они мне помогали, а Золтан мой друг. Как это могло случиться?

— Линора тоже была твоим другом, — возразил на это Телли. Травник вздрогнул. Промолчал. Глаза дракона желтоватым отблеском мерцали в темноте как две маленькие лампы. — Даже больше, чем другом.

— Я не верю.

— Понимаешь, Жуга, — Телли сплёл пальцы в замок и хрустнул суставами, — ей безразлично, веришь ты этому или не веришь. Я тоже только пешка на доске. Но мой дракон ведёт игру, и я должен думать о победе. И я об этом думаю. Может быть, даже слишком часто думаю. Ты мой друг, быть может, самый лучший и надёжный в этом мире. Но если б ты не знал об игре, ты поступал бы так же, как и раньше, ничего бы не изменилось. Так и Золтан с Гертрудой. Они всё время удерживали тебя от неразумных поступков, помогали, учили, желая тебе помочь. Именно тебе! Но ты — всего лишь лёгкая фигура. Лис. Разведчик. Я же должен думать по-другому, несмотря на то, что я сам — пешка. Цель всей игры важней одной фигуры.

Жуга почувствовал, как холодеет у него в груди.

— Я не понимаю, к чему ты клонишь, — сказал он. — Договаривай. Не надо говорить намёками.

— Размен, — сказал Телли, глядя травнику в глаза, — мог бы пройти и по-другому: лис за воина, ты — за Линору. Арнольд тогда остался бы в живых. У белых был бы воин, а у чёрных — нет. Это неминуемо привело бы Рика к выигрышу. Любым путём чёрные должны были добиться равноценного размена. Они его добились. Взгляни правде в глаза, Жуга. Гертруда — это лис. И Золтан тоже лис. Гертруда и Золтан — это два лиса.

Воцарилась тишина. Поскрипывали вёсла в уключинах. Пленники гребли размеренно, но без охоты, вынужденные покориться. Ветер крепчал. Кипящая вода из котелка то и дело выплёскивалась на качающуюся палубу. Герта заканчивала возиться с ранеными, кладя дощечки с вычерченными на них рунами им на раны и в рот, под язык. Травник перевёл взгляд на мальчишку. В темноте узкое лицо Тила с его тонкими белыми волосами и глубоким взглядом чёрных глаз казалось странным и не по-человечески отрешённым. В волосах мальчишки запеклась кровь.

— Я должен разобраться во всём этом, — проговорил наконец Жуга. — Проследить, как шла игра. Выяснить, кто есть кто. Иначе мы подохнем, перепутаем друзей и врагов.

— Не ты, а мы, — поправил его Тил. — Мы вместе должны разобраться. Только учти, что не всякий, кто играет против тебя, твой враг.

— Знаю, — покивал тот, — знаю... Как там твой дракон?

— Ранен. Но не сильно.

— Я слыхал, что шкуру дракона почти невозможно пробить. Что она выдерживает даже огонь. Что же его так всё время ранят?

Тил погладил драконью морду. Рик негромко пискнул и благодарно ткнулся носом ему в ладонь.

— У Рика можно пробить. Она ещё мягкая.

— Плохо, — нахмурился Жуга.

— Нет, — Тил усмехнулся. — Похоже, даже ты не понимаешь, как это хорошо.

Жуга не сразу сообразил, что он имеет в виду, а когда до него дошло, в чём дело, Телли и Рик уже удалились спать на корму.

— Яд и пламя, — пробормотал он, глядя им вослед. — Я, должно быть, никогда их не пойму.

К ночи ветер разыгрался не на шутку. Видимо, Рэйо ошибся в своих заклятиях гораздо сильнее, чем думала Герта. Из-за боя время было упущено и теперь шторм сносил корабль к юго-западу, всё глубже в пролив. Шли под парусом. Заночевать решили прямо в море, перекусив колбасой и сухарями. Неожиданно пригодилась тархоня — воспользовавшись недолгим затишьем, Жуга наварил её целый котёл. Яльмар поворчал, но в целом блюдо одобрил, хоть и нашёл его несколько склизким и пресноватым. Было сыро и очень холодно. Завернувшись в куртки и плащи, мореходы лежали прямо на палубе, привязавшись для надёжности верёвками к скамьям и такелажу. Гальберт встал у руля, Хельг и Магнус взялись охранять пленников.

Жуга сидел на корме и осматривал раненых. Распростёртые на палубе тела слегка светились желтоватым матовым сиянием. Руны действовали медленно. Если финн постепенно выздоравливал, то у Ларса дела обстояли хуже. Дыханье было медленным, прерывистым, начался жар. Жуга приподнял его руку, пощупал пульс и нахмурился. Укрыл его вторым плащом и подоткнул края. После сражения победители раздели убитых врагов, наиболее изодранные вещи выбросили за борт, остальное свалили в трюм. Жуга выбрал себе из этой кучи длинную меховую безрукавку, всю провонявшую потом и кровью, зато тёплую. На запахи внимания он уже не обращал — не время было привередничать.

Яльмар закончил свои дела, застегнул штаны и отошёл от борта. Хватаясь за верёвки, перебрался на корму. Посмотрел на Жугу, затем на Ларса.

— Как он?

— Плохо, — травник встал. — Очень плохо. Если так пойдёт и дальше, он вряд ли доживёт до завтрашнего вечера. Сгорит как свечка.

— Но руны... Герта говорила...

— У него горячка. Он умрёт ещё до того, как всерьёз подействует магия.

— Хорошо, что Магнус этого не слышит... Ты можешь чем-нибудь ему помочь?

— Не сейчас, — травник выпрямил спину, — я слишком устал. Это убьёт и его, и меня. Чуть позже... может быть. — Он встряхнул мокрыми слипшимися волосами и заново перевязал их в конский хвост. — Герта спит?

— Спит.

— Может, хоть она сумеет отдохнуть. Посидишь с ними? Мне надо хоть немного выспаться.

— Только если не долго. Потом за ними Магнус присмотрит.

— Хорошо. Если что, будите меня. Только сразу будите, понятно?

* * *

Травник медленно проваливался в сон. Лоб болел. Ломило раненую руку. Корабль качало, широкий полосатый парус то и дело хлопал, заставляя Жугу вздрагивать и открывать глаза. Но всё было спокойно. Всё так же спали викинги, лежали раненые и бодрствовали вахтенные. Корабль плыл. Травник поплотней укутывался в плащ и снова начинал клевать носом, когда во время одного из таких пробуждений вдруг с удивлением обнаружил, что парус кнорра из квадратного стал круглым и вертится.

— Что за чёрт... — пробормотал он. Провёл ладонью по лицу. Прищурился. Длинноногую фигуру человека, стоявшего возле мачты, от пояса и выше скрывало парусное полотно. — Что там у вас творится? Это ты, Хельг?

— Нет, не я, — донёсся сквозь шум ветра чей-то голос. Обтянутые клетчатым трико ноги пришли в движение, фигура гибко проскользнула на корму корабля и схлопнула зонтик, который держала в руках. Именно его Жуга спросонья и принял за парус.

Зонтик был чёрным.

— Олле! — выдохнул Жуга.

— Вот теперь угадал, — канатоходец был сегодня необычайно серьёзен. Посмотрел на небо. — Далеко же вы, однако, забрались.

— Зачем ты пришёл?

— Посмотреть. Проведать. Предупредить, — циркач забросил зонтик на плечо и отставил ногу. — Не могу же я бросить вас на произвол судьбы, после всего, что вы перенесли.

— Предупредить? — Жуга нахмурился. — О чём? Если это опять твои глупые загадки, то лучше бы ты нас и в самом деле бросил.

— Ну, не такие уж они и глупые, — возразил тот. — Разве ты не из-за них решился плыть?

Жуга помолчал.

— Послушай, Олле, — сказал он наконец, — для чего ты всё это делаешь? Кому ты служишь? Богу, чёрту? Или, как все мы, подчиняешься игре?

— Ну почему я обязательно кому-то должен подчиняться! — фыркнул тот. — Не бойся, я не чёрт. Да и потом, что мне игра? Хотя ты прав, игре я подчиняюсь. Но то игра совсем другая, не та, что у тебя в мешке. Она большая, имя ей — весь мир, и не только он один.

— Чем попусту болтать, скажи мне лучше вот что... — здесь Жуга замялся. — Гертруда это лис? Она — лис?

— Он лис, — поправил его Олле и махнул рукой. — Хотя какая разница!

С лисой из капкана

И дочкой поганой

Кончай, не смущаясь.

Да жаль не достану

Петли и аркана

И сам убираюсь.

С этими словами Олле встал и, кажется, и в самом деле собрался уйти.

— Эй, эй! погоди, погоди... — Жуга поднял руку. — А как же обещанный совет?

— Разве тебе мало? — Олле поднял бровь. — А впрочем, ладно, мне не жалко, вот: ищи то место, где гнездятся копья.

— Гнездятся... копья? — с недоуменьем повторил Жуга. — Ты с ума сошёл! — он стукнул в борт обеими руками. — Неужели ты не можешь хоть раз помочь мне нормально, по-человечески?

В этот миг сквозь посвист ветра и грохот волн до травника донёсся отдалённый звон. Жуга напряг слух.

— Что это?

— Колокол, — ответил тот спокойно, как ни в чём не бывало.

— Что? — травник вскинулся, нахмурил брови. — Какой колокол? Откуда здесь колокол? Мы близко к берегу? Зачем он звонит?

В его голосе проскальзывали нотки истерики. Олле взглянул на травника как-то странно и пожал плечами.

— Никогда, — сказал он, — не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе. А потому — просыпайся, Лис. Игра продолжается.

И Олле исчез.

* * *

Жуга открыл глаза и сел, растерянно оглядываясь. Размял затёкшую ногу, поморщился. Было темно. Корабль мчался в ночь. Сквозь дымчатые перья облаков проглядывали звёзды и луна. Злой ветер и не думал утихать, нёс брызги, снежную крупу и дыбил волны. Хлопья пены залетали на палубу. На возвышении у кормы светил фонарь, заправленный китовым маслом. За кормовым веслом стоял Хуфнагель и тревожно вслушивался в грохотанье бури. В зубах его теплилась трубка.

— Гальберт! Ты слышал что-нибудь? — окликнул его травник.

— Дык это... вроде, как звонят где-то, — неуверенно сказал тот и так же неуверенно добавил: — А могёт, и не звонят, а только блазнит. Ветер потому что. — Он потянул носом воздух. — Ого, и снег кажись пошёл! После табаку не сразу почуешь, идёт снег или нет. Моя-то дома запрещает мне курить...

— Да помолчи ты!

Ветер на мгновение притих, и травник отчётливо услыхал очередной удар колокола. В оцепенении Жуга взглянул на Гальберта, затем бросился к Яльмару и принялся его трясти.

— Яльмар! Яльмар, очнись!

— А? что? — варяг, ещё не до конца проснувшись, завертел головой и пошарил рукой под лавкой в поисках топора. — А, это ты... Чего орёшь? Где мы?

— Слушай!

Придерживая хлопающий на ветру плащ, Яльмар перебрался на нос корабля. Долго всматривался в хаос бушующих волн. Удары колокола слышались всё отчётливее. С минуту Яльмар молча слушал их, нахмурив лоб и что-то вспоминая, затем лицо его вдруг исказилось пониманием, он охнул и, не глядя под ноги, прямо по телам спящих понёсся на корму.

— Маяк! — взревел он, перекрикивая бурю. Оттолкнул Хуфнагеля и навалился на весло, разворачивая корабль. — Это Дуврский маяк! Это мели Гудвина, нас несёт прямо на них!

Парус хлопнул и заполоскал. Обвис. Кнорр развернуло, закачало на волне. Гальберт не удержался на скользкой палубе и со всего маху сел на скамью.

— Дык как же... Дык ведь буря, я же...

— Ты остолоп, Гальберт! — рявкнул Яльмар. — За это убивать надо! Я тебе второй раз сам башку прошибу, прежде чем нас затянут пески. Эй, подымайтесь! Подымайтесь! Спускайте парус! Живее, если жить хотите!

Ночь наполнилась топотом и суетой. Мореходы опомнились быстро. Блеснула сталь — кто-то выхватил меч и, не тратя время на распутывание узлов, перерубил канат. Мокрое полотнище паруса скользнуло вниз, рей стукнул о борта. Четыре человека быстро завернули парус и уложили вдоль палубы, остальные спешно занимали свои места и разбирали вёсла. Жуга поспешил к своей скамье. Столкнулся по пути с Вильямом.

— Что стряслось?

— Не знаю! — крикнул он, запихивая непослушное весло в уключину. — Бьёт колокол. Яльмар говорит, что там мель, какие-то пески...

— Пески... Мели Гудвина?! — Вильям сделался лицом белей своих бинтов.

— Да, точно, мели Гудвина, — весло наконец-то встало на место, травник уселся и принялся грести, в меру сил стараясь попадать в общий ритм. Раненая рука заболела пуще прежнего, весло пружинило и вырвалось из рук.

— Мы пропали, — простонал бард, бессильно опустившись на скамью. — Если это так, тогда мы пропали...

— Не хнычь, бери весло! — рявкнул травник. Очередная волна ударила в борт, и брызги окатили их обоих с ног до головы. — Греби, мать твою! Греби!!!

Теперь корабль шёл наперерез волне и ветру, качаясь вдоль и поперёк. Яльмар передал руль Хуфнагелю, погрозил ему для верности кулаком размером с барабан и тоже сел за вёсла. Гребли все, даже Герта. Лицо Вильяма покраснело от натуги, толстяк Винцент хрипло ругался через стиснутые зубы. Раненых оставили на попеченье Орге — маленький гном, несмотря на свою силу и выносливость, не доставал до весла. Тила Яльмар тоже отогнал присматривать за Риком.

— Что всё это значит? — спросил Жуга у Вильяма. — Что там такое?

— Гудвин сэндс... — мучительно выдохнул тот в коротких паузах между гребками. Вытер о плечо солёные брызги со щеки. — Сэр Гудвин... пожиратель кораблей...

— Что?

— Ничего... Там мель, движущиеся пески. Засасывают всё, что туда попадает. Там ежегодно гибнут корабли, оттуда... невозможно выбраться. Там, друг на друге лежат когги и драккары викингов, дромоны... и шебеки рыцарей, рыбачьи баркасы и шнявы, а ещё глубже, придавленные их весом... покоятся римские триремы и плоты самых первых мореходов... Там... смерть...

За цветистым слогом барда не сразу улавливался страшный смысл сказанного. Вильям остался верен себе — даже в минуту опасности поэт в нём пересиливал человека. Тем не менее, травник похолодел.

— А кто звонит в колокол?

— Никто. Это плавучий маяк... Уже наверное, третий или четвёртый... Не знаю, сколько их было, их все поглотили пески... Раскачивает волнами... Звонит... Предупреждает об опасности... – Вильям на краткое мгновение примолк, затем втихую истерически хихикнул. — Сказать по-честному, Жуга, хоть и не хочется, а только мы — в глубокой жопе.

— Ничего. Бездонных задниц не бывает, авось выберемся… Греби!

Миновал час. Потом другой. Занимался медленный морской рассвет. Мореходы постепенно выбивались из сил. Яльмар грёб так, что трещало весло, и то и дело оглядывался. Судя по выражению его лица, дела обстояли всё хуже и хуже. Несмотря на все усилия гребцов звон страшного колокола приближался. Ветер не утихал, тёмные валы, казалось, стали ещё выше.

— Не выгребем, — пробормотал он. — Шторм гонит нас обратно. Чёрт! Не может быть, чтоб дважды так не повезло. Ах, Рэйо, Рэйо... Жуга! Ты слышишь меня? Ты можешь что-нибудь сделать?

Тот не ответил. Герта взглянула на Яльмара, молча покачала головой. Во взгляде её была лишь пустота и обречённость.

— Такой шторм нам не унять, — сказала она.

— Жуга!

— Яльмар, это бесполезно! Никто не сможет проделать такое!

— К чёрту! — травник вдруг встал и отбросил весло. Рванул завязки на груди, одним движением сбросил меховую куртку, свитер и остался в одной рубахе. Набрал полную грудь воздуха, подставил брызгам лицо, с шумом выдохнул. Раскинул руки, балансируя на палубе, закрыл глаза. На краткое мгновение он сосредоточился, собираясь с мыслями, и страшным срывающимся голосом стал выкрикивать заклинания.

— Прекрати! — вскричала Герта. — Прекрати, ты убьёшь себя!

Но травник её уже не слушал. Слова летели в темноту, каким-то непонятным образом вплетаясь в грохот бури, сливаясь воедино с ней. Заклятие было сложным, в несколько ступеней, со множеством «хвостов» и огрехов, но оно действовало. Здесь не могла помочь любая школа, Жуга импровизировал, подхватывал ритм шторма, изменял его, ослаблял, усиливал, сам становился этим ветром, этими волнами. Каждый звук ударял, как плеть. Гертруда отказывалась верить собственным глазам, хотя прекрасно понимала, что он делает.

Травник ворочал горы.

На топе мачты загорелись призрачные голубые огоньки, мореходы разразились криками ужаса. Ветер закружил, завыл, захохотал, луна вышла из-за туч и спряталась опять. Корабль закружило. Недалеко от кнорра прямо в воду ударила молния, затем ещё одна и ещё. Оглушительным раскатом грохнул гром. Казалось, что две бури объединили свои силы, чтоб разломать корабль, на палубе которого стоял и ткал заклятие шторма маленький, насквозь промокший, ослеплённый молниями человек.

— Получается! — закричал подобравшийся к травнику Орге. — Клянусь Имиром, Жуга, у тебя получается!

Ревущий водокрут утих. Ветер менял направление. Волны закурчавились пеной. Буря уходила на север. «Парус! — вопил Яльмар. — Ставьте парус, сукины дети!»

Это было последнее, что Жуга услышал в эту ночь.

Дальше была темнота.

Дальше

Speaking In Tongues Лавка Языков

Дмитрий Скирюк

ДРАКОНОВЫ СНЫ

НА ЗАПАД ДАЛЕКО

Speaking In Tongues
Лавка Языков