Speaking In Tongues
Лавка Языков

Джон Кинселла

О ЛЕСЕ МАРРЕЕ

Перевела Регина Дериева





© John Kinsella, 1998
© ARTES, Stockholm, 1998
© Регина Дериева (перевод), 2002




Джон Кинселла - автор более двадцати книг стихов, эссе и прозы. Лауреат многих австралийских, американских и британских премий. Редактор международных журналов: The Kenyon Review, Salt и Stand. Профессор Кембриджского университета. Поэтический критик лондонской газеты Observer. Данная статья была написана для шведского журнала Artes, Stockholm (Vol IV, 1998).






Лес Маррей, как в общественной жизни, так и в поэзии, является общепризнанным сторонником австралийского культурного суверенитета. Он упорен в защите своей веры, которая выросла из желания дать голос весьма специфической австралийской идентичности, происходящей, по мнению Маррея, от бушменов (1). Взращенный на традициях бушменов, он считает народные баллады насущными для национальной литературы. Определенным образом в этом суть марреевской горделивой оппозиции модернизму, в котором концепция технологических миров северного полушария игнорирует и даже уничтожает специфический и народный голос популярной литературы. ("Несовременная современность - это полиция и отчаяние", - писал он в книге Стихи деревенщины-недочеловека.) Маррей естественно скептичен относительно инструментов современности, и, при наличии известного обаяния технологии, он безошибочно распознает ее безразлично-разрушительное действие. Маррей последователен в своем убеждении: наилучшее средство борьбы с темной стороной человеческого существования - духовное понимание.
Центральной в творчестве Маррея может быть названа концепция противостояния афинян и беотийцев (фиванцев). Короче говоря, Афины отображают в символической форме нововведения, тупость, коммерциализацию. Это абстрактная часть мозга ("передний мозг"), производящая Рациональность, в то время как Беотия - другая часть мозга, рождающая воображение, мечту и вдохновение, место для обрядности и родового наследия ("стихи"). Маррей исследует историю как борьбу между этими двумя силами, или государствами мнений. Когда австралийский поэт Питер Портер в его стихотворении "На первое чтение чепменского (2) Гесиода" проводил аналогию между Гесиодом и Лесом Марреем, он сказал: "Да, австралийцы - это беотийцы". Портер имел в виду марреевское стихотворение 1972 года "Беотийский счет". Возникшие дебаты стали ядром одного из главных в современной австралийской литературе обсуждений конфликта между городом и деревней, центром и краем и т.д.. Лоуренс Бурк в критической книге, посвященной Лесу Маррею (Ясное надежное государство, Kensington, NSW: New South Wales University Press, 1992), цитирует марреевское описание Афин как "вечно лишь внешне учтивой страны, всегда презирающей, угнетающей и обновляющей себя за счет моей родной Беотии". Маррей видит историю "белой" Австралии продолжающимся процессом разделения между городом и деревней, хотя и чувствует, что, в конечном счете, согласование между ними возможно где-нибудь в "новом австралийском мире".
Лес Маррей оставил свой загородный дом в Bunyah на севере Нового Южного Уэльса в 1957 и, тридцатью годами позже, в 1986 вернулся. Это место его предков, по крайней мере, пяти поколений, и Маррей заинтересован проследить свое родство до изначальных галльских корней. Понятия "клана" и "идентичности" и, следовательно, личный смысл аутентичности жизненно важны в его проекте. Традиции и наследование - средства, которыми он борется против империалистической урбанизации, продукта индустриальной революции, систематически отчуждающей землю от людей, стремящихся поддерживать с ней отношения. В центре национальной идентичности - австралийский язык, который он видит уникальным по своему характеру. Независимость идиоматического австралийского диалекта дистанциирует этот край света от его английского центра. Важнейшим событием в австралийской литературе стала публикация в 1976 году избранных стихов Маррея - Туземная республика. Произошел один из тех случаев, когда личная литература стала публичным заявлением. Сам процесс публикации явился политическим актом, а также историческим в том смысле, что он прекратил продолжительные конфликты в австралийской литературе, касающиеся напряженных отношений между городом и деревней.
Маррей писал о Макгуаеровском словаре (3) в своем обзорном эссе "Сосредоточение языка", что он выявляет "насколько огромнее и богаче наш диалект, нежели многие думали, и как он определенно изменяет наше лингвистическое восприятие для того, чтобы цельный язык был впредь сосредоточен не за тысячи миль, но там, где мы живем..." Этот комментарий можно успешно применить и к его собственной поэзии, которая тоже открывает широту и богатство австралийской идиомы и таким же образом изменяет наше восприятие, чтобы выявить сосредоточенность бытия "там, где мы живем". Название марреевского "романа" - Туземная республика - заключает в себе следующую мысль: сообщество становится культурно независимым, когда использует местный диалект языка, или "жаргон". Маррей говорит о своей любви к языку как "в известной степени семейной реликвии". Владеть языком - значит быть свободным, утверждает Маррей, зная, как Афины стремятся использовать язык, чтобы угнетать и управлять. Его понимание происхождения слов поразительно. Кроме европейских языков, которые он изучал в университете, Маррей знает галльский язык и интересуется общей родословной языков. Вот что сказал он относительно своего стихотворения "Идущий на скотный двор": "Это действительно этимологическая последовательность, нежели что-либо еще. Оно было рождено пониманием лингвистический штудий, во время которых выяснилось, что самый старый корень в индоевропейских языках имеет корова". (Bourke, 140)
Неотъемлемая часть "шаманизма" Маррея - действие непосредственно для земли и людей, а так же с землей и людьми, чьи жесты он передает. Этот симбиоз не только дает поэту право говорить, но и налагает ответственность за то, что он говорит. Будь то о мифах мужественной силы и героизма более ранних культур, или о собственной национальной гордости Австралии (типа военной доблести и мифологии АНЗАКа (4)), или о галльском сопротивлении английской колонизации языка и территории. Маррей создают свою поэзию вокруг конфликта между старыми ценностями и новыми - дегуманизацией и безразличными силами технологии, подменяющих силы наследственной чистоты. Что особо привлекает меня как поэта в работе Маррея, так это ее органичность, то есть возрастание стиха к пониманию. Почти то же самое можно сказать относительно творчества Маррея в целом. В нем ощущается движение через время и место к некоему метафизическому сознанию. Я часто говорил, что наслаждаться стихами Маррея все равно, что пробежать все стадии человеческой жизни от детства до старости, так как его стихи фиксируют огромный масштаб чувств и отзвуков. Восхищение Маррея загадками природы и бесконечным разнообразием ее форм особенно волнует в книге Переводы из естественного мира.
А вот строки из его Стихов деревенщины-недочеловека, в которых меня захватывает не только голос самого Маррея, но и австралийской души вообще. Прагматизм и чувствительность, дуализм души (или характера) потрясающе выражены здесь:




Этот новый том - еще более личная и во многом очистительная книга. Влияние Маррея на поколение австралийских поэтов - бесконечно. Мало кто не заметит его лингвистический блеск, его усложненную метафизику, его способность доводить стих до совершенства и создавать ощущение места. Маррей знает ценность обозначений, и он обозначил каждую точку в пределах своей и своего народа территории.






1. От английского Bush - кустарник. В отличие от африканских бушменов, белые австралийские фермеры. -- Прим. переводчика.
2. Джордж Чепмен (1559-1634), английский драматург, поэт и переводчик Гесиода.
3. Впервые напечатанный в 1981 году The Macquarie Dictionary - первый полный словарь австралийского языка.
4. Вооруженные Силы Австралии и Новой Зеландии (сокращенно - АНЗАК) в 1915 году вели военные действия на турецком полуострове Галлиполи.