Speaking In Tongues
Лавка Языков

Валентин Курбатов⁽¹⁾

О стихах Евгения Шешолина⁽²⁾

Мне горько представлять эту подборку рано умершего поэта, потому что я мог подумать о ней при его жизни. Но, знакомые несколько лет, мы не были близки не только по разности возраста, но и по разности миропонимания. Я читал его стихи и на областных семинарах молодых писателей, и домой он заходил ко мне с новыми стихами. Но неизменно они казались мне холодно-умозрительны, изящно-вторичны, начитанно-чужды. То есть вполне таковы, каких теперь в нашей рассудочной поэзии пруд пруди. Теперь заглядывание в чужие книги, творчество «на полях» не только не слабость, но поэтический прием, но доказательство вооруженности и интеллектуального щегольства. А я и в давние годы читал эту поэзию со вниманием, но без чувства первичности и подлинности, а в последнее время и вовсе поостыл, осмеливаясь звать «омелами» (есть такие растения, которые могут жить только соками других растений) даже столь почтенных людей, как А.Кушнер или (гм!гм!) И. Бродский, хотя это, конечно, глубоко несправедливо, потому что и сама наша культура давно существует «на полях», не рождая ничего первично-сильного.

И понемногу мы с Евгением Шешолиным вовсе перестали говорить о его поэзии, уходя к другим именам и ко все более общим проблемам с неизбежным почему-то в 80-е годы интересом к Востоку, странно и прочно связанным с любовью к домашнему православию. Этот любительский буддизм неожиданно оказался плодотворен для Евгения тем, что вывел его к поэзии родного Востока, к Средней Азии, к фарси, выковав из молодого человека нешуточного переводчика, тонкого знатока и неустанного собирателя все новых имен и оттенков этой старой, блестяще развитой, зачарованной математикой и мистикой ритма поэзии.

Я заключил это из его «Первого Северного Дивана» -- бедно переплетенной, чуть читаемой, но уважительно и тщательно построенной рукописи с ее тонкой, но чуждой европейскому слуху внутренней логикой. Но заключил тоже как-то невнимательно.

Эгоизм более или менее устойчивого литературного быта заслонял для меня неустроенное, окраинное, наклонное существование молодого поэта. Тем более, что и Восток его все-таки казался только подтверждением чуждого мне умозрения и первенственного рассудка. Да и как мы вообще относимся к непечатаемым молодым людям, которые постепенно стягиваются друг к другу, начинают собирать самиздатовские альманахи (Евгений участвовал в альманахе «Майя») и вести самозащитно-уверенную, подчеркнуто брезгливую к «легальным» авторам жизнь? Это задевает и побуждает к ответному неприятию или просто равнодушию с тайной уверенностью, что там все неудачники с искаженным дарованием.⁽³⁾

Я еще просил его иногда показать мне, что пишется, но, видно, делал это без настоящего интереса, и он вежливо обещал и уклонялся. К тому времени, когда он погиб, мы уже достаточно разошлись, и я принял известие без остроты. Друзья заговорили о наследии, о необходимости собрать и понять и принесли мне последний альманах «Майя», в котором Евгений сам успел собрать то, что он считал необходимым показать за десять лет (сборник был юбилейный). Это была малая часть -- скорее «оглавление» написанного им вообще, но оглавление достаточное, чтобы почувствовать становление настоящего духовного опыта.

Наверное, мне хочется показать несколько стихов этой подборки для частичного искупления вины перед памятью поэта -- тут опять был урок, что каждого автора, которого посылает нам судьба, надо учиться слушать со страшной ответственностью как посланника Бога, читать не одними, хотя бы и опытными глазами, но всею полнотой сердца, как свидетеля драгоценной части общей истины, которая ведома одному ему и только им может быть открыта и тебе, и остальному миру.⁽⁴⁾ Но это одна и не главная причина. Вторая -- важнейшая -- состоит в том, что в этих и теперь еще не вовсе уверенных стихах хорошо слышна «восточная половина нашего сердца». Шешолин не зря переводил Галиба и Бедиля, Аль Фарида и Камола, Низами и Хафиза, не зря заслушивался касыдами и газелями, мухаммасами и месневи.

Он узнавал в них что-то родное, догадывался о том, о чем хорошо писал Г.Гессе в своих размышлениях о Востоке, -- что «мудрость у всех народов одна и та же, не существует двух или трех -- только одна мудрость» и что восточная вера -- сестра «всех других вер, в которых ищет проявления Истина». Он учился там вслушиванию в мир, в переливчатое течение времени, в вечную незавершенность переживания, которое договаривается поступком, жестом, молчанием, побочной мыслью. Он учился там медленности взгляда, противоречащей сегодняшним «школам быстрого чтения», где можно научиться читать все, кроме поэзии и прозы, кроме мысли и духа.

В маленьком домишке над Псковой поэт слушал простые звуки мира и еще раз с завидной неторопливостью доказывал, что этот мир един, и человек в сердцевине духа по-прежнему способен услышать все живое в истории и природе как родное и по-русски естественное.

Это тихий голос, но в том мире, где умеют слушать каждое искреннее слово, слышен и он.

1. Курбатов Валентин Яковлевич -- известный литературный критик. Сообщает в Сети о себе следующее: «Родился в 1939 городке Салаван Ульяновской области. Долгое время жил на Урале. Служил на Северном флоте. Окончил ВГИК. Выпустил книги об Астафьеве, гоголевском иллюстраторе А. Агине, М. Пришвине, В. Распутине и написал много статей по русскому искусству и русской зарубежной литературе. Живет в Пскове.» -- Здесь и далее примечания Артема Тасалова.

2. Данная статья интересна, на мой взгляд, тем образом, каким отразился Поэт в восприятии известного литературного критика-«почвенника». Статья опубликована в журнале «Русская провинция» №1 за 1993 г. После статьи даны стихотворения поэта: ПЕРЕГОН, ГАЗЕЛЬ (А дорожка-то поката…), КИТАЙСКАЯ ГАЗЕЛЬ (Сколько лет я в мечтах видел свет…) ОПИСАНИЕ АВГУСТОВСКОЙ ДОРОГИ, ЧЕТВЕРОСТИШИЯ ВОЗВРАШЕНИЯ (отрывки).

3. Вот суть. Ценное признание мэтра.

4. Прекрасная мысль! Должен с горечью предположить, что пока я жив -- и в моей нескромной особе уважаемый критик, с которым мы изредка здороваемся на улице, не углядит «посланника Бога и свидетеля драгоценной части общей истины».

Speaking In Tongues Лавка Языков

Валентин Курбатов (1)

О стихах Евгения Шешолина (2)

Speaking In Tongues
Лавка Языков

Валентин Курбатов⁽¹⁾

О стихах Евгения Шешолина⁽²⁾