Speaking In Tongues
Лавка Языков

Дмитрий Скирюк

ДРАКОНОВЫ СНЫ

ВСПОМНИТЬ ВСЁ

«Совершая добро, избегай славы, совершая зло, избегай наказания.»

Дао

Очнулся Тил от ослепительного света, бьющего в глаза. Свет был везде, и даже сквозь опущенные веки просвечивало красным. Кожа на лице обгорела и немилосердно саднила. Тил пошевелился и попробовал открыть глаза, но вскрикнул и зажмурился от боли — показалось, что под веки насыпали песку. Он попытался ещё раз и обнаружил, что на деле так оно и есть. Телли плюнул на ладонь, поморщился (слюна была тягучей как смола) и принялся их протирать. Наконец, после долгих усилий настал момент, когда он смог глядеть на мир без мучительной рези в глазах.

Первое, что он увидел, было маленькое озерцо с мутной водой, в котором отражалось слепящее незнакомое небо. Сразу за ним трава и кустарник сходили на нет, а дальше бесконечными жёлтыми увалами до самого горизонта тянулись пески. Путаясь в рукавах, Телли содрал кафтан и принялся развязывать башмаки. За то время, пока он лежал без сознания, солнце раскалило дублёную кожу, превратив башмаки в парную баню. Любое прикосновение к ногам причиняло боль. Морщась, Тил стянул башмаки, пошевелил распухшими морщинистыми пальцами и на четвереньках пополз к воде.

Вода оказалась солёной. Он с отвращением сплюнул, ополоснул ступни и вытер их полой кафтана, после чего поставил башмаки сушиться и огляделся.

Оказалось, что пустыня раскинулась только с одной стороны. При взгляде назад открывалась совершенно другая картина, но и она производила странное впечталение, если не сказать большего. Широкие проплешины песков чередовались с плоскими участками, поросшими травой, кустарником и редкими деревьями, а дальше, в синеватой дымке белели снежные вершины гор. Кусты выглядели густыми и непролазными, зато деревья росли в гордом одиночестве, белея тут и там корявыми изгибами стволов. Тил посмотрел наверх и с удивлением обнаружил над собой одно такое дерево — его узкие листья совершенно не давали тени. Зверей поблизости не было. Тил разглядел далеко на равнине какое-то движение, да ещё в небе кружили чёрные точки птиц, но и всё. Дракон его опять исчез.

Телли поразмыслил и решил пока не выяснять, куда его забросило; сейчас важнее было другое — выжить в этом мире. Он вновь попробовал глотнуть из озера, надеясь, что первое впечатление было обманчивым, и снова выплюнул воду. Пить её было решительно невозможно, как бы ни мучила человека жажда. Телли пошарил по карманам, надеясь найти еду или оружие, но не нашёл ничего. Не было даже огнива, чтобы развести костёр. Впрочем, Тил с трудом представлял себе, чем на такой жаре мог бы помочь огонь. Разве что выпарить соль из воды... Он с тоской взглянул на озерцо, вздохнул и отбросил ненужные мысли — посуды всё равно не было. Он уселся под деревом с той стороны, куда падала тень от ствола, расположился поудобнее и погрузился в размышления.

Езда на драконьей спине оказалась делом несложным, хотя и рискованным — нырок в глубину, затем вспышка, потом подкатило удушье. Тил не помнил, как он здесь очутился и как выбрался из озера (а судя по белым соляным разводам на башмаках и высохшем кафтане, он там побывал). Он чувствовал себя усталым и разбитым, голова гудела от жары. Окружающий пейзаж дрожал и колыхался в нагретом воздухе. Хотелось пить.

Так ничего и не придумав, он постепенно начал клевать носом и вскоре забылся в тяжёлой дрёме.

Разбудил его холод. Была ночь, и Телли грешным делом заподозрил, что его опять забросило куда-то в другое место (не могло же, в самом деле, так похолодать после дневной жары!). Трясясь и лязгая зубами, он нашарил на песке кафтан и башмаки, и вдруг замер, почуяв неладное. Он был не один. Совсем близко по траве прошелестели тихие шаги, в серебристом мерцаньи ущербной луны задвигались тени, заблестели глаза. Тил с бьющимся сердцем прижался к дереву, сглотнул пересохшим горлом и огляделся, кляня себя за то, что не выломал днём хотя бы палку. Проспи он чуть подольше, они застали бы его врасплох. Он вскрикнул, надеясь отпугнуть непрошеных гостей, и отшатнулся, когда темнота взорвалась диким лаем и хохотом. Одна из тварей тут же бросилась вперёд. Тил отпрыгнул, упал, почувствовал, как острые зубы полоснули его по ноге и завизжал, суматошно брыкаясь. Прежде чем атака повторилась, Тил вскочил и, не раздумывая, побежал к озеру.

Вода оказалась неожиданно тёплой. Свежая рана заныла от соли. Хромая и едва не плача от боли, Тил забрёл как можно дальше от берега и там остановился — озерцо было неглубоким. Оглянулся. Звери, осмелев, подошли уже совсем близко. В лунном свете, отражённом от воды, их можно было разглядеть получше. Их было пять или шесть, каждый размером с собаку; пятнистые, уродливо-горбатые, с какой-то нелепой седоватой гривой на спине, они бесшумно выходили к озеру, постепенно сужая круги. «Химеры!» — мелькнула дурацкая мысль. Звери окружали озеро, но в воду входить не спешили. С одной такой собакой он бы справился. Быть может, справился бы и с двумя. Но с пятью... Можно было попытаться залезть на дерево и ждать помощи там, но кто мог поручиться, что помощь придёт?

Тил лихорадочно обдумывал пути спасения, когда вдруг тишину нарушил шум и треск, и сквозь кусты, сияя золотом боков, вдруг проломился Рик. Тил закричал от радости, но в следующий миг испугался — ночные твари, отпрянувшие при появлении дракона, вернулись и теперь, ощерив зубы и рыча, вновь стали приближаться. Рик выгнул шею и зашипел, приготовившись к атаке.

— А ну, назад! — послышался вдруг громкий голос. Посреди стаи шлёпнулся камень. — Назад! Пошли вон, я сказал! Убирайтесь!

Кусты затрещали. Ещё один камень упал и зарылся в песок, другой настиг одну из тварей — та с визгом бросилась бежать. Остальные отпрянули, с заметной неохотой разошлись и скрылись за кустами. Всё это они проделали настолько спокойно и привычно, словно заранее ожидали подобного исхода. Дракончик, успокоившись, заплюхал до мальчишки по воде, но после развернулся и направился к кустам. Телли вылезать не спешил, и молча наблюдал, как из-за кустов вышел человек и уверенным шагом направился к озеру. Луна светила ему в спину, а Тилу — в глаза; Тил видел только силуэт...

Видел и боялся поверить в свою удачу.

— Тил, ты, что ли?

Жуга подошёл ближе и остановился на берегу. Заложил ладони за ремень, прищурился, разглядывая обоих — худой, с волосами, на затылке связанными в узел. Из-за спины его торчала рукоять меча.

— Ты цел? — спросил он.

— А?

— Гиены тебя не тронули?

Телли хотел ответить, но к горлу подкатил ком, и он лишь торопливо закивал, радуясь, что сейчас ночь, и слёз его не видно. Потом вспомнил, что травник прекрасно видит в темноте и покраснел.

— Да это... Нет. То есть, да! То есть, что я говорю...

— Идти можешь?

— Конечно могу!

Жуга с облегченьем перевёл дух.

— Тогда вылезай. Нечего торчать в этой луже — тут, знаешь, какой только дряни не водится, а нам ещё долго идти.

— Куда? — опешил Тил.

Жуга потрепал дракона по холке и усмехнулся. Поднял взгляд.

— Ко мне.

* * *

В ложбине между двух холмов, примерно в двух часах ходьбы от соляного озерца Жуга соорудил себе жилище — маленькую хижину из бычьих шкур, натянутых на жерди. Жерди были старые и закопчённые, шкуры выбелило солнце, да и вообще вся постройка выглядела так, словно простояла здесь лет пять. Вместо дверей висела та же шкура. В потолке над очагом зияла чёрная дыра, в которую заглядывали звёзды. Везде сушились травы и коренья, вызывая в памяти картины недавнего прошлого — Жуга и здесь остался верен себе.

Рик, к немалому удивлению мальчишки, предпочёл остаться ночевать снаружи, а перед сном ещё и решил подкрепиться. Сквозь тонкие стены было слышно, как он топочет и шуршит в траве, давя каких-то грызунов. Угомонился он не скоро. Сам Тил, едва лишь вошёл в дом, со стоном повалился на застеленное мехом ложе и непослушными пальцами принялся развязывать задубевшие от соли башмаки.

— Не разувайся! — предупредил Жуга, заметив его движение.

— Почему? — удивился тот. — Думаешь, легко было угнаться за тобой в промокших башмаках? У меня все ноги сбиты. Во.

Держа в одной руке башмак, он приподнял другой кровоточащую ступню и повернул её к Жуге.

— Эти, как их... Укусили.

— И всё-таки, надень его обратно, если не хочешь, чтоб тебя укусили ещё раз, — посоветовал травник. Телли пожал плечами, но подчинился. Ему вдруг сделалось не по себе. Жуга тем временем отбросил шкуру с очага и раздул огонь. Затеплил выдолбленный из тыквы светильник, пядь за пядью осмотрел весь пол, перетряхнул шкуры и только после этого успокоился. Помедлил, потянул к себе висящий на верёвке мех с водой и засучил рукава:

— Давай, показывай свою ногу. Посмотрим, что там у тебя.

— А это... — Тил сглотнул. — Что ты там искал?

— Скорпионов. Они любят воду, пот. Любую влагу.

Через час, отмытый, с перевязанной ногой, прихлёбывая терпкий, чуть солоноватый травяной отвар, Телли уже рассказывал Жуге обо всём, что произошло после его исчезновения. Травник слушал молча, то кивая, то хмурясь, и лишь один раз вскинул голову, когда речь зашла о бродячих артистах:

— Нора? — переспросил он. — Ты сказал — Нора?

— Да.

— И она мечет дротики?

— Да...

— Интересно, — пробормотал он. Взъерошил волосы рукой. — Очень интересно... Продолжай.

Тил продолжил свой рассказ, украдкой разглядывая травника. Жуга изменился за время, прожитое здесь. Он сильно загорел, скулы его заострились, волосы отросли, на лице пробилась рыжая курчавая бородка, и лишь глаза были прежние — ярко-голубые, со знакомым хитроватым пристальным прищуром. Тил поймал себя на мысли, что при свете он узнал бы травника не сразу. Ночь оказалась в этом смысле правдивее дня.

Дрова горели в очаге почти без дыма, ровным сильным жаром, хижина быстро согрелась. Снаружи поднимался ветер, Телли слышал, как над головой, по туго натянутым бычьим шкурам шелестит песок. Мальчишку постепенно потянуло ко сну. Жуга вскоре это заметил и сделал ему знак остановиться.

— Но я ещё не всё рассказал... — запротестовал тот.

— Завтра дорасскажешь.

Одеяло из какой-то мягкой рыжеватой шерсти было тонким, но грело отменно, а набросанные друг на дружку шкуры оказались гораздо удобнее колючего соломенного тюфяка. Тил послушно попытался уснуть, но любопытство оказалось сильнее усталости.

— Жуга, — позвал он, развернувшись лицом к очагу, — а, Жуга...

— Что?

— Что это за место, где мы оказались?

Травник помолчал. Подбросил дров в огонь, посмотрел на стену. Там, где снаружи привалился Рик, натянутые шкуры вдавились внутрь на добрый локоть и теперь мерно вздымались и опадали в такт дыханию дракончика.

Жуга перевёл взгляд на мальчика.

— Сначала я хотел бы знать, как ты здесь очутился, — сказал он, — но думаю, об этом ты расскажешь завтра.

— Меня Рик привёз. На спине.

— На спине? — Жуга поднял бровь. — Постой, постой... Это как?

— Ну, я залез и мы нырнули в озеро, а после... Вот.

— В какое озеро?

— Ну в этот... в ключ. В Драконов ключ за городом. Я не дорассказал — мы в башне ход нашли, он нас туда вывел. А Рик... Ой, слушай! — Телли сел, не на шутку встревоженный. — Ведь если так, то можно и обратно! Там же Нора и Арнольд, они нас ждать не будут, надо спешить!

Он вскочил и принялся натягивать рубашку.

Жуга, не вставая, положил ладонь ему на плечо и мягко толкнул назад на шкуры. Тил повалился на спину и непонимающе воззрился на него, моргая из-под скомканной рубахи.

— Ты чего?

Травник не ответил. Потёр ладонью шрам на виске, встал и подошёл к одной из угловых распорок.

— Послушай, Тил, — глухо сказал он, откашлялся, и после паузы продолжил: — Ты ранен и устал. Кто знает, чем может кончится вся эта езда на драконе? Тебе надо отдохнуть, а мне... — Жуга поколебался и закончил: — Мне надо всё обдумать.

— Но время же идёт!

— Время, — пальцы травника погладили длинный ряд зарубок на столбе. — Да... Там, в городе всё ещё осень?

— Да уж зима почти... А почему ты спрашиваешь?

Жуга всё медлил с ответом, затем вдруг стукнул по подпорке кулаком, заставив всё сооруженье вздрогнуть, и обернулся.

— Ты говоришь, что ждал целый месяц, — медленно, словно прислушиваясь к собственным словам, проговорил Жуга. — Так вот, Тил... Я ждал полгода, даже больше. Это слишком долго — ждать полгода. Полторы сотни закатов и восходов, и каждый день такой же длинный, как и там. Не знаю, почему. Я ждал, надеясь, что когда-нибудь вернусь, и теперь не хочу сломя голову кидаться в эту лужу, что бы ты ни говорил. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Телли в замешательстве таращился на травника. Всё сказанное не укладывалось в голове.

— Но Рик знает путь! Он же привёз меня сюда...

— Рик — такой же мальчишка, как и ты. Он больше забавляется, играет, чем на деле что-то знает; он ещё только учится быть настоящим драконом. Нам нужно всё обдумать и вспомнить, иначе мы можем вынырнуть где угодно, а можем и вовсе не вынырнуть. Время здесь как будто спит, а там мчится вскачь. Нам некуда спешить.

— Я всё равно не усну, — Тил помотал головой и приподнялся на локте, — я и так продрых весь день... Лучше расскажи, что было с тобой.

— Завтра. И так полночи прошагали.

— Я не устал.

— А я устал, — усмехнулся Жуга. — Так что — спи.

* * *

Змея ползла, свивая кольца в три петли одна внутри другой, чешуи громко тёрлись друг о друга. По песку за ней тянулся след, как будто здесь прокатилось толстое большое колесо. Наткнулась на палку. Остановилась. Подняла голову и посмотрела на мальчишку.

— На твоём месте я не стал бы это делать.

Телли вздрогнул и обернулся. Позади стоял Жуга.

— Она... ядовитая?

— Не то слово, — травник поправил на плече мех с водой. — Если укусит, я ничем не смогу помочь. Местные жители её боятся как огня и называют «Молчаливая смерть».

— Молчаливая? — тупо переспросил Телли, потихоньку отступая назад и пряча палку за спину.

— Ну, да. У неё и голоса-то нет, одни чешуйки шелестят... Пойдём отсюда. Скоро жарко станет, да и Рик заждался.

И оба направились прочь. Змея несколько мгновений смотрела им вслед, затем поползла своей дорогой.

— Почему ты живешь так далеко от воды? — спросил Телли, нагоняя травника.

— Здесь опасно, — неохотно пояснил Жуга. — Ночью на водопой приходят звери. Гиены, львы...

— А в пустыне их нет?

— Нет.

И Жуга прибавил шагу. Некоторое время Тил старался идти вровень с ним, потом — просто не отставать, и ему стало не до разговоров. Цепочка островков зелёной растительности растянулась по пустыне с севера на юг. Всего их было пять или шесть — травник не знал, сколько именно. В одном из них было то самое солёное озерцо, в другом нашёл себе приют Жуга, а в третьем он брал пресную воду — оттуда вытекал ручей, который после терялся в песках. Телли отполоскал рубашку и штаны от соли, но купаться в нём поостерёгся, хотя ему очень хотелось; он ещё слишком хорошо помнил, как выбравшись из озера, отдирал от ног пиявок. Ранки потом долго кровоточили.

Красно-жёлтые увалы дюн, слегка подсвеченные солнцем, тянулись на восток до самого горизонта. Воздух постепенно согревался. Мех с водой негромко булькал в такт шагам. Травник шёл быстро, словно бы скользя по плотному песку, Телли же то и дело спотыкался, зарываясь чуть ли не по щиколотку. Рана на ноге тихонько ныла. Тил задумался. Гиены... Ему вспомнились эти ночные пятнистые твари, похожие на собак, и он невольно содрогнулся.

— Жуга, а почему — гиены?

— Я не знаю, — рассеянно ответил травник. — Это я их так, для себя обозвал. Из-за этого... Шнеллера. Хохочут уж больно похоже.

— А-а... А львы настоящие?

— Настоящее не бывает.

— Те, про которых в книжках пишут?

— Да. Но смотреть не советую, особенно ночью. Устал?

— Немного. Нога болит.

— Сейчас придём.

Рика в хижине не оказалось. Не было его и возле, лишь на камнях, где ему полюбилось сидеть, желтели пятна высохшего драконьего помёта. Телли с беспокойством огляделся, но следов не обнаружил. На здешней жаре дракончик сделался необычайно деятельным.

— Опять удрал, паршивец, — вслух посетовал Тил. — Этак занесёт его куда-нибудь, вообще потом не выберемся... или задрыхнет дня на три.

— Охотится, — пожал плечами травник, отбрасывая шкуру ото входа. — Радуйся, что хоть кормить его не надо. Он ведь теперь, поди-ка, много жрёт?

— Порядочно, — признал Телли. — Как ты узнал, что это Рик?

— Скорей уж, он узнал, что это — я, — усмехнулся Жуга. Раздул огонь, налил воды в котелок и только после этого продолжил: — Он появился тут позавчера, пошатался в окрестностях и исчез. Драконы здесь не водятся, и я сразу подумал про твоего Рика, тем более, что морда была какая-то знакомая. Но Рик ведь так — мелочь, ящерица, а этот... А вчера он прибежал под вечер, под руку лезет, хвостом крутит. Чуть весь дом не снёс. И за рубашку меня так и тянет. Я собрался и — за ним.

— Он полинял, — сказал Тил. — Недели с две тому назад, и сразу стал такой. Перепугал всех до одури. Бликса, так тот вообще умом тронулся... Ой, совсем забыл! — он встрепенулся. — Его же к нам те пятеро послали, чтобы за тобой следил...

— Бликса? — хмыкнул травник. — Занятно... А впрочем, дело прошлое. Скажи-ка лучше, Томас поправился?

— Кабатчик? Вроде, жив-здоров. Деньги недавно принёс.

Закипела вода. Жуга занялся котелком и разговор угас сам собой. Тил побоялся лезть под руку и вновь принялся разглядывать жилище травника.

— Чьи это шкуры? — спросил он.

— Мои, — рассеянно ответил тот, помешивая варево.

— Откуда столько?

Жуга не ответил, вместо этого уселся, подобрал ноги под себя и некоторое время молчал, глядя в никуда. Телли сделалось слегка не по себе от этой его молчаливости — травник и раньше был немногословен, а теперь и вовсе каждое слово из него приходилось чуть ли не вытаскивать клещами. Хотелось расспросить его о том, о сём, но все вопросы вязли на зубах и застревали в горле. Мальчишка поразмыслил и решил пока не торопить события, тем более, что от котелка потянуло аппетитным парком, и Тил только теперь почувствовал, как он проголодался.

— Миска у меня одна, — сказал Жуга, — я не ждал гостей. Ешь. Я потом.

Обжигаясь, Телли торопливо опустошил и вылизал миску. Посмотрел на травника. Тот понял без слов:

— Ещё?

— Угу, — кивнул он. Поколебавшись, протянул руку к горке сморщенных коричневых ягод и покосился на травника: — Можно?

— Ешь, ешь, — подбодрил тот. — Это финики.

Ягоды оказались сухими и слишком сладкими, у Тила сразу запершило в горле. Он глотнул воды и поморщился — вода была тёплой, солоноватой и отдавала мертвечиной. Жуга перехватил его взгляд и сочувственно кивнул:

— Это от бурдюка. Дубов здесь нет, а на солнце шкуры сохнут плохо. Я тоже поначалу не мог привыкнуть, — он положил в подставленную миску ещё каши и откинулся на шкуры. — Я хотел кувшин слепить, да глины не нашёл. Местные жители тыквы сушат, или корзинки плетут для воды.

— Корзинки?! — Телли не поверил своим ушам. — Для воды?

— Да. Из травы. Они у них не протекают, — Жуга взял из горки финик и рассеянно повертел его в пальцах. Поднял взгляд.

— Почему ты решил, что Рик привезёт тебя ко мне? — спросил вдруг он.

— Да это... — Телли прожевался, с трудом проглотил то, что было во рту и продолжил. — Он монетку приволок. Такую, как тогда, но только золотую. Ну, я и подумал... — Он порылся в кармане, нашарил там кусочек нагретого металла и протянул его Жуге: — Вот.

Тот взял её, подбросил на ладони. Присмотрелся. Сжал кулак. На скулах его заходили желваки.

— Про монеты тебе Рудольф сказал?

— Нет. Понимаешь, я не сказал тебе вчера, но я всё видел тогда в корчме. Я на крыше был. И как ты монеты у менялы выкупал, я тоже видел. Когда Рик её принёс, я сразу вспомнил про собак...

Он осекся и умолк, поражённый новой мыслью. Посмотрел на травника. Тот не ответил, подобрал пустую миску и положил себе каши. Съел её всё так же молча, запил водой, встал и снял с гвоздя свой меч.

— Пойдём.

— Куда? — не понял тот. — К собакам? Они... здесь?

— Это лучше увидеть, чем слушать рассказ.

* * *

На сей раз путь их длился долго, Тил успел по-настоящему устать. Дорога шла то по песку, то по траве, а иногда вдруг под ногой угадывался выщербленный камень мостовой. Откуда она могла здесь взяться, Тил решительно не представлял, и лишь когда из зарослей странного вида деревьев проглянули остатки циклопических сооружений, понял, что они стоят посреди развалин какого-то города.

Когда-то здесь был замок или храм. Сложенные из массивных каменных блоков стены давно рухнули, в щели между ними проросла трава. Растрескавшийся желтоватый камень ещё хранил остатки резного орнамента. Неподалёку, окружённый невысоким бортиком, находился пруд или бассейн с водой, тоже почти скрывшийся под плотным зелёным занавесом. То, что Телли принял издалека за кустарник, оказалось на поверку настоящим лесом, влажным, полным шорохов и птичьих криков. Как среди пустыни и засушливых равнин могли сохраниться такие дебри, оставалось загадкой. Тил поразмыслил и решил, что без магии тут не обошлось.

Жуга прошёл под остатками арки, свернул вдоль стены раз, другой и наконец поднялся вверх по узкой и спиральной лестнице. Под ногами его зияла дыра. Помедлив, травник жестом подозвал Телли и указал вниз. Солнце стояло высоко, и было видно, как в глубине полуразрушенного здания мерцает плотный золотой ковёр рассыпанных монет, чеканные кувшины с длинным горлом, украшенные драгоценными камнями чаши, ножи, кинжалы и мечи, клинки которых время превратило в пыль и только ножны и рукояти по-прежнему отблёскивали золотом. Вдоль стен и в углах громоздились сундуки, сквозь их прогнившие стенки и струился весь этот застывший золотой поток.

Сделав Телли знак молчать, Жуга достал монетку, которую принёс дракон, повертел её в пальцах и бросил вниз. С коротким приглушённым звоном та упала и затерялась среди других таких же.

Тил ошарашено посмотрел на Жугу.

— Зачем?

— Тихо. Смотри внимательно.

Тил послушался и всмотрелся в темноту.

Вначале ничего не происходило, затем полумрак внизу зашевелился. Четвероногая тень шагнула в световой круг и замерла, как будто бы принюхиваясь. С замирающим сердцем Телли понял, что перед ним одна из трёх собак, тех самых, что приходили в город. Тварь подняла голову и глухо зарычала, солнце отразилось в её огромных зеленоватых глазах. Казалось, яркий свет причиняет собаке нестерпимую боль. Наконец, никого не найдя, собака развернулась и снова растворилась в темноте.

— Я долго не мог понять, — проговорил Жуга, когда они спускались вниз, — почему они приходят в город только ночью. Потом я увидел сокровищницу и понял, что они просто не выносят дневного света.

— Ты не боишься, что они к тебе ночью придут?

— Зачем? — пожал плечами тот. — Они преследуют только грабителей. Я ничего у них не брал, наоборот, вернул украденное. Хорошо, что ты отдал мне ту монетку. Интересно, как Рик вообще сумел её достать...

— Чьи это сокровища?

— Никто не знает, — Жуга остановился у бассейна. Мутноватая зелёная вода отразила две физиономии. По нагретому камню парапета полз скорпион. — Раньше здесь наверное, был город, но потом вода ушла. Пустыня стала наступать.

— А здешние жители?

— Здешние жители... — Жуга помрачнел. — Здешние жители одеваются в траву и в шкуры и даже не умеют обрабатывать железо. Кожа и волосы у них чёрные, как уголь. Когда я впервые их встретил, они приняли меня за демона и попытались убить. Пришлось сражаться, я убил троих и нескольких ранил. Потом самому же пришлось их лечить. Тогда они решили мне поклоняться, построили для меня ту хижину и привели десяток женщин... — он помедлил. — Женщин я отвёл обратно, и тогда эти ублюдки начали их убивать. Прямо у меня на глазах.

Телли ошарашено стоял и слушал, глядя на своё отражение и не решаясь поднять глаза на травника.

— Не помню, что было дальше, — говорил Жуга. — Я попытался их остановить. Меча со мной не было, я вырвал у кого-то из них копьё... В общем, не помню. Очнулся — стою посреди деревни, копьё сломано, руки в крови... И никого вокруг.

— И ты что... всех?..

— Чёрт их знает. Нет, наверное. Тел я не нашёл, разве что они их с собой унесли. Они потом собрали пожитки и откочевали куда-то на юг. Больше я их не видел — после этого они оставили меня в покое.

— Немудрено... — пробормотал Тил.

— Там, — травник указал куда-то в сторону песков, — живёт другой народ. У них нет поселений, они постоянно кочуют по пустыне. У них там такие лошади мохнатые, на спине с двумя горбами, на них они поклажу перевозят. Я их и видел-то всего несколько раз. А тех, кто жил когда-то в этом городе, уже никто не помнит, даже легенд не осталось. Вот разве только — собаки.

— А что — собаки? Ну живут здесь, ну сторожат...

— Они не пьют и не едят, их только три и всегда было три. Местные жители зовут их «проклятыми» и считают, что они вышли из песка. Может, это души владельцев золота вернулись после смерти, чтобы сторожить своё сокровище, а может, неудачники-грабители. — Травник повернулся к мальчишке. — Теперь понятно, почему я ничего об этом золоте не хочу знать?

— Понятно.

— Ну что ж... Тогда пошли отсюда.

Телли не двинулся с места.

— Жуга, — позвал он.

— Что? — остановился тот.

— Почему ты не хочешь возвращаться?

Травник замер. Медленно обернулся. Налетавший ветерок трепал его отросшие, связанные в конский хвост волосы.

— Я прав? Ведь ты не хочешь?

Жуга несколько мгновений стоял молча... и вдруг взорвался криком.

— К чёрту! — рявкнул он так неожиданно и громко, что Тил отшатнулся и с размаху сел на камень прямо там, где стоял. — Чего ты привязался ко мне со своими расспросами?! Думаешь, мне легко было, когда я попал сюда?!

Он выхватил меч, и прежде чем Тил успел испугаться, вогнал его по рукоятку в камень парапета и бессильно опустился рядом, обхватив голову руками.

— Вытащи! — коротко потребовал он, глядя в упор на мальчишку.

— Что? — оторопело переспросил тот.

— Ну вытащи, вытащи! — повторил тот с кривой невесёлой усмешкой. Ладони его взмокли от пота и нервно подрагивали. — Вот просто — встань и вытащи!

— Зачем?

— Вытащишь — пойду с тобой.

— А если нет, то — что?

Жуга не ответил, а Тил побоялся повторить свой вопрос, и некоторое время оба они молчали.

— Послушай, Тил, — сказал наконец Жуга. — Всё это слишком запутано и гораздо серьёзней, чем ты думаешь. Пойми, я уже чувствовал такое... однажды. Как будто я кукла, и кто-то дёргает за ниточки. Если бы ты только знал, до чего мне это всё надоело! Первые месяцы здесь я думал, что схожу с ума. Потом мне казалось, что я уже сошёл. Потом — что я нормальный, а с ума сошли все остальные. И тогда я решил не копаться в себе, а просто — жить.

Я перестал думать и тревожиться, просто смотрел, как день сменяет ночь, — продолжал он уже спокойнее. — Следил, чтоб в хижину не заползали скорпионы и змеи, ходил за водой, охотился. Случалось, правда, что и на меня охотились. Изучал местные травы... на себе, между прочим. Выменивал на них у пустынников финики, крупу и кофе. Я оставлял свой меч и отправлялся ночью безоружным бродить по пескам. Волк, живущий под скалой, пригласил меня отведать своей прохладной воды. Не купаться и плескаться, а покинуть свет солнца и познать мёртвую ночь пустыни и холодных людей, играющих там... И постепенно боль ушла, остался только мир вокруг и я. И никого между нами.

— Ты боишься, — мягко сказал Тил.

— Боюсь, — признался тот. Встал и обошёл вокруг бассейна. Пользуясь тем, что травник отвернулся, Тил украдкой придвинулся к мечу и подёргал за рукоять — тот даже не шелохнулся, и мальчишка поспешил сесть обратно.

— Боюсь, — послышалось из-за бассейна, а через мгновенье показался и сам Жуга, — что если я вернусь, то снова придётся плясать под чужую дудку. Полгода — ничего, и вдруг твой дракон. А потом и ты сам... Я жил своей жизнью, понимаешь, своей, а не той, которую мне уготовили другие! А теперь приходишь ты и говоришь, что я опять кому-то что-то должен.

— Я ничего не говорил. Я просто хотел, чтоб ты вернулся.

— Какая разница! — отмахнулся тот и вдруг осекся, глядя на камни. Телли проследил за его взглядом и похолодел, увидев подле себя раздавленного скорпиона.

— Ну-ка, встань! — ледяным голосом потребовал Жуга.

Тил повиновался.

— Повернись! — он схватил мальчишку за плечо и резко развернул. — О чёрт... Ты сел на него! Снимай штаны!

— Да не укусил он меня, я б заметил... — запротестовал тот.

— Снимай, кому сказал!!

Теперь Тил и сам увидел бурое пятно у себя на штанине. К горлу его подкатил ком. Непослушными пальцами распустив узел, он спустил штаны и ошарашено уставился на крошечную ранку на бедре.

— Ой-ёй...

— Как ты? — с беспокойством спросил Жуга. — Тебе больно?

— Н-не знаю... Они ядовитые?

— Голова не кружится? В глазах не темнеет?

— Я...

— Дышать можешь?

Телли набрал полную грудь воздуха и прислушался к своим ощущениям. Сердце бешено колотилось, ранка на бедре слегка зудела, но в остальном всё было в порядке — ни темноты в глазах, ни боли, ни удушья. Голова тоже была на месте, и постепенно происходящее начало его злить.

— Да ну тебя! — огрызнулся он и принялся натягивать штаны. — Напугал только, дурак. Подумаешь, укусили.

Жуга отстранился и с сомнением поскрёб в бороде.

— Послушай, Тил, — сказал он. — Это фиолетовый скорпион. Я видел троих людей, которые отправились на тот свет меньше чем через десять минут после его укуса.

— Ну и что ж теперь, сидеть и ждать, пока я не загнусь?! — вскинулся Телли. — Может, он старый был, этот твой фиолетовый, может, у него яд кончился!

— Не ори ты так!

— Сам не ори!

— Нет, всё-таки, с тобой и в самом деле всё в порядке?

— Лучше не бывает, — мрачно буркнул Тил. — Сейчас вот прямо лягу и помру... Слушай, зачем ты эту дурацкую бороду отрастил?

— Воду жалко на такую ерунду переводить. Здесь даже чашки песком мыть приходится, — он неожиданно нахмурился. — Вот что, Тил... Напомни-ка мне, что ты говорил, когда дракончик у тебя огнём плевался?

— Что? Не помню. Белиберду какую-то.

— И всё-таки.

— Ну... — он задумался, припоминая. — Что-то вроде: «Айвэтур энг Ихэл Айвэнгилэ»

— Что-что?

— Айло айвэтур энг Ихэл Айвэнгилэ... И что-то там ещё. Надо же — помню! — удивился он. — А чего ты спрашиваешь?

Жуга сидел, непривычно задумчивый, шевеля губами, затем встряхнулся.

— Нет, — сказал он. — Нет в них магии, хоть тресни... Откуда ты их взял?

— А я знаю? Выдумал, наверно, чтоб звучало пострашней.

— Да не похоже на выдумку, раз не забылось.

— Так ты вернёшься или нет? И вообще, долго мы ещё будем тут сидеть?

Жуга помолчал. Поднял взгляд.

— Скажи мне ещё одну вещь, — он запнулся, затем огляделся вокруг и отломил ветку с куста. Распустил свои волосы и заново собрал их в узел на затылке. — Та девушка... Ну, акробатка...

— Нора?

— Да, Нора... Она, случайно, не носит волосы... вот так? — он воткнул палочку себе в волосы и повернулся в профиль.

— Носит. Только у неё обычно дротик вместо палки.

— Дротик... — пробормотал Жуга. — Понятно.

Он встал, со звоном выдернул из камня меч и сунул его в ножны. Усмехнулся.

— Ладно. Раз уж умирать ты не собираешься, пошли искать твоего дракона.

— Ещё чего! — хмыкнул Тил, потирая укушенный зад. — Носись за ним по солнцепёку... Сам найдётся.

— Где он, как ты думаешь?

— Да леший знает... Спит, наверное, где-нибудь.

Кусты перед ними зашевелились. Жуга выхватил было меч, но тут же опустил его, когда навстречу, с топотом и треском вывалился Рик. Дракончик радостно присвистнул, подскочил к мальчишке и вдруг толкнул его носом с такой силой, что Телли не устоял на ногах и свалился в бассейн.

— Ты что, с ума сошёл?! — Тил забарахтался и встал, отплёвываясь и отряхиваясь. Вода в бассейне едва доходила ему до пояса. — Перегрелся на жаре?

— Ну, вот и нашёлся, — удовлетворённо сказал Жуга. Покосился на солнце и повернулся к мальчишке. — Пошли за вещами.

* * *

Шурша сухими листьями, Арнольд вышел на поляну, сбросил с плеч вязанку хвороста и вытер руки о штаны.

— Нет смысла больше ждать, — сказал он, садясь и протягивая руки к огню. — Я обыскал всё вокруг. Его нигде нет.

Нора ничего не ответила.

День близился к вечеру. Костёр почти погас, остывающий дым белёсым покрывалом колыхался среди голых ветвей. Было тихо и безветренно. Арнольд поворошил горящие головни, подбросил в огонь пару сучьев и перевернул над угольями надетые на палочки грибы. Покосился на девушку, на лежащего рядом Вильяма. Лютнист, закинув руки за голову, глядел в темнеющее небо.

— Нам надо уходить, — он тронул Нору за рукав. — Вы слышите?

— Слышу, — ответила та, бездумно глядя на огонь. Поправила на плечах одеяло. — Не кричи.

— Нам нельзя здесь оставаться, нас могут найти в любой момент.

— Мне всё равно, — безразлично сказал Вильям.

— Брось, Вилли! — рявкнул силач, закипая. — Не хочешь же ты в самом деле...

— Ничего я не хочу, — бард повернулся на живот, запустил в костёр сухой еловой шишкой. — Я с тобой дальше не пойду. С меня довольно Олле.

Арнольд нахмурился.

— Вот, значит, как... Ну и что же ты намерен делать?

— Не знаю, — тот пожал плечами. — Пойду на север, в Остенде или Цурбааген. Наймусь на судно до Британии, а там... Там видно будет.

— Арнольд... — Нора подняла голову. Помедлила. — Скажи, зачем ты начал... это всё?

— Что «всё»? — не понял тот.

— Ну этот парень и дракон. Зачем они тебе понадобились?

Силач слегка растерялся.

— Ты же сама намекала, что мальчишка нам бы пригодился, — сказал он, — хотела его обучить. Да и дракон — штука полезная.

— Но не настолько, чтобы ради этого пожертвовать повозкой, лошадью и даже Олле!

— Олле я не трогал, ты сама прекрасно знаешь.

Девушка потупилась. Кивнула:

— Я знаю, да. Но сейчас мне кажется, что наши желания тут не при чём. Мы все как будто потеряли голову, не думали ни о чём, кроме как вытащить его... Их, — поправилась она. — Мальчишку и дракона.

— Нора, перестань, — Арнольд поморщился.

— Что на тебя тогда нашло? Ты дрался за него, как за брата, чего ради? — она вздрогнула и потрясла головой, как будто и в самом деле отгоняя наваждение. — Теперь они удрали, и мы здесь больше ни к чему. Может, Вилли и прав — нам нет нужды держаться вместе.

Взгляд её упал на доску с фигурками.

— Зачем тебе эта игрушка?

— Что? — вскинулся Арнольд. — А, это... Тил оставил, прежде чем уйти. Возьмём с собой, быть может, нам удастся выручить за неё пару талеров.

— Она мне не нравится. Брось её в огонь.

— Но зачем?

Нора замешкалась, не зная, что ответить, потом покраснела и отвернулась.

— Она мне не нравится, — повторила она. — Сожги её.

Силач пожал плечами, но решил ей больше не перечить, поднял доску и шагнул к костру.

И в этот миг фигурка лиса двинулась вперёд.

Арнольд замер. Гулко сглотнул и торопливо опустил доску на траву. Жестом подозвал свою спутницу и указал на фигурку.

— Нора, взгляни!

— Что случилось? Что такое?

— Она передвинулась. Сама. Клянусь, я к ней не прикасался!

— Брось, — поморщилась та, — что тут особенного? Тряхнул, наверное, вот и всё.

— Шутишь? их с места не сдвинешь. — он потрогал застывшую фигурку лисы и нервно огляделся. — Что бы это значило?

Постепенно напряжение передалось другим. Он заставил Нору встать, свернул одеяло, убрал с огня грибы и быстро затоптал костёр. Теперь он был готов ко всему, и когда в кустах за маленьким оврагом зазвучали голоса, Арнольд спокойно и без лишней суеты сделал Вилли знак пригнуться, одним движеньем зарядил свой арбалет и спрятался за дерево. Девушка и бард переглянулись и послушно отступили за бугор, где затаились на земле.

Зашуршали листья, треснул сучок, затем кто-то выругался, оступившись, и на поляну вышли двое — Тил и с ним какой-то незнакомый рыжий парень лет двадцати, одетый в драные штаны и рубаху странного покроя. Оба были мокрые до нитки, с волос капала вода. В руках у парня был увесистый и тоже мокрый тюк с вещами.

— Вот незадача, — выругался Тил, трясясь и ёжась от холода. — Я и забыл, что здесь уже зима, — он подошёл к костру и огляделся. — Арнольд! Вилли! Эй!

— Не шуми, услышит кто-нибудь, — спокойно сказал его спутник. Присел у костра, поворошил золу. — Гм, ещё дымится...

— Должно быть, они ушли совсем недавно, — Тил оглушительно чихнул и утёр нос рукавом рубахи. — Чего ты расселся? Если двинемся сейчас, ещё успеем их нагнать.

— Так и так догоним, не суетись. Сейчас нам надо обогреться.

— Переодеться бы.

— Не стоит. Лучше дров подбрось, — он развязал ремешок на затылке; мокрые рыжие волосы рассыпались по плечам. Перехватив зубами ремешок, приятель Телли в меру своих сил отжал их, собрал привычными движениями и завязал обратно в конский хвост. Всё это он проделал быстро и ловко и совсем не по-женски, как сперва подумалось Арнольду. Сразу после этого он взялся за свой тюк и принялся с усердием копаться в нём. На свет появились котелок, какие-то мешки и рыжее одеяло.

— Тил! — не оборачиваясь, окликнул он. — Принеси воды. Дракона заодно тащи сюда, нечего ему там шляться, не ровен час, ещё увидит кто.

— Сам придёт, — буркнул тот, однако котелок взял и скрылся за кустами.

Арнольд выждал несколько секунд и решил, что пора действовать.

— Эй, ты! — окликнул он негромко. Парень у костра замер и медленно обернулся. — У меня здесь арбалет и три стрелы, так что не дёргайся.

— Ну, не дёргаюсь, — хмыкнул тот. — Что дальше?

— Ты кто такой?

Тот помедлил.

— Люди зовут меня Лис, — сказал он наконец. — А ты, наверное, Арнольд? Тил говорил мне про тебя.

— Здесь спрашиваю я! — рявкнул Арнольд, помедлил, выглянул из-за сосны, но выходить пока поостерёгся. — Откуда ты взялся? Ты следил за нами? Где дракон? Почему не отвечаешь?

— На какой вопрос? — усмехнулся тот. Посмотрел на небо. — Если я не ошибаюсь, скоро здесь стемнеет. Так и будем так стоять? Костёр погаснет.

Арнольд поколебался, и, не опуская арбалета, шагнул на поляну.

— Ладно, так и быть, — сказал он, — подбрось дров. Но только без глупостей! А то...

— Да помню, помню — три стрелы и всё такое, — рыжий подтолкнул в огонь наполовину прогоревшую валежину. — Хорошо что вы ещё не ушли — догонять не придётся... Да убери ты арбалет!

— Нет, — Арнольд нахмурился, припоминая, что когда-то рассказывал ему мальчишка. — Так это ты тот самый Лис, который жил у Рудольфа?

— Ну, я.

— Так это ты устроил резню в «Красном петухе»?

— Всё-то ты знаешь, — усмехнулся тот, потом вдруг помрачнел. — Телли разболтал?

— Телли.

— Хм, тогда ладно...

Как раз в этот момент к костру вышел Тил. Он посмотрел на рыжего парня, потом — на силача, и лицо его озарилось улыбкой.

— Так ты здесь! — воскликнул он. — Мы думали, что вы ушли.

Вслед за мальчишкой на поляну выбрался дракон.

— Ладно, — силач опустил арбалет. — Похоже, ты и впрямь тот, за кого себя выдаёшь. Нора, Вилли! Выходите.

Две тени поднялись из-за холма. Костёр потрескивал и рассыпал искры. В сгущающихся сумерках было трудно различить выражение лица рыжего пришельца, но на краткий миг Арнольду показалось, что оно исказилось, как будто от боли. На смуглом, загорелом лице травника поблёскивали глаза.

— Меня зовут Вильям, — сказал бард, протягивая руку.

— Меня — Нора, — поколебавшись, сказала девушка. Лис пристально всмотрелся ей в глаза и чуть заметно усмехнулся, когда та не выдержала и отвела свой взгляд.

— Хорошее имя, — сказал он глухо и, помедлив, добавил: — Зовите меня Лис.

* * *

С появлением травника и Телли положение беглецов мало изменилось. Без повозки, без припасов, с драконом и с погоней за плечами нечего было и думать о том, чтобы идти по дороге днём — их непременно бы заметили. Вилли ратовал за то, чтобы ночами пробираться в Цурбааген. Норе было всё равно куда идти, Цурбааген её вполне устраивал. Остальные поддержали их, тем более, что в Лисс возврата не было. Арнольд предпочёл не спорить, хотя на этот счёт у него имелись свои соображения.

— Не думаю, что ночью будет лучше, — сказал он. — Хоть война и кончилась, посты на дорогах никто не отменял. Порядочные люди ночью спят. Навряд ли у воров есть соглядатаи за городом. Здесь есть короткий путь — по западному тракту, а потом по старой гати, через торфяное болото.

— Нет! — травник возразил так резко, что все вздрогнули и посмотрели на него. — Ни в коем случае. Через болото нам идти нельзя.

— В чём дело? — Арнольд нахмурился. — Ты был там?

— Нет, но это не важно. Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от торфяных болот.

Арнольд не собирался просто так сдаваться, но совершенно неожиданно пришельца поддержала Нора.

— Я думаю, он прав, — сказала девушка. — Есть много других путей, а один лишний день ничего не меняет. Пойдём по дороге. Что скажешь, Вилли?

— Мне всё равно, — бесцветным голосом ответил тот.

— Дракон, Нора, — напомнил ей силач. — Без повозки нам его не спрятать.

— Его не надо прятать, — ответил Телли. — Он сам всё время прячется, чуть что услышит. Он умный, не смотри, что он дракон.

Арнольд помедлил, встал и двинулся к кустам. Проходя мимо травника, тронул его за плечо.

— Отойдём-ка, — сказал он негромко. — Поговорить надо.

В тридцати шагах от лагеря Арнольд остановился.

— Ну вот что, Лис, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — Не знаю, где ты прятался, и что вы там задумали с мальчишкой, но в моей труппе всё решаю я, ты понял? Никогда мне не указывай, что делать, если не можешь объяснить. Я вытащил из города мальчишку и дракона, хотя ума не приложу, зачем. Олле погиб, я потерял всё, с меня хватит! Мне надоели эти загадки, как надоела та твоя дурацкая доска!

— Доска? — доселе слушавший спокойно, травник вскинул голову. — Доска с фигурками? — переспросил он, уточняя. — Она цела?

— Тьфу, дьявол... — Арнольд в сердцах сплюнул и растёр сапогом, затем схватил травника за рубаху и рывком притянул к себе. — Ты хоть что-то слышал из того, что я сказал, ты, лис засратый?! — прорычал он ему в лицо. — Ты заварил всю эту кашу... ты и расхлёбывай, а меня в свои дела не впутывай, ты понял?! Я пойду через болота, а ты можешь убираться ко всем чертям!

Тот покачал головой:

— Тогда, — сказал он, — Нора с тобой не пойдёт.

Кровь бросилась Арнольду в лицо и прежде чем Лис успел ещё что-нибудь сказать, кулаки Арнольда сжались и рука сама ударила травника в челюсть.

Травника отбросило назад; он рухнул на траву, затем медленно сел и поднял взгляд на силача.

— Доска, — медленно повторил он, словно бы и не было удара. — Где она?

По бороде его сбежала струйка крови. Арнольду почему-то стало вдруг не по себе. Он ожидал чего угодно — что травник будет возражать, заискивать или оправдываться, о чём-то говорить или вообще полезет в драку, но такого... Было что-то нереальное во всём случившемся. Этот холодный свет луны, неясный отблеск недалёкого костра и плеск воды никак не подходили под тревожный, даже чуть зловещий тон вопроса. Гнев испарился сам собою, Арнольд стоял над травником, соображая, что ему ответить, когда валежник захрустел под чьими-то шагами и на них из темноты вдруг выскочила Нора.

Девушке понадобился всего лишь один взгляд, чтобы понять, что здесь произошло.

— А ну, перестаньте! — она вклинилась между Арнольдом и лежащим травником. — С ума сошли? Чего вы не поделили?

Ничего не отвечая, травник встал и отряхнул рукав. Потрогал челюсть и растёр на пальцах кровь. Посмотрел на Арнольда и почему-то усмехнулся.

— Можешь ещё раз ударить, — сказал он, — но только всё равно через болота нам нельзя.

— Ладно, — сдался тот, — чёрт с тобой, пусть будет по-твоему — пойдём по длинной дороге. Но не думай, что я всё время буду уступать! В Цурбаагене мы расстанемся.

Тот кивнул, повернулся и без слов направился к костру.

— Не надо спорить, Арни, — сдавленно сказала Нора, глядя ему вслед. — Если он советует нам не идти через болота, значит, у него есть на то причина.

Арнольд с подозреньем покосился на девушку:

— Ты знаешь его?

— Да. По-настоящему его зовут Жуга. Мы были знакомы год назад... Я не хочу об этом вспоминать.

— Проклятый горец, — выругался тот. Каменное в своей неподвижности лицо силача исказила гримаса. — На твоём месте я не стал бы ему доверять... — проговорил он и осёкся под взглядом девушки.

— Однажды, — медленно, выделяя каждое слово, проговорила та, — он спас мне жизнь. И знаешь... я бы не советовала тебе с ним драться.

— Вот только не надо меня учить! — вспыхнул Арнольд. — Мне только твоих советов не хватало, кого бить, кого не бить!

— Как знаешь, — Нора холодно пожала плечами. — Я тебя предупредила.

* * *

У травника в поклаже, кроме котелка и одеяла оказались крупы, кофе и немного слипшихся в комок продолговатых финиковых ягод. В осеннем лесу отыскались грибы и кое-какие травы. В поставленный Жугой волосяной силок попался заяц. Покончив с ужином, все шестеро дождались темноты и вышли в путь.

— Опасно оставаться здесь, — сказал Жуга, когда его спросили о причинах такой спешки. — Под утро могут заявиться водовозы. Хорошо, если Марк, да и то — не надо бы... В общем, пойдём-ка лучше от греха подальше.

Вторая ночь застала всю компанию где-то на полдороги между городами. Здесь, в деревушке был вполне приличный постоялый двор со странноватым названием «Дым без трубы», но остановиться там на ночь они не рискнули. У травника отыскалось несколько серебряных монет, и Вильям, как менее приметный на вид, закупил еды на всех и сговорился с судомойкой насчёт объедков для дракона. Вернулся он, однако, всё такой же хмурый и до вечера не произнёс ни слова, несмотря на все попытки Норы как-нибудь его разговорить. На ночлег остановились возле затопленного карьера, где когда-то добывали глину. Арнольд ворчал, что расположились они слишком близко от деревни, но место было пустынное и безлюдное, лишь чуть поодаль темнели покосившиеся и без крыш хибары старого кирпичного завода, заброшенного после войны.

— Никто сюда не сунется, — сказал Жуга, располагаясь ко сну, — да и костёр из ямы не видать. Кто первым хочет караулить?

Вилли поднял голову.

— Можно я?

Арнольд нахмурился, но не стал возражать.

Вильям всё больше уходил в себя. Ничего не помогало, даже кружка пива, выпитая им в трактире, не принесла успокоения. Вот и сейчас он вызвался дежурить у костра лишь для того, чтобы дневная усталость заглушила гнетущее чувство вины. Спутники его давно уже уснули, а он всё лежал, глядя на огонь и в сотый раз перебирая в памяти всё, что случилось в башне Толстой Берты. Он проклинал всю эту глупую затею Арнольда с Телли и драконом, все эти уличные банды, возомнившие себя правителями города, сам этот город и себя впридачу. Он вновь и вновь гадал, что сделала с канатоходцем отравленная старым колдовством стрела Рудольфа, всё ещё чувствовал тот колкий холодок в затылке и своё, такое малое и такое неотвратимое движенье пальцев на курке. Даже свои глаза, столь точно взявшие прицел, он сейчас почти что ненавидел, равно как и Олле, сдуру прыгнувшего на стрелу. Вильяма не покидала мысль, что, может быть, сейчас его друг лежит, придавленный камнями, ещё живой, но истекающий кровью, или (что не лучше) — что он попал в плен. От этих мыслей становилось только хуже, в отчаяньи Вильям стонал и рвал зубами воротник плаща, пока наконец не забылся тревожным сном.

Очнулся он, почувствовав, как кто-то трясёт его за плечо, открыл глаза и не сразу понял, что происходит. В глазах рябило. Костёр почти погас, в неясном отблеске углей перед Вильямом в воздухе кружилось что-то тёмное, в корявых разводах. Бард не на шутку испугался, и уже хотел закричать, когда вдруг пёстрый круг сложился сам в себя, а за ним обнаружилась чья-то ухмыляющаяся физиономия.

— Олле! — выдохнул он, не веря собственным глазам.

Костлявый паренёк, сидящий на бревне возле костра, кивнул и ухмыльнулся. Вильям протёр глаза, но виденье не исчезло — это действительно был Олле собственной персоной или кто-то, очень на него похожий. Круг оказался зонтиком, одним из двух, всегда сопровождавших Олле в выступленьях на канате. Сейчас он был сложен и покоился у его ног вместе со вторым зонтиком, чёрным.

— Так ты жив! — Вильям вскочил и потянулся пощупать, нет ли здесь подвоха. Олле ловко отстранился, поднёс палец к губам и покосился на спящих.

— Тс-с! Тише, — сказал он. — Ещё не время обниматься.

По спине у Вильяма забегали мурашки. Этого не могло быть. Пускай канатоходец сидел сейчас перед ним, но он сам, своими глазами видел, как его поразила стрела. Этого не могло быть, потому что этого не может быть.

— Ты не Олле, — выдавил он шёпотом. Провёл ладонью по глазам. — Олле мёртв. Должно быть, я уснул и совесть мучает меня ужасным сном...

— Ну, так уж и ужасным! — виденье снова усмехнулось и забросило ногу на ногу. — А впрочем, тебе ли бояться видений, поэт?

— Так ты мне снишься, или ты настоящий?

— Я настоящий, но я снюсь. Ведь ты же сам прозвал меня Смотрителем снов. Быть может, ты забыл? Тогда тебе придётся вспомнить всё, дружище. То, как мы держали оборону и как ты выстрелил в меня из арбалета.

— Я не хотел!

— Я знаю, — Олле погрустнел. — И не держу на тебя зла.

— Что... — Вильям облизал пересохшие губы, — что она сделала с тобой?

— Стрела? Не знаю, — тот уклончиво пожал плечами. — Я плохо помню тот момент. Вот только я с тех пор появляюсь, только если очень захотеть, во сне. Вернее сказать, перед сном. В другое время я... э-э... в другом месте.

— Так я не сплю? — опешил бард.

— Хочешь потрогать?

И Олле протянул Вильяму руку. Поколебавшись, тот коснулся её и убедился, что его приятель вполне материален. По крайней мере — сейчас. Олле, однако, быстро отстранился.

— Ты, наверное, есть хочешь, — неловко сказал Вильям и принялся развязывать мешок. — Я сейчас.

— Спасибо, — вежливо, но твёрдо отказался тот. — Я не ем теперь. Один раз я попробовал выпить вина, но это оказалось так противно, что больше мне не хочется.

— Зачем ты пришёл?

— Не знаю. Просто захотелось. Ты всё время укорял себя, и я подумал: вдруг тебе от моего прихода станет легче? Тебе ведь стало легче?

Вильям кивнул, но как-то неуверенно. Покосился на спящих.

— Разбудить Нору?

— Не надо, — канатоходец помотал головой. — Я не хочу. Мне многое хотелось ей сказать, когда я был живым, а сейчас я просто — маленький Олле, смотритель снов. Я позаботился, чтобы её не мучили кошмары.

— Как странно, — произнёс Вильям. — Вот я сижу и разговариваю с призраком, который вовсе и не призрак. Ты знаешь, Олле, я всегда хотел узнать... на что она похожа — смерть? Что там, за дверью?

— О, — Олле усмехнулся. — Смерть... Смерть приходит к человеку в образе самого желанного, самого красивого существа в мире, ибо, как иначе объяснить, что люди следуют за ней, когда она приходит, а некоторые вовсе — ждут её? Младенцу она является как мать, подростку — словно лучший друг, супруги, жившие вместе долго и счастливо, часто приходят один за другим. Не потому ли самые прекрасные видения приходят к нам во сне, ведь что такое сон, как не младший брат смерти? — он посмотрел задумчиво на Рика, свернувшегося между травником и Телли, и после паузы закончил: — И кто знает, может, весь этот мир — всего лишь сон какого-нибудь старого усталого дракона?

— Что ты имел ввиду?

Ответа не последовало.

— Олле? — Вильям поднял голову и торопливо огляделся. — Олле!

Олле исчез, на бревне никого не было. Головни догорели до седого пепла, кострище запеклось как глиняная миска. Было холодно и тихо. С неба сыпалась снежная крупа.

Жуга приподнял голову.

— Чего шумишь? — осведомился он. — Случилось что?

Ещё вчера Жуга прорезал в своём одеяле дыру, и теперь, просунув в неё голову, надел его как плащ и подошёл к костру. Подбросил сушняка, раздул огонь и опустился рядом с бардом.

— Кто приходил? — спросил он.

Вилли вздрогнул и поёжился.

— Никто.

— Будет лучше, если ты расскажешь. Я слышал, как ты с кем-то разговаривал. Кто это был?

— Я ж говорю: никто. Мне сон приснил...

Вильям опустил глаза и осёкся: снег возле бревна был весь истоптан знакомыми следами башмаков с рубчатой подошвой — именно такие и предпочитал носить канатоходец.

Травник тоже их заметил.

— Олле? — спросил он.

— Олле, — обречённо кивнул Вильям.

Жуга уселся поудобнее и запахнул плотнее одеяло.

— Ну что ж... Рассказывай.

* * *

Холодная вода заколыхалась, тронутая тонким лезвием, сомкнулась без следа; белый островок мыльной пены закачался на маленьких волнах, растаял и исчез. Поверхность старого пруда вновь сделалась чистой и неподвижной. Несколько мгновений Жуга критически рассматривал своё отражение, затем вздохнул и принялся соскабливать с лица щетину бороды. Бритва шла туго, с тупым противным хрустом — как он ни пытался, наточить её как следует не получилось. Кривясь и надувая щёки, травник кое-как выбрил пол-лица и верхнюю губу, когда вдруг за спиной его послышались шаги и чья-то тень возникла над обрывом. Отразилась в зеркале пруда. Жуга не обернулся: в этом не было нужды — эти шаги он узнал бы из тысячи.

— Зачем ты бреешь бороду? — спросила Нора.

Травник задержал движение руки, затем и вовсе опустил её. Повернул голову. Ничего не сказал.

— Телли ведь наверное сказал тебе, что тебя ищут? — Поколебавшись, Нора спрыгнула к воде. — Ведь не может быть, чтоб не сказал.

Жуга всё так же молча сполоснул бритву; та плеснула, как какое-то водяное животное. Мыльные разводы поплыли по воде.

— Мне осточертела эта метёлка, — проговорил он наконец.

— Тебя узнают.

— Наплевать.

Повисла пауза. Нора села рядом, провела ладонью по воде, коснулась илистого дна. Муть заклубилась бурым облачком. Мыльная пена на щеке у травника медленно засыхала.

— Ты мало изменился.

— Да? — хмыкнул травник. — Приятно слышать.

Лицо его было лишено всяческого выражения.

— Где твой меч? Ты им уже не бреешься?

— Нет.

— Ты не спал сегодня ночью, — произнесла негромко девушка и пояснила свою мысль: — У тебя круги под глазами.

— Обычное дело, — пожал плечами тот. — Мне всегда не спится, если что-то наперекосяк, ты же знаешь.

— Знаю.

— Послушай, Линора, — травник отодвинулся от воды и со щелчком сложил в ладони бритву, — чего ты хочешь? Ты не захотела идти со мной, когда это мне было нужно, так зачем теперь весь этот разговор?

— Я не уходила! Это ты ушёл! — Нора поджала губы. — Что мне было делать? Что?

— Я же объяснил тебе...

— Я слышала твои объяснения! — фыркнула та. — Чушь и чепуха! Мог бы придумать причину получше! Он, видите ли, ушёл искать себя! А обо мне ты подумал? Сначала я и вправду ждала, а потом подумала: чего ради? Он шляется, бог знает где и с кем, а я — сиди, как дура?! Тебе не понять, как это больно и обидно — всё время гадать: вернётся — не вернётся? Я решила жить без тебя, я научилась этому, нашла новых друзей, и вот, когда я уже почти забыла всё, вдруг снова появляешься ты, и всё начинается с начала! Из-за этого мальчишки, из-за этого дракона... из-за тебя я потеряла всё...

— Всё?! — вскинулся травник. В голосе его было столько удивления, что Нора поперхнулась и умолкла. — Ты потеряла? Фургон, полудохлая кляча и блохастый ворох старых шкур — это и есть твоё «всё»?

Девушка молчала.

— Я тоже много потерял, — продолжил он после паузы, — дом в городе, работу и полгода жизни, не говоря уж о тебе, но я и не думаю винить в том тебя или мальчишку. Так что, давай не будем хвастаться друг перед другом своими... потерями. Дракон — это совсем не то, что ты думаешь. Да и Телли, пожалуй, тоже.

— Вы все безумны, — медленно сказала Нора, — ты и твой Телли со своим драконом. А теперь и Арнольд с Вильямом с ума двинулись. Из-за вас Олле погиб, а вам всё равно — как будто бы не человека убили, а куклу в балагане!

— Олле? — травник нахмурился. — Олле — не кукла. Помяни моё слово, он ещё доставит нам хлопот.

Линора с подозреньем покосилась на Жугу.

— Олле... доставит... Что ты имеешь в виду?

— Потом объясню, — уклончиво ответил тот.

И умолк.

Волосы травника выбились из-под ремешка, на худом загорелом лице лихорадочно блестели глаза. Сейчас, с торчащими вихрами недобритых рыжих бакенбардов он ещё больше походил на злого и рассерженного лиса. Не хватало только пары острых ушек на макушке.

— Я вернулся за тобой, — проговорил он. — Я искал тебя и не нашёл. Потом мне сказали, что ты нашла себе другого. Знаешь, я уже привык, что меня всё время предают. Мне только хотелось спросить тебя, почему ты так поступила со мной, а потом один умный человек сказал мне: «Не спрашивай у женщин, почему».

— Узнаю Золтана, — хмыкнула та.

— Четыре месяца — не столь большой срок, — проигнорировав реплику Норы, продолжал Жуга, — но тебе его хватило, чтоб меня забыть. Но я всё равно искал тебя. Я впал в какое-то исступленье. Знаешь, наверное тебе повезло, что я тогда тебя не встретил. Я хотел понять, что произошло, но я, должно быть, потерял разум. Я хотел превратить твою жизнь в кошмар, стать твоим... твоим личным чудовищем, которое преследовало бы тебя и только тебя, всегда и везде.

— Почему? — тихо спросила она.

— Потому что любовь — это не только право, но и обязанность, потому что должна быть на этом свете хоть какая-то справедливость. Потому что нельзя вымогать то, что даётся даром! — рявкнул травник и тут же почувствовал, что в горячке хватил через край — девушка сжалась, словно от удара, лицо её помрачнело. — И даже если ты заставила себя забыть, — закончил он, — тебе придётся — рано или поздно — вспомнить всё.

Травник поморщился и посмотрел на зажатую в кулаке бритву, вздохнул, смочил водой засохшую коросту мыла на щеках и снова принялся за бритьё. Линоре почему-то подумалось, что щека под бородой, там, где была щетина, будет белая, но когда Жуга закончил бриться, она поняла, что ошиблась — загар на лицо лёг задолго до того, как борода успела отрасти.

— Где ты успел так загореть?

Травник ответил не сразу, а когда ответил, голос его звучал уже спокойно и почти безразлично.

— Там, где я был, время текло медленно. Там только солнце, горячий ветер и песок... песок... — он потряс головой. — Целое море песка. Временами мне казалось, будто я попал внутрь огромных песочных часов. Я сходил с ума по ночам в ожидании завтра, а когда оно наступало, становилось ещё тяжелее. Но постепенно всё ушло.

— Я видел, как пески стирают города и скалы, — продолжал он, — и внутри у меня тоже что-то стиралось. Ты говоришь, что тебе было больно? Мне тоже было больно, но со временем я понял, что есть вещи, поважнее, чем боль. А после и боль тоже стёрлась. И не осталось ничего. И вот тогда — как будто спала пелена — я обнаружил, что происходит что-то странное. Это всё не случайно, здесь чувствуется чей-то умысел. И сейчас я пытаюсь понять, чей.

— Зачем ты мне всё это говоришь?

— Затем, что надо что-то делать, а что — не знаю. Но ничего не делать тоже нельзя. Мы никуда не идём, нас что-то захватило и несёт.

— Кого?

— Ну, Телли, Вильяма, меня... Арнольда.

— И меня тоже?

Жуга помедлил.

— Тебя — не знаю. Но за всем этим что-то стоит. Или кто-то. И я не остановлюсь, пока не загляну ему в глаза.

— А я... Может быть, я смогу тебе чем-то помочь?

— Может быть. — Он повернулся к ней. — Расскажи мне о Телли.

— О Телли? — глаза девушки удивлённо расширились. — Но я же ничего о нём не знаю! Это мне надо бы спросить у тебя, откуда он и кто...

— Откуда он взялся, — перебил её Жуга, — он и сам не может вспомнить. Это не то, что мне нужно. Скажи мне, что ты о нём думаешь. Какой он?

— Ну... — Линора наморщила лоб. — Телли, он... он... — она перевела взгляд на травника, запнулась и вдруг совершенно неожиданно закончила: — Весёлый.

— Весёлый?! — брови травника полезли вверх. — Не сказал бы. Ты уверена?

— Ну, да. Нахальный такой, что ли...

— Проказник?

— Нет, не проказник, — Нора покачала головой. — Он был проказником, пока...

— Пока — что?

— Пока — не забыл.

Оба посмотрели друг на друга и отвели глаза.

— Хм. Значит, весёлый... Интересно, — пробормотал Жуга. — Он говорит, что ты хотела учить его бросать дротики. Это правда?

— Он перебил нить у яблока, — Нора нерешительно покусала губу, потом тряхнула головой, прочь прогоняя все свои сомнения, и продолжила: — Я уверена, что это не случайно. Он знал, куда бросает. Это то... то самое. Ну, ты знаешь. Потом так хорошо у него уже не получалось, но тогда... Он словно перенял моё умение. Такому нельзя научиться. Я чувствовала... это. Знаешь, у меня просто сердце замерло.

— Я понял, что ты хотела сказать. Может, ты ещё что-нибудь заметила?

— Нет. Пожалуй, нет... Хотя постой. Он двигается как-то странно. Будто вывернутый.

— Чего-чего? — опешил травник. — Это как?

— Ну, вывернутый. Так говорят, если кому-нибудь специально «ставят« ноги-руки, разрабатывают сухожилия, суставы. Ну, там, танцорам, акробатам. У нас один такой работал… с нами… – здесь Линора на мгновенье помрачнела, но затем тряхнула головой и уже спокойно закончила. – Олле звался. Прирождённый был акробат, от бога.

— Занятно, — пробормотал Жуга, почёсывая щёку тупой стороной бритвы. — Занятно...

— Я помогла тебе?

— Да. Наверное, помогла. Я как-то и вправду не обращал на это внимания.

— А этот дракон, — Линора наморщила лоб. — Рик...

— Он не Рик, — оборвал её травник. — Это Телли зовёт его — Рик.

— Телли зовёт? — переспросила та. — Ты хочешь сказать, что не можешь угадать его имени?

— Разумеется, могу, — с непонятным раздражением ответил тот, — но оно такое, что я забываю начало, прежде чем угадываю до конца! Кстати, — он обернулся к ней, — всё хотел спросить, зачем ты поменяла имя? Нора — надо же...

— Так, — пожала плечами та. — Не хотелось вспоминать о прошлом.

— А твой браслет...

— Я продала его. И ожерелье тоже.

— Понятно.

Жуга ополоснул напоследок лицо, встал и спрятал бритву. Подхватил одеяло, завязал мешок. Нахмурился — какая-то мысль вертелась в голове, вызывая чувство чего-то незаконченного, и он, так и не вспомнив, махнул на неё рукой.

— Пошли к костру. Скоро остальные проснутся.

— Жуга...

— Что? — обернулся тот.

— Я хотела сказать... Я не хотела забывать тебя. Просто... просто я не могла иначе.

— Ну что ж... — помедлил он. — Спасибо и на том.

* * *

В путь вышли рано. Снег сменился мелким моросящим дождиком, подмёрзшая за ночь дорога раскисла в холодную грязь. Шли медленно. Дракончик шастал по кустам, то отставая, то забегая вперёд, но на дорогу, как и предсказывал Телли, почти не выходил. Лишь однажды он выскочил и буквально у них на глазах задавил и слопал кролика, вызвав этим у Вильяма приступ тошноты.

Дорога шла вдоль леса узкой серой лентой. От ближних зарослей тянуло сыростью и холодной прелью, изредка попадались кусты ежевики и жимолости с давно опавшими ягодами. На дальних всхолмьях впереди темнели полосы и квадраты сжатых полей, то и дело маячили силуэты ветряных мельниц. Крылья были неподвижны — урожай давно был смолот и уложен в закрома, а мельницы, которые откачивали воду из болотистых низин (таких здесь было большинство), остановились до весны: вода уже замерзла.

— Будь проклята эта слякоть! — пробормотала Нора, с трудом выдёргивая увязший в грязи сапог, сердито запахнула поплотнее стёганую куртку и поёжилась. — Скорей бы Цурбааген. Полжизни отдала бы за горячую ванну с мылом. Как думаешь, Арни, долго ещё?

— Через пару дней придём... если чего не случится, — он с неприязнью покосился на Жугу и сплюнул. — По болотам было бы быстрее.

Травник пропустил его заявление мимо ушей, даже не оглянулся. А вскоре дорога сделала поворот, и разговор прекратился сам собой — у перекрёстка, на ветвях раскидистого дерева висели, чуть качаясь, три почерневших и наполовину сгнивших тела, для сохранности обмазанных смолой. Когда путники поравнялись с деревом, одно из тел порывом ветра развернуло к ним, и стали видны расклёванное воронами лицо и выпавший язык. Одной руки у трупа не хватало.

Теперь уже Линоре стало дурно.

Арнольд же, наоборот, заинтересовался и подошёл поближе. Под деревом обнаружилась табличка — просмолённая верёвочка, на которой она висела, давно оборвалась.

— Эй, Вилли, — позвал Арнольд. — Прочти-ка, что тут накарябано.

Вильям неохотно подошёл поближе. Прищурился, разбирая надпись.

— «Ро... Розенкранц, Гильденштерн и Йорик Однорукий. За разбой и воровство.» — прочёл он и брезгливо сморщил нос. — Дались тебе эти висельники. Пошли отсюда.

— Хм, надо же, — пробормотал силач, вертя в руках дощечку. — То-то я гляжу, рожа, вроде бы, знакомая. Бедный Йорик... — он повернулся к барду. — Между нами, я знал его, Вильям. Мы вместе стояли на мосту у Шельды, вот там он руку туркам и оставил. Я слышал, что он промышлял где-то в этих краях. Вот ведь как встретиться довелось... Да. Ну ладно. Пошли, в самом деле, пока сами не провоняли.

— Холодно, — поёжился Вильям. — Может, устроим привал, погреемся?

— Ну не здесь же...

Всех остальных эта идея тоже как-то не вдохновила, и продрогшая компания в угрюмом молчании двинулась дальше по дороге. Теперь уже никто не пенял травнику на то, что он отсоветовал идти через болото.

А мили через две навстречу им вдруг потянуло дымом, и вскоре взорам путников предстала небольшая круглая поляна с фургоном у обочины дороги. Горел костёр, чуть в стороне паслась стреноженная лошадь.

— Вот подходящее местечко, — заметил Вильям. — Жалко, правда, уже занято. Но может, мы не очень их стесним, если устроимся рядом? Спросим?

— Я бы не советовал, — покачал головой Жуга. — Люди здесь и так после войны озлобленные, да ещё разбойники эти...

— Предоставьте это мне. — Вильям лихо заломил берет, поправил плащ, подошёл и стукнул в борт фургона.

— Эй, люди добрые! У вас тут можно обогреться? — он сунул голову под полог. — Есть кто живой?

Послышался глухой удар и бард мешком осел на землю.

— Я те обогрею, я вот те с‘час обогрею! — донеслось оттуда. — Проваливай отседа, пока башку не снесла, висельник поганый!

Из фургона выбралась дородная бабища в драной безрукавке, переступила через лежащего Вильяма и двинулась навстречу остальным, потрясая сломанной оглоблей.

— Ну, кто ещё погреться хотит? А?! — гневно подбоченясь, вопросила она, остановилась и уперла оглоблю в землю. — Ишь чего удумали, знаю я вас... А ну, пошли отседова! Пошли, пошли, кому сказала! А то сейчас вот муж придёт, он с вами разговоры разговаривать не будет!

— Э! Э!... — Арнольд попятился, с трудом сдерживая смех. — Потише, мамаша, чего ж вы орёте-то так? Мы всего-то...

Договорить он не успел — в кустах истошно завопили, и через миг на поляну выскочил тощий грязный мужичонка, весь изодранный от бега через лес, споткнулся, бухнулся на четвереньки и проворно пополз к костру. Все замерли кто где стоял, а ещё через мгновенье кусты разлетелись, и на поляну, радостно вертя хвостом, вприпрыжку выломился Рик.

Тётка выронила дубину.

— Господи Исусе...

Крестьянин, сжавшись, спрятал голову в руках и тихо подвывал. Дракон помедлил, затем подошёл и игриво подтолкнул его носом.

— Не мучай меня, о чудовище! — запричитал тот, не открывая глаз. — Сгинь, пропади, нечистая сила!

— Сам ты чудовище! — фыркнул Тил. — Рик! А ну иди сюда, безобразник. Иди, кому сказал!

Дракончик потупился и послушно затрусил к фургону.

Толстуха, подобрав юбки, полезла в повозку.

— Эй, уважаемый, — Арнольд потряс лежащего за плечо. — Очнись. Никто тебя мучить не собирается.

— А? Что? — испуганный глаз осторожно выглянул меж сдвинутых ладоней. — Вы кто? — крестьянин сел и огляделся. — Что это было? — перевёл взгляд на Арнольда. — Что вам надо?

Жуга и Нора тем временем пытались привести в себя Вильяма. Бард приходить в чувство не желал и лишь мычал что-то неразборчивое. Берет с него свалился в грязь, на лбу набухала здоровенная шишка.

— Боевая тётка! — с уважением признал Жуга. — Это же надо, как приложила... Подай-ка сюда мой мешок, Ли.

— Так значит... — крестьянин медленно переводил взгляд с одного на другого. — Это ваш дракон?

— Наш, наш, — сказал Арнольд. — Почти ручной. Так мы тут посидим у вас?

— А... э...

— Вот и хорошо, — он обернулся. — Нора, эй! Тащите рифмача к костру, пока он там совсем не околел.

* * *

Семейство фермера, как выяснилось вскоре, было родом из-под Тилта. Фермера звали Иоганн, жену его — Эрна. Хозяйка, несмотря на грозный вид и внушительные размеры, оказалась женщиной вполне приличной и в глубине души даже доброй и заботливой, хоть и держала мужа своего в ежовых рукавицах. Муж, впрочем, особо и не возражал. Продав осенний урожай, семейство возвращалось с ярмарки и продвигалось в Лисс. Из леса вскоре выбрался их сын — как выяснилось, тоже собиравший хворост, но Рика, по счастью, не встретивший. Мальчишке было лет десять, и удался он явно в мать — был толстый и розовощёкий, с голубыми умными глазами, и на отца почти не походил. Сперва он тоже чуть не задал стрекача при виде незнакомцев и дракона, но тут вмешался Телли, и вскоре они уже оба в компании Рика отправились в лес за хворостом. Вернулись они, оживлённо болтая, а следом, пятясь, выполз Рик, таща в зубах огромную сухую валежину. Если до этого отец семейства ещё глядел на гостей с опаской, то теперь совсем оттаял.

Арнольд засучил рукава и занялся дровами, и вскоре костёр запылал вовсю. Эрна, призвав на помощь Нору, взялась напечь на всех лепёшек; фермер поглядел на жену, поскрёб в затылке и полез в мешки. К общему столу добавились копчёные свиные рёбрышки и слегка надрезанный внушительный круг сыра. Напоследок Иоганн выкатил бочонок, в котором ещё что-то плескалось.

— О, знатная штука! — Арнольд подбросил на ладони сырный круг и отломил себе кусочек. Понюхал с видом знатока, положил на язык и расплылся в блаженной улыбке. — Почём брал?

— Вообще-то, ни почём, — зарделся тот. — У меня сыроварня, я сам им торгую. Так, правда, по малости. Больше для души.

Арнольд поперхнулся.

— Да ты в своём уме? Это ж золотое дно!

— Думаешь?

— Конечно!

И оба с ходу углубились в тонкости сырных дел и откупорили бочонок. Как выяснилось вскоре, оба оказались великими знатоками и любителями сыров, и Телли забеспокоился: Арнольд был парень будь здоров, но этот тощий оказался тоже не дурак пожрать. Под разговор и пиво сыр исчезал с пугающей скоростью. Тил поспешил утащить и себе кусочек, пока эти двое не съели всё, и с ним расположился у костра.

— Тьфу, окаянный, опять за своё! — с досадой вымолвила Эрна. — Весь дом своим сыром провонял.

— А что, вы сыр не любите? — спросил Вильям.

— Да надоел уже. Добро бы — покупать по малости, но у себя варить... И дочка, вон, от этой сырности всё время кашляет.

Вильям угрюмо сидел у костра и кивал, прижимая ко лбу медную кастрюлю, любезно одолженную Эрной. Берет рифмача превратился в грязный засохший блин, носить его было решительно невозможно, и Вилли по совету Норы спрятал его в мешок.

— Вы уж простите, господин певун, что я вас этого... того... оглоблей-то по кумполу, — продолжала Эрна. — Сами понимаете — места глухие, люди разные встречаются. Вы, между прочим, тоже хороши — припёрлись и давай орать. Дочку, вон, напугали.

Жуга поднял голову:

— А что с дочкой?

— Да кашляет она и бледная с лица, а к осени и вовсе слегла, не знаю, что и думать. Вот, наторговали денег, едем в Лиссбург. Там, говорят, один такой лекарь есть, говорят, большой умелец, и говорят, берёт недорого. Мне свекровь говорила. Прозывается он, помнится ещё, как-то не по-людски — чего-то там насчёт соломы.

Жуга помрачнел.

— Знаю его, — сказал он. — А только нет его там.

— Как нет? — насторожилась та. — А куда ж он делся-то?

— Уехал, говорят.

— Как так уехал? Врёшь, поди... Что ж делать-то теперь?

Жуга вздохнул, уселся и потянул к себе мешок.

— Вот что. Позволь-ка, я на неё взгляну. Может, чего и присоветую.

— Ещё чего задумал — девку щупать! Да ты умеешь ли?

Вильям прыснул, но тут же прикрылся кастрюлей и очень удачно притворился, что закашлялся. Травник тоже не сдержал улыбки.

— Умею, — сказал он.

— Умеет, умеет! — прокудахтал Вильям из глубины кастрюли. — Ещё как умеет!

— Ну ладно, коли так... — с сомнением проговорила та. — А дорого возьмёшь?

— Там видно будет.

Через два часа все четверо опять сидели у костра. Арнольд и Иоганн уже давно прикончили и сыр, и пиво, и заснули рядом. Нора с позволенья Эрны залезла спать в фургон. Дракон свернулся под повозкой. Вильям, придвинувшись к огню, царапал по пергаменту, записывая под диктовку травника состав снадобья.

— ...Трава зверобоя, — перечислял Жуга, — аир болотный — корень, девясила тоже корень, ива белая — запиши, Вилли: у ивы кору собирать весной с молодых веток, пока листьев нет. Записал?

— »С моло-дых ве-ток»... Записал. — Бард размял пальцы. — Много там ещё?

— Пиши, пиши... Так. Птичья гречиха, шалфея листья, гледича-трехколючка, чистотел, пастушья сумка, пижма, подорожник, орех греческий тоже... Сколько там?

— Сейчас подсчитаю: раз, два, три, пять... Четырнадцать!

— Вроде, всё, — задумчиво сказал Жуга. — Теперь пиши: взять поровну всего, сушить и измельчить. Три с половиной унции на кружку, настаивать пять дней и после кипятить полчаса. Чуть-чуть если водки добавить, тоже хорошо... Пусть пьёт весной и осенью по тридцать капель в кружку с чаем.

— Мне это ни в жисть всё не вспомнить! — замахала руками Эрна. — Да и где мы столько травы-то найдём?

— Трав я дам на первое время. А что забудешь, так на то и пишем. Покажешь аптекарю в городе, если не дурак, поймёт. Да, вот ещё чего! Воду лучше брать проточную. Я горную брал, а здесь не знаю, что и присоветовать... В ключах у Лиссбурга, разве что.

— Да уж больно мудрено. Надо ли всё это? Бог даст, и так поправится...

— Как знаете, — пожал плечами тот. — Слабая она в груди.

— А сыр? — засуетилась Эрна. — Как же с сыром быть?

— Да сыр тут не при чём, — отмахнулся травник. — Наоборот, пусть ест. И молоко пусть пьёт, оно полезное.

Эрна всё ещё с опаской взяла протянутый Вильямом пергамент и повертела его в руках, не зная, куда деть. Подняла взгляд.

— А как же с платой быть?

Жуга и Вильям переглянулись.

— Подвезите нас до Цурбаагена, и будем в расчёте.

— Прямо и не знаю... — усомнилась та. — Поди, вам неудобно будет?

— Лучше плохо ехать, чем хорошо идти, — усмехнулся Вильям.

— Дракон пешком пойдёт, — поспешно добавил Жуга, заметив замешательство крестьянки.

— Ну, ладно, коли так. Всё равно теперь обратно ехать...

— А мне? — внезапно вынырнул из темноты патлатый фермерский мальчишка. — Мне тоже нужно будет эту гадость пить?

— Господи, Биттнер! — Эрна подскочила и схватилась за сердце. — Тебя тут только не хватало! Марш спать! Быстро!

* * *

— ...Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять...

Вильям проснулся сразу и без перехода, как будто вынырнул на воздух из воды, но повинуясь какому-то неясному тревожному предчувствию, остался неподвижен, только приоткрыл глаза. Ночь была тиха и холодна. Все спали. Бард повернул голову и вздрогнул: тонкий серпик молодого месяца высветил сидящий у погасшего костра угловатый силуэт человека с раскрытым зонтиком в руках. Послышался тихий, чуть звенящий смех, и Вильям с замирающим сердцем узнал Олле.

Не обратив внимания на Вилли, канатоходец покачнулся, с лёгким хлопком закрыл свой зонтик, вновь захихикал и вдруг рассыпался считалкой:

Скачет заяц по дороге,

От лисы уносит ноги.

От лисы не убежать:

Как догонит, сразу — хвать.

— Ну, так уж и — хвать, — вслух усомнился кто-то, и Вильям разглядел у костра ещё один неясный силуэт. Травник выступил из темноты и подошёл к костру. — Так значит, ты и есть тот самый Олле?

— Конечно, это я. Или, быть может, есть ещё один Олле?

— Вильям рассказывал о тебе, но мне этого мало. Кто ты такой? — спросил, помедлив, Лис. — Кем ты был раньше?

— Кем я был? — переспросил тот. — Гордецом и ветренником. Что ни слово, давал клятвы. Нарушал их средь бела дня. Засыпал с мыслями об удовольствиях и просыпался, чтобы их себе доставить. Пил и играл в кости. Сердцем был лжив, лёгок на слово, жесток на руку, хитёр, как лисица, ненасытен, как волк, бешен, как пёс, жаден, как медведь. А ты? Кто ты такой? Вертлявый глупый хлопотун! Встал на голову, чтоб увидеть ноги, ха! Дурак!

Приходит дуракам капут,

Не спрос на них сегодня.

Разумные себя ведут

Безумных сумасбродней.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то, — осклабился циркач, — что всем вам придётся поиграть.

— Поиграть? — насторожился травник. — Во что?

— В весёлую игру. Угадайка называется. Один из вас — не тот, что говорит. Другой — не тот, что думает. Ещё один — не тот, что должен быть.

— Не понимаю.

— И не поймёшь, пока не вспомнишь всё.

Лис по лесу убегает,

А собаки догоняют.

Слышен лай со всех сторон,

Кто догонит — вышел вон!

Канатоходец смолк, но вскоре снова тихо захихикал:

— Брось псам свои никчёмные лекарства. Я позабочусь, чтобы этой больной девочке в фургоне приснилось что-нибудь хорошее. А сейчас извини, но мне пора идти.

Вильям не успел моргнуть, как Олле подхватил свой зонтик и исчез.

Лис некоторое время ещё сидел перед костром, бездумно вороша прутиком холодный пепел.

— Значит, угадайка... — пробормотал негромко он, встал и с хрустом разломил в руках сухую ветку. Бросил половинки в костёр. — Ну что ж... Поиграем.

Дальше

Speaking In Tongues Лавка Языков

Дмитрий Скирюк

ДРАКОНОВЫ СНЫ

ВСПОМНИТЬ ВСЁ

Speaking In Tongues
Лавка Языков