Speaking In Tongues
УЧАСТЬ ПОЭТА
третья книга стихов
«Сам себя потерял я в России...»
Арсений Тарковский Необязательное пояснение от автора
Книга «Участь Поэта» состоит из 3 частей: 1. 67 стихотворений, выстроенных строго хронологически,
которые собраны в 10 глав -- более-менее самодостаточных подборок стихотворений,
1987-95 годы. 2. «Русские Элегии» -- Письмо-ответ
на «Римские Элегии» Иосифа Бродского, июль 1993 г. 3. «Возвращение на Родину»
-- Новелла в прозе и стихах из 12 глав и эпилога, 1984, 1987-88, 1994,
2000 годы. Суть книги обозначена в ее названии, эпиграфе, и том
факте, что в эти годы автор проходил процесс воцерковления, которому свойственна
внутренняя борьба и противоречивость, обостренный анализ прошлого и пристальное
вглядывание в грядущее. Можно заметить, что в третьей части повторяются
некоторые стихи части первой; это обьясняется тем, что в разных местах
они несут разную смысловую нагрузку. Можно, пожалуй, сказать, что эта книга -- итоговая. Подчеркнуто
хронологический принцип построения книги отражает доверие автора к промыслительному
смыслу ежемгновенного становления жизни-судьбы.
«Личность есть миф; миф -- есть развернутое
магическое имя.»
А.Ф.Лосев I — НА ЗАКАТЕ ХХ ВЕКА
Тимуру Зульфикарову посвящаю 1. НЕ ГОВОРИ
Не говори: «Все кончено давно, --
Священной тайны знать никто не должен.»
Пускай себе глядят любимое кино:
Блаженный этот миг им Господом отдолжен.
Не говори: «Все кончено давно, --
Лишь тени вы на бесконечной тризне.»
Пусть развевается цветное полотно
Перед глазами умерших при жизни.
Не говори: «Все кончено давно, --
Вы только эхо умершего мира.»
Они не обратятся все равно,
Раздавленные тяжестью кумира.
Не говори: «Все кончено давно,
Безумны вы, не знающие Бога!»
Пролита кровь и выпито вино,
Задернут полог брачного чертога.
2. ДИТЯ АПОКАЛИПСИСА
Где сапфировые?
Где изумрудные?
Где бирюзовые?
Где гранатовые?
Где слюдяные?
Где хрустальные?
Где живые
Воды, воды бездонные?
Воды, воды бескрайние?
Воды, воды штормящие?
Воды, воды тишайшие?
Воды, воды печальные?
Воды, воды веселые?
Воды, воды спокойные?
Воды океанов?
Воды морей?
Воды озер?
Воды рек?
Воды родников?
Воды колодезные?
Воды подземные артезианские?
Воды талые вешние?
Воды небесные крещенские?
Воды человеческие родильные?
Где где где живые воды живой земли?
Где!... Да только крови -- крови пролившиеся...
Да только слезы -- слезы излившиеся...
И ты бредешь по щиколотку в них, последнее Дитя Апокалипсиса.
Куда куда куда куда куда ты в мертвых водах держишь путь куда,
Последнее Дитя Апокалипсиса?
В крови отцов и в слёзах матерей куда грядешь, последнее, блаженное?
Да что еще ты видишь там там там окроме слез, окроме крови,
окроме мертвых вод вод вод, блаженное Дитя Апокалипсиса?
Да только синие глаза,
Как васильки времен минувших,
Глядят в пустые небеса,
Где бродят тени звезд потухших.
Да только синие глаза одни живые в небесах,
Да только ангелы Господни летят летят летят летят
Летят на эти васильки,
Как на живые маяки,
Да только в небе опустелом мерцают ангелов летящих
живые божьи огоньки.
3. ВЕСНА ПОСЛЕДНЯЯ.
...И пал туман, туман смертельный,
Туман-забвенье беспредельный,
И долго он стоял, не таял,
Пьянил, пьянил, пьянил, пьянил...
И вот, однажды, он отхлынул,
И ты увидел ад родной,
И серый ватник был пропитан,
Как губка, серою весной.
И ты, проснувшись, не проснулся,
А только глубже канул в сон,
Да лишь блаженно завернулся
В сырой весенний небосклон.
И дудку -- божию погудку
Сырые выронили пальцы
Во слякоть розовую, что ль,
И с губ всесветного рыдальца,
И терпеливца, и страдальца
Стекала пресная слюна
На сиротливую юдоль,
И землю пресную поила,
И ад родной животворила,
И расцветала как могла
Сырая пресная весна
Последних дней.
* * *
Сырая серая весенняя сквозная тоска холодная.
Сырой весенний воздух раздвигаю телом перемещаюсь грежу наяву.
Живу.
Вдыхаю смерть -- бессмертье выдыхаю.
Сырой весенний серый хлорофил усталого отравленного мозга
смерть претворяет в жизнь развеществляя мир сырой весенний
в невидимый прозрачный чистый свет духовный.
О как блаженно умирать живя!
Проклюнулось как первый лист весенний сырое вешнее стихотворенье
едва едва зеленое еще.
И послеродовые воды талые впитала мать моя сыра земля
согласно молчаливо.
Да скоро скоро ли и тело истраченное тихо сиротливо
как эти воды послеродовые в сырую землю в лоно ой! родное
неторопливомедленно уйдет.
Весна!
4. ЖЕРТВА ЗАБВЕНИЮ
Песня Жрецов: «Не суди, и судим ты не будешь; мы -- смиренные дети земли.
Ты не первый, чьи дивные песни никого разбудить не смогли.
Ты не первый, кого мы распяли на пуховой перине креста;
Если б знал ты, как сладко звучала лебединая песня Христа!
Если б знал ты, какое забвенье нам дарили посланцы небес, --
То, пожалуй, обрел бы смиренье и в напрасное дело не лез.
Спи, Поэт, с перерезанным горлом на страницах неизданных книг!
Благодарная память потомков сохранит твой задушенный крик.»
Песня Жертвы: «С перерезанным горлом прохладно отрадно вдыхать небеса...
Искупительной кровью заката пропитались живые глаза.
На закате двадцатого века хорошо умирать одному одному одному...
И шептать -- белый свет остается, это я погружаюсь во тьму.
Это я перепутал столетья, это я заблудился во сне,
Это я лишь не нужен не нужен бесконечной блаженной весне!
Заполошенной песней смущая поступательный ход бытия,
Я всего лишь безропотный мальчик для битья для битья для битья!
Я всего лишь козел отпущенья для бесчисленных ваших грехов...
Кто позволил козлу сочиненье несказанно печальных стихов?!
С перерезанным горлом бегу я умирать в заповедную даль:
Там никто мне в вину не поставит неуместную в мире печаль!
Там никто мне вдогонку проклятья не пошлет и не плюнет вослед!
Там раскроет свои мне обьятья бесконечный и ласковый свет!
И последними каплями крови истекая в ладонях Творца,
Улыбнусь я, увидев прощенье в глубине дорогого Лица.
Ибо даром блаженной печали никогда я не смел пренебречь,
И небесное бремя познанья никогда я не сбрасывал с плеч!»
5. ПОЭТ ВИДИТ КРОВЬ
Кровь всюду жертвенная бога льется льется
Закат ли розовый пронзительно живой
Иль просто красный плащ любимой иль губы алые ее или румянец щек
Иль полотнище бурого плаката иль кровь говяжих мяс кусков борщей
Иль красный нос хронического алкоголика --
Все это жертвенная бога кровь кровь кровь...
И никуда куда? мне от нее бежать? зачем? не деться:
Плыву я в ней дышу я в ней живу я в ней и сердце мое сердце --
Всего лишь сгусток крови той --
Заката слиток огненно-холодный.
6. ПОЭТ ВСПОМИНАЕТ ЧТО ОН РЕБЕНОК
Розовые сумерки московские апрельские сочатся в душу первою любовью.
Пронзительно синий вечер апрельский эхом застыл бесконечной печали.
Око луны наливается мертвым холодным сияньем.
Разноцветные окна домов щедро дарят иллюзию где-то всамделешней жизни.
Это вечность сама предстоит потрясенному взору ребенка.
Он игрушки забыл на потертом персидском ковре.
И щемит и щемит неизвестной тоской безысходной какой? безысходной
сердце готовое
все полюбить.
Синева стала тьмой погасли последние окна.
Он остался один на один с бесконечностью грозной любви.
Из угла темноты показалась на миг любопытная ведьма.
Он мгновенно уснул и уже никогда не проснулся.
Почему? Я скажу по секрету: он Бога коснулся.
II — УСТАЛОСТЬ
7. ОГНИ НОВОСТРОЕК
памяти А.Вампилова, О.Даля, А.Эфроса Там огни новостроек уродливых блочных домов,
Там любимая спит защищенная сетью иллюзий,
Там прошла ни одна и пройдет ни одна еще жизнь,
Задевая локтями угрюмых соседей по нарам.
Может быть им помогут ковры и хрусталь и жратва
Одолеть ледяную тоску повзрослевшего детства,
Может кто-то из них до конца выгребая на свет
Нам поведает песни заласканных до смерти сирот.
Я еще постою я еще посмотрю в этот сон,
Я еще уподоблюсь обманутым детям Адама,
Я должно быть не скоро не скоро не скоро проснусь
И спиной повернусь к выгребной облицованной яме.
Занесло с перепоя в такую дремучую топь,
Так отшибло мозги при паденьи на эти просторы,
Что должно быть не скоро сойдутся с концами концы
И откроется люк железобетонного мифа.
Только мне хорошо: что-то там проблеснуло вдали,
Что-то там поднялось из глубин замурованной памяти сердца...
Остальные-то как? -- те, которые в чорной ночи
Обалдело глядят в разноцветные окна Тартара?...
8. ПОЭТУ СНИТСЯ ЧТО ОН -- ГОМЕР
Во сне я был Гомер слепой при бороде
Я падал в смерть увенчанный величьем
И хороводом праздничной толпы
В своих руках бесчисленных несущей
Бесчисленные гроздья винограда
С полотен нидерландских живописцев.
Я падал в смерть и надо мной кружил
Рой виноградных гроздьев всех цветов
И песня погребальная звучала
Торжественно задумчиво и стройно
Как эпос мой нисшедший от богов.
Я умирал но смерти не боялся
Я знал что я бессмертен
Я воскрес
В иное время и в ином обличье
Никто меня уже не узнавал
Но я все помнил -- в этом есть блаженство! --
Неузнанным пройти среди людей
Которым ты возможно ближе близких
Которые тебя не узнают и унижают всячески по ходу
Родного им а мне чужого сна.
Унизиться и не узнать обиды -- вот Божий Дар! и я его храню
Как бы зеницу ока своего
И более -- как жизнь саму.
По истине скажу открытой ныне:
Тот кто любовью горе победил -- бессмертен яко Бог.
Внемлите! О, внемлите! --
Тот кто любовью сам себя обвил -- бессмертен яко Бог.
Я был слепой Гомер но я прозрел духовно
Поэтом став -- никем уже не стал
На свете есть любовь и лишь она священна!
Все остальное -- сон и я ушел в Любовь.
Поэт Рапсод Певец Хафиз Друид
Оставив формы ты в любовь уходишь
Грядущие поэты над тобой поют песнь погребальную
И гроздья винограда в твою могилу сыпятся обильно.
Твоя могила есть давильня винограда
Священное вино -- сама Любовь
Любовью став ты хлынешь из могилы потоком света в Свет
Поэт!
Блажен...
9. ПАНТЕИЗМ
Творенье -- это растворенье творящего в его твореньи.
Возможно ли, творя творенье, в нем раствориться до конца?
Творец -- творенье -- растворенье: где тут поставить ударенье?
Ведь совершенное творенье неотличимо от Творца.
10. УСТАЛОСТЬ
Закат скончался, истекаю кровью.
Заемный свет старается во тьме.
Сижу, как тать, наедине с любовью,
Перебирая локоны в уме.
Звезда моя мерцает, умирая...
Ужели -- все? Все кончено давно.
Птенец надежды, выпавший из рая,
Уже не залетит в мое окно.
Сиротский стих заблудится в обьеме
Великих книг на свалке бытия,
И уж никто не вспомнит об Артеме,
Которым был, то есть казался, я.
11. К РОССИИ (1)
Здесь люди бедные живут.
Обманутые, но живые
Они старательно жуют
И терпят цепи роковые,
Но убежденно водку пьют,
Под меч протягивая выю.
* * *
В рамке траурной здесь народ висит.
Светлый луч потемнел в золе...
Красной ленточкой небосвод обвит,
Чорный крест лежит на земле.
12. УЧАСТЬ ПОЭТА (1)
«Как упал ты с неба, денница, сын зари;
разбился о землю!»
Исайя Я шел по Лестнице: хрустальные ступени
Струились вниз, как горная река;
Прохладный ветер пил мои колени,
В груди клубились облака.
Мой долгий путь в долине смертной сени
Благословила Отчая рука;
Идей сгустившиеся тени
Овеществлялись на века.
Переливаясь в солнечной пыли,
Вокруг меня кружили привиденья
И чаровали как могли.
И я упал в обьятия творенья,
Любуясь дивным призраком Земли...
И я не знал всей глубины паденья!
III — ЛИЦОМ К СТЕНЕ
«Все перепуталось...»
Осип Мандельштам 13
Я примерил не одну систему,
Но они не тронули ума.
Лишь добро способно на поэму,
Но пуста сердечная сума.
Лунный свет руками не ухватишь,
Сквозь меня струятся времена.
Сам собой за истину заплатишь,
Каждый миг меняя имена.
И зачем я жив -- не понимаю.
Но прилежно смерти сторонюсь.
И хотя судьбы своей не знаю, --
Каждый шаг свой я предполагаю,
Каждый вечер каюсь и молюсь.
Между тем, проходит предо мною
Целый мир не глядя на меня:
Осень бредит новою весною,
Снег взыскует талого огня;
Я давно не знаю, что со мною,
И горит мой факел в свете дня.
14
Без руля и без паруса,
Без бортов и без дна
Ты летишь моя лодочка,
Голубая Волна!
В этой скорбной юдоли
Демиурга блаженного сна --
Только мертвые могут без боли,
Только лодка поэта без дна.
15. ПЕСНЯ МЕРТВЫХ
В алый бархат зари
Завернули жемчужину ночи...
Говори, говори! --
Мы закроем влюбленные очи...
Все мы -- витязи сна,
Нам заря -- как отрава;
Наше сердце -- Луна,
Но не слева, а справа.
Повтори, повтори,
Как жемчужину ночи
В алый бархат зари
Завернули прозревшие очи.
Но в померкших очах
Верных рыцарей сна,
И в бредовых речах --
Не погаснет Она!
Но пьянее весны
Мы пьяны ее бледною кровью,
Ибо сами мы -- сны,
Порожденные мертвой любовью...
16
Не подводи под монастырь души пустырь,
Не говори: «Веры сума пуста.» --
Царапину мира укроет смерти пластырь,
В роднике молчания утолят жажду уста.
17. МУЗА
Как слеза солона и прозрачна,
Как огонь горяча и тонка,
Эта девушка с рюмкой коньячной
Наблюдала его свысока.
И веснушчатый мальчик советский,
Коим был я столетье назад,
Устремил на неё свой недетский, --
Свой тяжелый задумчивый взгляд.
Их взаимность была неизбежной,
И тогда появился на свет
Перламутровый, нежно-мятежный,
Не на шутку серьезный поэт.
IV — ЗОЛОТАЯ ЗАНОЗА
«Увидеть мне дано, как жизнь моя уходит.»
Поль Элюар 18. ВЕСНА 1988
Как сердце слышно под рукой,
Так жизнь болезненно ясна;
Распахнута святая даль
Ума божественного сна.
Застывшие фигуры сна --
Цветные контуры людей;
Вновь незажившая весна
Кровоточит в стране моей.
19
Спроси меня -- в чем смысл жизни? -- Я
Скажу -- ни в чем; и оглянусь назад --
Туда, где жизни сбывшаяся линия
Такая бледная и мелкая на взгляд.
Гляди, гляди -- оставленная Родина
Вмерзает в равнодушие сынов...
Там чорная, там красная смородина,
Там -- отчий кров.
Вернись, вернись! -- ко мне мой взгляд аукнется...
Но даже губы вздрогнуть не смогли,
Когда родная шевельнула улица
В камине сна алмазные угли.
Я не вернусь, -- зачем? Да и не спрашивай!
Припомнив рай, я не забуду ад.
Таись, молчи, старайся и вынашивай
В себе -- себя, и не смотри назад.
20. ЗОЛОТАЯ ЗАНОЗА
Злому сердцу утешиться можно
По дороге к распятому брату,
Даже, если, расцвел подорожник
Нерастраченной лаской к закату.
*
Проступили кровавые пятна,
То была неплохая затея.
Только наотмашь бить неприятно,
Даже, если, в лицо иудея.
*
На ветру утоньшаясь и тая,
У зевак вызывая тревогу,
Лепетала листва золотая
О любви к невозможному Богу.
*
И горели от края до края
Золотым увяданием плоти
Заповедники горнего рая,
Отраженные в адском болоте.
*
Слово -- вещь потому и постольку,
Что оно возвещает о Боге.
На губах -- мандаринная долька,
Неизбежность блаженства -- в итоге.
*
Можно вырвать язык у пророка,
Можно выпить печаль до дна,
Но не вынет никто из Бога
Золотую занозу сна.
21. АПРЕЛЬСКОЕ УТРО 1988 г.
На задворках Империи в окна цементных бараков солнца луч золотой заглянул.
И надежда прожить еще один день предстоит обывателям лагеря социализма.
И на блюде апрельского утра румянится хлеб наш насущный.
Здравствуй, суетный мир обезбоженных днесь человеков -- ловцов умиранья.
Здравствуй, сын мой, недавно пришедший под грозное небо изгнанья:
Ты еще не узнал полюбовных обьятий тоски,
Ты еще не забыл очертаний небесного рая,
Ты распахнут навстречу угрюмо бредущему аду.
И когда я уйду по дороге последнего бреда в неизвестность обещанной
смерти, --
Ты останешься здесь до поры дегустировать блюда соблазнов,
Ты пройдешь по дороге, взыскующих света, отцов.
Я тебе завещаю живое апрельское утро:
На задворках Империи в наши советские души солнца луч золотой заглянул.
Слава Богу...
22
Истомилась душа обживать равнодушье предметов...
Уведи меня, брат, в беспредельную даль бытия,
Где пасется в молчаньи блаженное стадо поэтов,
На медовых устах золотые улыбки тая.
23. СОЛНЕЧНЫЙ ВЕЧЕР
Андрею Битову Солнечный вечер будет моим достояньем;
Грешник усталый, старость узнаю в раю.
Нищее время кормилось моим обаяньем,
Щедрая вечность душу питала мою.
В солнечном сердце жадные стрелы вопросов
Рыщут напрасно, книжную мудрость ища;
Льется меж пальцев таинственный дым папиросы,
Вьется в молчании вещая ветка плюща.
Там -- за плечами -- синяя бездна страданья,
Взору открылась синяя бездна любви...
Длится и длится тихая радость касанья,
Плотью оделось Отчее слово -- «Живи !»
Двинулась вечность, временем, вдруг, оказавшись;
Миг распахнулся, вечностью самой представ...
Двое влюбленных, нежно и крепко обнявшись,
Медленно входят в море лепечущих трав.
24
Я удивляться не устал
Тому, что двигаюсь по кругу,
Прижав к пылающим устам
Мечты беспомощную руку.
Куда ты, жизнь моя, идешь?
Зачем сбываешься мгновенно?
Но ты -- не знаешь, ты -- живешь
Таинственно и откровенно.
Сюда, сюда, -- на белый лист,
Немедленно и неизбежно
Ложится соловьиный свист
Неподражаемо и нежно.
Увы, не вечна боль моя!
Увы, обещано прозренье!
Напрасно, истину тая,
Старается стихотворенье.
С корнями вырву ли тоску?
Иль затоскую бесконечно?
Печали много на веку,
Но и она, увы, не вечна.
25. ВЕРНОСТЬ
Клонится древо ветром влекомо в синюю даль
Листья трепещут корни немеют
Веки у ветра крепко закрыты
Лик пламенеет верностью верных
Древо не может вслед за любимым
Дерево плачет
Лист оторвался словом признанья ветром подхвачен
Небо раскинуло нежные руки
Лик пламенеет
Слово сгорает в бездне разлуки
Дерево плачет
Скоро ли осень вступит на землю
Ветер обнимет верное древо
И утолит пересохшие губы выпив до дна золотистую крону
И унесет золотую корону
В синюю даль.
26. ВОСПОМИНАНИЯ
Приснившиеся сны когда-то
Все чаще вижу наяву.
Приблизилась ко мне утрата,
Змея раздвинула траву, --
И замер я в оцепененьи
Под взглядом вечности самой,
Переживая повторенье
Однажды бывшего со мной.
* * *
Да только мальчик неумелый
Опять выходит на крыльцо;
Да только ветер безумелый
Целует мальчика в лицо;
Да только бабочка живая
В закате вспыхнула, горит...
Да только рана ножевая
Болит ли все еще? болит...
27. АЛЛИЛУЯ!
Закат кровоточит,
Сердце кричит --
Жизнь глубока, бездонна!
Не хватает слов,
Велика любовь,
Горят облака влюбленно!
*
Ночь -- не тьма.
В сердце -- снов сума.
Без ума живу, без ума...
Весь, весь я твой,
Ветер живой,
Ибо ты еси -- жизнь сама.
*
Аллилуя!
Умру, целуя!
Соловья псалом на устах!
Лицо огня,
Саван белого дня,
И ...........
V — НАДЕЖДА
(22 августа 1988 г. автор переступил порог
собора Святой Троицы в должности смотрителя) 28
Все еще ухожу.
Долгим взглядом, печальным и страстным,
Дольный мир обвожу
И прощаюсь с ужасным прекрасным.
Эта жизнь, эта смерть,
Эта вбитая в землю колонна
Погрузились на треть
В землю армагедонна.
Здесь родная братва
Уходила под землю, рыдая;
Здесь горела листва,
На горящую землю слетая.
Здесь рабов и рабынь
Омрачение гонит в неволю;
Здесь родился мой сын,
Чтобы так же вкусить эту долю.
Здесь распяли Христа
За блаженное Слово свободы,
И под тенью Креста
Возопили нагие народы.
Здесь проходит мой путь,
Обрученного слову поэта;
Может быть, кто-нибудь
Благодарным мне будет за это.
И тогда я скажу:
«Благодарность -- Единому Богу!
Я к Нему ухожу,
Забывая на память дорогу.»
29. 7 НОЯБРЯ
Коснись души, волшебный Бах!
Щепотку соли брось на рану...
С чаинкой детства на губах
Я умирал в лугах багряных.
То были маки или кровь?
Знамена? лозунги? колбасы?
Иль просто -- Первая Любовь
В мечтах обманутого класса.
30. УТРАТЫ
Молчит завороженная страна,
Свои мечты прожившая до тла.
Нам показалась ранняя весна,
А это осень поздняя была.
И не была светла Твоя печаль,
В кромешной тьме Себя явивший Свет...
Когда Отец Небесный промолчал,
Что мог сказать беспомощный поэт?
* * *
Россия при смерти. Сон? Не сон?
Да только душа болит, болит...
И все невозможнее делать вид,
Что ты не знаешь как близок Он;
Что страшный Суд не картина для
Музейной комнаты прозапас,
Что не пропитана вся земля
Невинной кровью «народных масс».
31. ЭЛИТА
Хватают жадно славу за подол
Выклянчивают даже оплеухи
Блевотину смакуют
Мертвецы
Пьют умирающих от голода детей
Художники писатели мыслители
Политики чиновники жрецы
Певцы поющие красу его рогов
Искатели следов его копыт
Нобелевские искариоты
Черти в белых панамах
Живущие в летающих сервизах
Женоподобные аскеты-мудрецы
О где мне взять проклятье на ваши обезумевшие души
О Господи о где мне взять проклятье
Одну лишь нежность в сердце нахожу
О Господи держа Твое запястье
В родник небес блаженно восходить.
32
Сонная бездна.
Слезная даль весны.
Вдоль по цементу -- венозная кровь небес.
Я всей грудью вдыхаю живые сны,
Собираю
Осколки органных месс.
Нищий! Нищий! --
Вызванивает капель.
На выход, рыжий! --
Взывает конферансье.
А я все глубже бреду босиком в метель,
Куда пропали мои побратимы все.
Колокол оглушительный.
Вечная тишина.
О, бездна смысла -- слезная даль ума.
Как маска смерти -- мелькнет в облаках луна,
И станет легкой жизни моей сума.
33
Тихая ненависть, нежная боль --
Хлеб мой насущный на каждый день.
Силу свою потеряла соль,
Запах и цвет -- сирень.
*
Радость потерянная брела
В белом пространстве сна,
Зато отравленная стрела
В сердце моем -- весна.
*
О, если б слезы сошли с небес
В эту юдоль тоски!
Напрасно каяться вздумал бес,
Вставать на цыпочки и носки.
*
И хор созвездий -- капелла сна --
В ладони Бога умолк навек;
И только пела Любовь одна --
Крестом распахнутый Человек!
VI — АГОНИЯ СМЫСЛА
34
Скажи мне, рябина, откуда ты в песню пришла?
И чем поразила ребенка багряная гроздь?
Песком бесконечности сыпется в пальцах шала,
В угрюмую самость вонзилось Распятье, как гвоздь.
Нагорная Проповедь... Боже! какие слова!
Куда мне укрыться от милости грозной любви?
Весна-сиротинушка... В слякоти брезжит трава...
Закат человечества: небо и руки в крови.
Возлюбленный, вспомни!
Ты вспомни хоть раз обо мне!
Когда без остатка в Тебе растворится поэт,
Как горе людское легко растворилось в вине,
Как в солнечном свете луны растворяется свет...
35
Солнце в закате кается,
Сердце мое смеркается.
Слезы дождя нахлынули,
Душу из тела вынули.
Рваными заусенцами
Явлена экзистенция.
Ясен поэт влюбленный --
Майский листок зеленый.
Скрытую суть явивший, --
Чуден поэт остывший.
В небе парящий снег --
Тающий человек.
Алое небо. Солнце.
Небо в обьятиях сердца.
Кто-нибудь скажет -- смерть.
Звездная тает твердь.
Страшно при свете жить,
Страшно поэтом быть.
Счастлив ли ты, поэт?
Кто-нибудь скажет -- нет.
Мой же ответ всегда --
Да.
VII — ЭХО РОДИНЫ
Памяти Владимира Набокова 36. К РОССИИ (2)
Душные терпкие горькие хризантемы осенние,
Калины вяжущая гроздь.
Любовь моя первая и последняя --
Моя распятая Родина.
Вечное мое спасение --
Тело Христово и Кровь.
37. К РОССИИ (3)
Памяти В.Набокова Там, вдали, силуэт знакомый
Тает в сумерках на глазах.
Я смотрю на него в слезах,
Вещей болью к нему влекомый.
Кто там в сумерках? профиль -- чей?
Чья согнулась спина такая?
Словно тихо журчит ручей
В первозданной долине Рая...
О, как больно! Но так светло!
Эхо Родины миновавшей...
Незаметно вино из чаши
В лунный череп перетекло.
Пей! Во тьме через миг растает
Тот таинственный силуэт,
И никто уже не узнает
Той России, которой нет.
38. ЩЕМЯЩИЙ
Шелошику
«Так сердце щемит, как звенит колокольчик
с небес.»
Евгений Шешолин Нет ничего, кроме горькой вины.
Вот, исповедаю: я -- виноват.
Длятся мои изумленные сны,
Гроздьями раны рябины горят.
Белые церковки -- совесть и свет, --
В сумерках грешника как маяки.
Словно подкошенный, рухнул поэт;
Тихо склонились над ним васильки.
* * *
Плакальщик ро дных своих пепелищ, --
Лист, оторвавшийся в стылую тьму;
Гол как сокол, и безумен, и нищ,
Как и положено было ему.
Кто-нибудь скажет: «Зимний закат
Нежно украсил прозрачную даль...»
Снежные искорки ярко горят,
И невозможная в сердце печаль.
39. К РОССИИ (4)
архимандриту Зинону «...Знать, от века печаль безнадежная
Бездорожную даль занавесила,
Потому что Россия острожная
И людское советское месиво,
Как и были, остались безбожными,
И ни в ком покаяния нет;
Потому-то и жить здесь невесело...» --
Так подумал умолкший поэт,
Захлебнувшись небес немотою.
А над некогда Русью Святою
Пошловатый рыдает куплет.
Поделом, даже жалости нет...
Только дети -- небесные жители,
Все мерцают как звезды в ночи;
И монах в осажденной обители
Стал огнем негасимой свечи.
VIII — ИСХОД ПОЭТА
40
Был никем и никем не стану,
Тихо сойду с листа;
Перекрестившись, кану
В тень Твоего Креста.
Ласковый мальчик -- эхо
Вещих Твоих Словес, --
Пьет голубое млеко
Вечных Твоих Небес...
41
Мне нужно побыть одному.
Простите, уйду незаметно
Снежинкой в январскую тьму,
Иль в реку отломанной веткой.
И вот уже так хорошо!
Как будто и не было вовсе.
А если и был, то -- ушел
Как лето дождливое в осень.
Случайный какой-нибудь след --
Листок под ногой пятипалый;
Аукнется вещий поэт --
Закат расплескается алый...
42. РОМАНС О СТАРШЕМ БРАТЕ
Прощай, мой брат. Я так тебя любил,
Что эхо детства долго будет длиться,
И долго взмах его жемчужных крыл
Моей душе печальной будет сниться.
Прощай, мой брат. По тупикам земли
Ты продолжаешь странствовать понуро,
Осенний лес меняя на рубли
В толкучке дней и поисках халтуры.
Прощай, мой брат. Меня ты не простил...
Скажи -- за что? Я попрошу прощенья:
Меня Иисус, Сын Божий научил,
Предпочитать как благо -- униженье.
Прощай, мой брат. Пребудь сами собой;
А я -- собой; все прочее -- случайно.
Мы не сегодня разошлись с тобой,
Но завтра нам обещано молчанье.
Итак, прощай! Обняв виолончель,
В минорной тьме ты переходишь в сказку,
Где вечно будет из твоих очей
Струиться скорбь на каменную маску.
43. «ПЕРЕСТРОЙКА»
Осень осыпается лицом
В слякоть замордованной страны.
Лица замордованных людей --
Раны распинаемой весны.
О, весна, священная весна!
Забытая замлей за гранью сна,
Ты плачешь кровью -- кровью вешних вод
О том, что умер вещий мой народ.
За гранью сна продолжится твой плач,
Но наяву смеющийся палач:
Убийство -- жизнь его, и богохульство -- страсть,
Се, ныне день его -- и карты ему -- в масть.
Опущенные души мельтешат.
И душно так идти через толпу
Людей потерянных, -- куда они спешат,
Такую злую выклянчив судьбу?
...Лист пятипалый не утешит.
Ладонью смяв клейменное чело,
Размноженный на «ксероксе» Каин
Бежит, бежит по тупикам земли.
И осень траурной листвой ему кадит,
И ветер рвет с него позорную одежду,
И земля отворачивает от него
Изувеченный лик.
Бежит беглец по тупикам безбожной мысли
И волчьим зраком блещет в небеса,
В которых, как напрасная надежда,
Луны сияет мертвая слеза.
И никто, и никто здесь не слышит давно,
Как над гробом забытого насмерть сна
Плачет живыми ручьями весна
О том, что всем уже -- все равно.
Раной лица --
В слякоть!
И без конца
Плакать.
44. ПОЭЗИЯ
Поэт поет от сердца полноты,
Поэт пьет устами ума красоту творенья,
Поэт бьет самозабвенно по струнам своей души,
Поэт льет слезы в разлуке с любимым Другом,
Поэт вьет венец только посмертной славы,
Поэт летит в бездну искренней веры!
Поэт -- это лист, сорвавшийся с Древа Жизни,
именно поэтому он -- бессмертен.
Поэзия -- Вселенский Собор Поэтов,
Где совершается вечное благодаренье Богу,
Из небытия в бытие
Призвавшего дивный Космос!
45
Когда бывает вещь плотна чрезмерно
И сквозь нее Тебя не разглядеть, --
Я обыватель призрачный, наверно,
Умеющий страдание иметь.
Страдание иметь не очень просто, --
Тут нужен навык боль переносить:
Навалится на плечи чорный воздух,
И смерть саму приходиться вкусить.
И только злость на каменную муку,
В которой оказался заключен,
Вновь помогает вынести разлуку
И пережить кошмарный этот сон,
Когда бывает вещь плотна чрезмерно
И сквозь нее Тебя не разглядеть.
Я просыпаюсь медленно и верно;
Прозрачно все: и мир, и боль, и смерть...
И только Ты.
46. ИСХОД ПОЭТА
Неповторим закат,
Неповторим рассвет.
Как листопад
Сбывается поэт:
В осенний сон
Стихи свои лия,
Он -- тихий стон
Земного бытия.
Небесная тоска его томит,
Когда он меж дерев задумчиво парит.
Кленовый лист --
Отрезанная кисть.
Нагая ветвь
Воздета к небесам.
Сквозного ветра погребальный свист
С клюкой забвенья бродит по лесам.
Прощай, поэт:
Окончен листопад.
Лучей букет
Принес тебе закат.
Осенний свет
В очах твоих, мой брат...
47. ЦВЕТОК
Я -- Цветок!
Мне сладко знать,
Что Господь на свете есть.
Я цвету в Него всей жизнью!
Сладко будет умирать.
48. ЧУДЕСЕН МИР
Чудесен мир лишь потому, что -- есть.
И это счастье -- веровать в Творца!
Жизнь дорожает, хочется поесть;
Но лишь Тобой насытятся сердца!
49. МУКА ПОЭТА
Против теченья реки молчаливой бездонно безбрежно блаженно предвечно
--
Бурлацкая страшная тщетная мука -- словесные тяжкие баржи в пустое
забвенье тянуть, умирая, тянуть, умирая, тянуть...
50. РАДОСТЬ ПОЭТА
Когда умру -- стихи мои Другому
Вдруг явятся, как ландыши в руке
Из темной чащи отболевшей жизни
Поэта, не умеющего жить.
51
Я не знал, что так больно бывает грешить.
Я не знал, что так страшно бывает не быть.
Я не знал, что Любовь распинает Себя,
Больше жизни любимых Своих возлюбя.
И доныне, до этого мига, до дна
Этой жизни моей, что была мне дана, --
Проникает и видит, и любит Она,
И, распятая, ждет пробужденья от сна
Всех, кому уже больно бывает грешить;
Всех, кому уже страшно бывает не быть;
Всех, кому тягостен сон суеты --
Тех, кому уже розданы в руки кресты.
Я не знал, что придеться и мне самому
Ради этой Любви погрузиться во тьму
Невозможной разлуки с собою самим
И, вернувшись из муки, услышать -- «Любим!»
Я не знал, и уже не узнаю вовек,
Сколь возлюблен Любовью любой человек,
И что я, нераскаянный грешник земли,
Сам себе лепетал из далекой дали...
52. МОЛЧАНИЕ ЛЮБВИ
Памяти Владимира Набокова «Сейчас переходим с порога мирского В ту область... как хочешь ее назови: Пустыня ли, смерть, отрешенье от слова, Иль, может быть, проще: молчанье любви. Молчанье далекой дороги тележной, Где в пене цветов колея не видна, Молчанье отчизны -- любви безнадежной -- Молчанье зарницы, молчанье зерна.» «В ту область... как хочешь ее назови.»
И я назову ее -- Область Поэтов,
Живущих Во Тьме Безответной Любви.
На ваши вопросы не будет ответов:
Стоят они молча, слепые от слез,
И слушают тихую песню рассвета...
Ну кто же слепых принимает всерьез?
Вот пальцы опять обожгла сигарета.
«Пустыня ли, смерть, отрешенье от слова?»
Ни то, ни другое, ни третье, -- любовь.
Всему ведь влюбленные учатся снова:
Ходить, говорить... И, конечно же, вновь
Отыщется вечная рифма такая,
Которую взрослый замучает мир,
Фальшивым поэтам ее предлагая;
Ведь фальшь -- обязательный ныне кумир.
«Иль, может быть, проще: молчанье любви?»
Но если тщеславия гения гложет, --
Ему хоть и вправду язык оторви,
То он и такую напасть превозможет,
И чревовещателем сделавшись вмиг,
Погонит поэму в этап бесконечный...
Ее похоронят на кладбище книг,
И номер проставят библиотечный.
«Молчанье далекой дороги тележной,»
Возьми мою душу в себя насовсем:
Пускай пропитается далью безбрежной,
Пускай, не спеша, вспоминает Эдем.
И пусть она плачет в молчаньи великом,
Слезами смывая словесную грязь,
Которой когда-то в забвении диком
Она обросла, суесловьем давясь.
«Где в пене цветов колея не видна,» --
Там ангелы-бабочки любят резвиться.
Среди этих бабочек есть там одна,
Которая может по просьбе явиться
Немому поэту, несчастному средь
Бетонных бараков и пьяного мата;
Тогда отступает испуганно смерть
Обратно -- в гнилые расселины ада.
«Молчанье отчизны -- любви безнадежной,» --
Оно ведь и сильного может убить.
С душою поэта, как правило, нежной
Здесь жить невозможно и вовсе, -- как быть?
Вином ли залить невозможную муку?
В разврат утонченный уйти с головой?
Ну как, подскажи, пережить мне разлуку
С невестой небесной -- Любовью Самой!
«Молчанье зарницы, молчанье зерна» --
Вот наша надежда и наше терпенье.
Душа, ты по-прежнему будешь верна
Молчанью, в котором рождается пенье
Софии-Премудрости; колокол тронь, --
И ты под ладонью почувствуешь трепет
Творенья, в которое брошен огонь
Любви, и услышишь младенческий лепет...
IX — БЕЗУМЕЦ С РАЗОРВАННЫМ СЕРДЦЕМ
53. КРИТИКУ «К»,
Что такое поэзия: мастерство
Или детство косноязычное?
То умножить на это равняется -- волшебство, --
Для поэта дело обычное.
То, что здорово для поэта --
Смерть ученому буквоеду:
Ведь у онаго цель одна --
Дать поэту не всплыть со дна.
Ты воткни ему в бок перо
Туповатое, но с отравой!
Чтоб навеки застыл Пьеро
В ледяной перспективе славы.
Он застынет, а ты -- беги
По кругам суеты публичной:
Суесловь, извивайся, лги,
Ибо это тебе прилично.
Ибо это -- твоя стезя;
Об одном лишь прошу покорно --
После смерти не лезь в друзья, --
Это слишком крутое порно.
54
По осени схожу с ума,
Как с ветки странник пятипалый.
Безумье -- белая зима
На жизнь мою, как тень упало.
Схожу с ума, с ума схожу!
Поторопитесь, дорогие!
Я больше слов не нахожу --
Другие все они, другие!
Я скоро выскользну из рук
Земной судьбы обмылком счастья!
Растаю, словно нежный Друг,
Смиренно тающий от страсти.
И, наконец-то, жизнь сама
В обьятья примет доходягу,
Уже сходящего с ума,
Как эти буквы на бумагу.
55. ОКТЯБРЬ
Я хочу умереть -- говорю. Почему? Не отвечу,
Ибо сам я не знаю ответа на этот вопрос.
Только жолтый осенний безумный таинственный вечер
Подошел незаметно и тронул поэта до слез.
Сколько раз я уже говорил сам себе терпеливо:
«Успокойся, усни, -- образуется все как-нибудь;
Только ты отвернись, не смотри как влюбленная ива,
Осыпаясь листвою, склоняется ветру на грудь.»
Я хочу умереть, -- понимаешь ли ты? -- «Понимаю:
Ты опять в свое сердце кружиться впустил листопад.»
Я всегда эту пору доспехи рассудка снимаю,
Что бы стрелы свои утопил в моем сердце закат.
Не умею я жить... И когда говорит мне с любовью
Божий ангел -- «Артем, ты еще не готов, подожди...» --
Мне увидеть легко эту землю залитую кровью
Святорусских лесов, над которыми кружат дожди.
Я хочу умереть не затем, чтобы сверху увидеть
Эту горькую жизнь, эту смертную муку земли;
Я еще не устал теплохладность свою ненавидеть,
Я еще различаю любимые лица вдали.
Вот и лист пятипалый, как солнечный зайчик, влетает
В подземелье печали живым обещаньем огня...
Я хочу умереть, потому что любовь разрывает,
Словно солнечный сноп -- черноту пред собою -- меня!
56. К РОССИИ (5)
«Народ, забывший Господа Христа,
Уже не будет славным и великим:
Его пожрет мирская суета,
И Ангел Божий вычеркнет из Книги.
Народ, забывший Господа Христа, --
Твоя добыча, мира сего князь:
Без имени, без веры, без Креста
Он станет солью, брошенною в грязь.
Народ, забывший Господа Христа,
Напрасно величается, он -- труп:
Над ним клубится мертвая мечта,
Как чорный дым из крематорских труб.
Народ, забывший Господа Христа,
Иудин унаследует удел.» --
Все это, как с печатного листа,
Я должен был сказать. Но не хотел...
57. К РОССИИ (6)
Родина... любимая...
Единственная.
Тебя уже нет:
В небесах Ты вся, --
Мелодия чистая,
Таинственная...
А мы вот -- здесь:
Нам за тобой нельзя.
Ты лебединый плач в ночи осенней...
Но нам уже не больно: мы -- мертвы.
Когда-нибудь свершится воскресение
В прозрачный прах растоптанной листвы.
58. ПОСЛЕ ПРИЧАСТИЯ 23 января 1994
Подари мне пространство для хрустальной структуры стиха,
Сквозь которую душу свою я цветную сейчас пропущу.
И хотя эта ткань не свободная совсем от греха --
Пусть укроет она чьи-то плечи подобно плащу.
Если я -- негодяй, это вовсе не значит, что я
Даже тихого слова во славу Твою не скажу;
Потому что я сам -- это свежая рана Твоя,
И о том, что Ты -- свят, по тому, что я -- грешен сужу.
Вот слеза в створке век, как жемчужина, тайно растет.
В оный час Ангел Плача нырнет на глубины души
И перстами горящими вложит молчание в рот,
Как небесную манну, поэту и скажет: «Скажи!»
И тогда захочу я сказать лишь одно только слово -- Прости!
Но уже не смогу языком шевельнуться во рту.
Только жемчуг горящий ему протяну я в горсти,
И увижу, дай Бог! Вифлеемскую в сердце Звезду!
59. ПОКОЛЕНИЮ 1955-59 г.р.
(поэтам, художникам, музыкантам, врачам, наркоманам, бомжам, лауреатам, офицерам, зэкам, учителям: живым и мертвым, -- живым) В потемках собственного дома
Брожу, потерянный навек.
И только смертная истома
Скользит украдкой между век.
И я давно заснуть пытаюсь --
Не получается никак:
Не знаю сам чего пугаюсь,
Хожу, ощупываю мрак.
И только музыка виолы
Звучит из бездны бытия,
В которой слышен смех веселый,
Которым утешаюсь я.
* * *
Светло кому-то и просторно
Жилось на этой же земле,
А мы, как брошенные зерна,
Лежим, забытые во мгле.
Подземные глотая воды,
Которые стоят в душе,
Не зная времени исхода,
Мы не надеемся уже
Когда-нибудь взойти отсюда
Под небо солнечной весны...
И только чудо, только чудо
Кромешные развеет сны.
* * *
Какие были мы в начале --
Все смыто временем с лица:
Нет ни надежды, ни печали;
Одно терпенье до конца.
Терпенье, спросите, откуда
Такое крепкое взялось? --
Не знаем... Чудо, только чудо...
Упрямство, может быть, и злость
Лишь на себя -- на немощь эту,
Которой болен человек,
Идущий к свету, к свету, к свету!
Забытый в сумерках навек.
60
Ты отойдешь -- и я умру, как рыба
На берегу забытая волной.
Успею ли сказать Тебе спасибо,
Небесной задыхаясь синевой?
Все кончено. Еще года, быть может,
Пройдут, как по карнизу старики,
И ржавчина безумия изгложет
Мой рабский ум на берегу реки, --
В зеленой глубине ее бездонной
Пусть пребывает бедный мой скелет.
Но выдох мой, огнем испепеленный,
Пускай уйдет: ему преграды нет.
61. ЧУДО НАДЕЖДЫ
Я оглянулся: за спиной мосты,
Горевшие так долго и печально,
Исчезли, как и не были. Чисты
От копоти и гари -- небеса
Сияли надо мной необычайно,
Как детский взор, как Божия роса.
И радуга, собравшая цвета
Со всех цветов небесных, обстояла
Мои пути. И я не знал -- куда
Мне двинуться теперь и устремиться...
Приблизилась ко мне моя звезда,
И сердце встрепенулось, словно птица,
И замерло; быть может, навсегда.
21 мая 94, апостола Иоанна X — ИСЧЕЗНОВЕНИЕ
62. ОСЕННИЙ
Воздух слоится листвой,
Кружится лист золотой --
Это осеннее солнце
Нежно играет со мной.
Ветер качнет тополя,
Вздрогнет живая земля...
Эй! золотая орда!
Листья мои, вы куда?
* * *
Мужество жить покидает меня...
Детство мое, ау!
Золото солнечного огня
Тронуло всю листву.
Золото солнечного огня --
Пятиконечный лист.
Тихо бреду я по склону дня...
Детство мое, вернись!
63
Что еще мне сказать? Ничего. Просто лист пятипалый
Тихо-тихо сошел на привыкшее к боли плечо.
Синий вечер расцвел и закат опрокинулся алый,
Мириады окон нежной кровью омыв горячо.
Это век прикорнул, опершись на косяк мирозданья,
Это снег словно сон, или сон словно снег; тишина.
Млечный Путь протянулся над бездной сверкающей дланью,
И в бокалы глазниц льются лунные струи вина.
64
О чем-то важном забыл...
Февраль за окном, февраль.
Оттепель. Ветер крыл
Жар-Птицы, летящей в даль
Памяти или вечности?
Вечной памяти? -- Да!
Нет уже той беспечности
После Креста.
Иногда
Хочется стать маленьким...
Маленьким, как звезда
В бесконечных просторах космоса
Невидимая с земли --
Серой Земли Изгнания...
Оттепель. Снег. Февраль.
И на кресте познания --
Мальчик, смотрящий вдаль.
65. РАННЯЯ ВЕСНА
Холодно в сердце; дождь за окном
Живет, вздыхая, как старый пес.
И мне бы залить эту грусть вином,
Согреть бы сердце углями слез.
Вином завалены все ларьки,
Да только денег в кармане нет.
И в сердце теплые угольки
Без алкоголя сошли на нет.
И вот он -- я: без вина и слез
Такой негодненький ни на что.
Мосты сгорели, и запах роз
Сел на драповое пальто.
В сердце холодно; хладный дождь,
Как воплощенье моей тоски,
Сады цветущие бросил в дрожь,
Земле изгнания сжал виски.
Но жизнь не кончилась: жизнь живет,
Не претендуя на маскарад
Великих замыслов и забот,
Которым преданы все подряд.
Пусть все идет, как идет оно, --
Непостижимое для ума.
И если я посмотрю в окно,
То пусть в нем плещется жизнь сама.
66. УЧАСТЬ ПОЭТА (2)
Передо мною -- белый лист.
И страшно так его коснуться
Пером неловким, как проснуться
От сна блаженного под свист
Коловращенья суеты
И чмоканье утробных буден,
Где опрокинуты кресты,
И где прославлен грех Иудин.
* * *
Листа ревнуя чистоту
К временщикам от суесловья,
Поэт уходит в немоту
Души, израненной Любовью
Небес, -- уходит навсегда
На берега священной Леты,
Где, обнимая тень Креста,
Рыдают вещие поэты.
67. ПРОЩАНИЕ
На берегу молчания
Голос нагой, одинокий.
Звездный эфир,
Бесконечная даль.
В эту даль обрывается
Голос нагой, одинокий...
Уже над бездной
Голос мой
Немой.
* * *
На обрыве в безумье --
Бездыханное тело нагое.
Звездный эфир,
Бесконечная даль,
Тишина.
В эту отлетела
Душа
И улыбка страданья,
Словно память о ней,
Расцветает на мертвых губах.
1987 -- 1995 годы
(авторская редакция -- февраль 2000)
Псков 