Speaking In Tongues
Лавка Языков

Артем Тасалов

Реквием:

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Из книги «Живая Земля»

«И кто посмеет сказать... что мы способны забыть

волшебство или предать этой свинцовой земле Яблоню,

поющую и золотую?»

Томас Вулф

Не успев войти в этот мир, ты уже начал прощаться с ним.

Ты так рано начал прощаться, что все привыкли: ко всему привыкают люди; и когда ты ушел, они весьма удивились.

Да, они проснулись на миг, как все мы просыпаемся от пощечин, которые время от времени дает нам смерть, улыбаясь едва брезгливо, а в общем-то равнодушно.

И тогда, проснувшись, мы истошно вопим -- Пожар! -- как будто это случилось впервые, как будто не было сказано давным-давно: Что за смех, что за радость, когда мир постоянно горит? Покрытые тьмой, почему вы не ищете света?...⁽¹⁾

Но, однако, крепок наш сон. И мало кто из живущих догадывается об этом -- жизнь моя, иль ты приснилась мне? -- догадывается затем, чтобы тут же забыть догадку: тяжела ведь ноша пьяной телом души. Иль душа тяжела для тела, хоть и нет ее вовсе, как учат ученые? Неужель под душой так же сгибаются, как под ношею? -- удивилось однажды могучее тело Емели, и добавило -- а казалось, казалось еще вчера... перекрестись, когда кажется -- в народе знали об этом.

Но прости: пора назвать твое имя, чтоб узнали с кем я веду беседу вне времени и пространства.

Итак, с приветствием, вас помнящий всегда, знакомый ваш -- Сергей Есенин.

Сергей Александрович Есенин...

Несмотря на всю свою нежность, -- или благодаря ей? -- ты часто был ироничен.

Ты говорил: Ах, как много на свете кошек! или Не такой уж горький я пропойца или мне сегодня хочется очень из окошка луну обоссать, -- ты надевал ту или иную маску (ведь ирония суть театр и все мы -- актеры), которую, не мудрствуя лукаво, все принимали за твое лицо. Ты сам давал к этому повод. Зачем?

Когда ты впервые вышел на сцену и увидел этот дьявольский карнавал безнадежно застывших масок (Все в масках, в париках, все как один, кто сказочен, а кто литературен. Сосед мой справа -- грустный арлекин, другой -- палач, а каждый третий -- дурень...),) -- ты ужаснулся безысходности пьесы, моментально домыслив финал, -- конечно, трагический: А вдруг кому-то маска палача понравится, и он ее не снимет⁽²⁾, -- ты ужаснулся и, инстинктивно, сделал жест отрицания: Нет, уж лучше мне не смотреть, чтобы вдруг не увидеть хужего.

Я на всю эту ржавую мреть буду щурить глаза и суживать. Ты их до того сузил, что глаза твои превратились в едва заметные щели, как в шлемах средневековых рыцарей или на тех же масках, которых ты так испугался; впрочем, назначение сходное: там от стрел, здесь от взглядов, или как сказал один твой духовных собрат: Они решили маски надевать, чтоб не разбить лицо свое о камни⁽³⁾. А ты добавил еще: Так немного теплей и безбольней. Да, ты боялся боли, и кто упрекнет тебя в этом? ведь Поэт такой же людь, только без кожи: он призван кровью чувств ласкать чужие души, и вся жизнь его -- открытая, незаживающая рана, а стих -- истечение крови...

Ну и что ж, пройдет и эта рана, только больно видеть жизни край... жизнь моя, иль ты...?

Ты выбрал ироническую маску: полуулыбка, полуплач, -- сплошная музыка, где скрипку целует в кровь смычок-палач.

Однажды ты признался: С каждым днем я становлюсь чужим и себе, и жизнь кому велела; где-то в чистом поле у межи оторвал я тень свою от тела.

Так началась двойная жизнь.

От небесной просветленности твоего духа в этот -- какой? -- миг отделилась тень земного двойника, который, постепенно сгущаясь, воплотился в чорного человека -- с ним ты и должен был вступить в смертельную схватку. Ты не хотел. Поэтому медлил, медлил, медлил. А пока, пользуясь временной передышкой, ты живешь и смотришь вокруг взглядом ребенка, и многое видишь, а ведь это привилегия святых, и ты, Поэт, был ею удостоен, хоть и на краткий миг своей жизни в теле, -- На краткий миг блаженство нам дано!⁽⁴⁾

В то время, как чорный человек все более и более сгущался -- тень превращалась в тело -- ты свободно парил на серебряных крыльях поэзии и с высоты своего прозрения не уставал дарить нам стихи -- эти золотые яблоки бессмертия из сада Гесперид.

За это люди навсегда полюбили тебя.

Душа грустит о небесах -- она не здешних нив жилица... -- так сетовал ты когда-то, но зато и парил ведь в небе. И мог видеть Целое.

И видел, и говорил о том, что видел и понял. Так, прозревая, ты говорил: Не жалею, не зову, не плачу, все пройдет... и -- Все мы бездомники, много ли нужно нам... и -- Жить нужно проще...

И в эти мгновения о тебе можно было сказать словом Пробужденного: Он, беспечальный, поднимаясь на веряины мудрости, смотрит на больное печалью человечество.⁽⁵⁾

Глядя сверху на землю, на этот театр теней, на эту суету марионеток, среди которых наливался чорным соком небытия твой двойник, ты вразумлял их всех с грустной улыбкой: Жизнь -- обман с чарующей тоскою... (О Гаутама Будда! ведь это твои слова, да?) Ты шептал на ухо каждому потупившемуся в печали Пьеро: Обратись лицом к седому небу... и, вдруг, вспоминая что и сам ты и есть этот плотяной тряпичный Пьеро, признавался себе самому: Холодят мне душу эти выси, нет тепла от звездного огня...

-- Чем ближе к небу -- тем холоднее, -- вторил тебе задумчивый Дельвиг. Увы, ты не мог остаться совсем в этом смертельном для полоти прозрачном огне небес. Ты признался и сам: Слишком я любил на этом свете все что душу облекает в плоть...

Ничего слишком, - учили нас мудрые греки... Чорный человек уже поджидал тебя, по-хозяйски развалясь в твоем кресле. Чорный человек, чорный-чорный! Когда ты спустился на землю, на земле была осень, и в душе твоей была осень и такая тоска тоска тоска...Смертная тоска. О!

И тогда, на прощанье, расправив усталые крылья, ты медленно взлетел мучительно взошел в те небеса свои любимые осенние осенние осенние и, не спеша, со знаньем дела выбрал возлюбил то золотое то алмазное яблоко, которое легко-легко влюбленно-благодарно сошло в твою ладонь, Поэт, с вечнозеленой ветки древа жизни, и ты опять отдал его людям (Все отдать, ничего не взять пришел в этот мир поэт), -- живое яблоко того стихотворенья:

Отговорила роща золотая...........Ааааа.....Яяяяя.....Оооооо.....

и вот, если взять на ладонь березовую рощу и поднять ее в осеннее небо, и посмотреть сквозь нее на солнце, то можно увидеть тонкое ясное астральное тело этих стихов: это и будет твоя душа, поэт Сергей Есенин -- Осенний Сергей -- отец Сергий....

Как настоящий Поэт, из всех времен года ты любил и постигал одну только осень, ибо осень есть время мудрых, осенью тают листья и небеса, истончается плоть земли и, пронзенный солнечным светом, мир является в чистых прекрасных формах платоновских идей, по которым тоскует художник; ведь творчество это и есть тоска о прекрасном, родиться в котором призывает Сократ. И, подобно тому, как весна есть зарождение плоти и опьянение чувственным соком, который так любят слепые спящие души, -- осень есть духовное отрезвение, когда душа может вспомнить все, что было и будет, и осень же есть падение в землю плода и обретение в этом последнего смысла земной жизни. И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу⁽⁶⁾... -- о, разлука, разлука!

Прощай. Но это еще не все...

Зимний холод сковал твое сердце и белый свет стал заливать пространство. Снежная равнина, белая луна, саваном покрыта наша сторона...

В этой белизне постепенно успокаивались, смирялись яркие краски мира, так долго мучавшие тебя, и, наконец, все уже стало белым, и этот белый свет, нарастая, достиг такой невероятной, уже не земной интенсивности, что ты воскликнул невольно: Свет такой, хоть выколи глаза!!!

И это был уже свет смерти -- заря прозрения. Тот свет, о котором кричал умирающий Гёте, и о котором сказал Федерико: Мореход слепой, ищу я смерти, полной сокрушительного света.

И это была сама смерть, встречу с которой ты хотел отложить -- доколе?

И кто смерти боится -- ее пронесет на плечах.⁽⁷⁾

На этот раз ты не стал закрывать глаза.

Чорный человек поднялся тебе навстречу и, вежливо поклонивяись, стал рассказывать что-то невероятно, до жути знакомое и невыносимо нелепое. Слова его всплывали откуда-то изнутри, словно далекое, долго плутавшее эхо доходило до твоего сознания: При тяжких утратах... когда тебе грустно... Казаться казаться казаться... Улыбчивым и простым... самое лучшее в мире искусство исскуство...

Искусство казаться?!

Перекрестись, когда кажется, крест-янин!

Ты поднял голову, чтобы увидеть его лицо, но увидел только чорное пятно на зеркальной пленке и узнал свою маску.

Она не понравилась тебе.

Ты поднял руку и сдернул ее с лица.

Но будет великое пробуждение, и тогда ты поймешь, что то был глубокий сон.⁽⁸⁾

Куда ты идешь? Как твое имя теперь?

Путник, в лазурь уходящий.

1. Дхаммапада

2. В.Высоцкий

3. В.Высоцкий

4. И.Тургенев?

5. Дхаммапада

6. Екклесиаст

7. Ф.Г.Лорка

8. Чжуан-цзы

Speaking In Tongues Лавка Языков

Артем Тасалов

Реквием:

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Speaking In Tongues
Лавка Языков