Загадка бухты Терней

В последнем издании Большой Советской Энциклопедии статье о знаменитом приморском Сихотэ-Алиньском заповеднике сопутствует фотография небольшой бухты на берегу Японского моря. Почему в качестве иллюстрации к описанию знаменитого сухопутного резервата природы составители выбрали это фото? Скорее всего, случайно. Но, как ни странно, бухта на фотографии связана с одним географическим открытием конца XVIII века - это составная часть залива Терней. Какой еще из географических объектов Приморья имеет такую интереснейшую и в то же время запутанную историю открытия, как бухта, пронесшая свое название Терней без изменений через более чем два века!.. Собственно говоря, как заметил в 1912 году В.К.Арсеньев, такой бухты нет. Это всего лишь "незначительное углубление" в береговой линии, ее "неровность". На крупномасштабных картах она совершенно незаметна. Но обращает на себя внимание не только то, что Терней бухтой или заливом можно назвать лишь условно. Самое главное в другом: настоящая бухта Терней расположена не там, где обозначена на современной карте. Но тогда гдеже?..

Еще в молодости, в 60-х годах, в первой журналистской командировке в Тернейский район я с удивлением обратил внимание, что районный центр Терней расположен на берегах крупной горной реки Санхобэ, которая впадает в устье бухты. Странно, откуда здесь взялась такая большая река? Ведь, изучая в библиотеке местного Географического общества историю этого региона, сделал выписки из книги Михаила Ивановича Венюкова "Путешествие по окраинам Русской Азии и записки о них", изданной в 1868 году. Автор приводит множество данных из истории плавания вдоль побережья Приморья французского исследователя Лаперуза. Есть там и описания залива Терней. Из них можно сделать вывод, что у Лаперуза и намека не было на какую-либо крупную реку, впадающую в бухту Терней. Речки, ключи в его заметках назывались. Не мог же один из ручьев за такой короткий геологический период превратиться в полноводную, с широким устьем реку, как Санхобэ. Тем более что за двести лет никаких катаклизмов в здешней местности не наблюдалось. Или Венюков неточно перевел французского путешественника, или сам залив вдавался в сушу "не в том месте".

Я решил выяснить тайну залива Терней. Мне удалось достать фотокопию третьего, "дальневосточного" тома "Кругосветного путешествия Лаперуза в продолжение 1785, 1786, 1787 и 1788 гг.", изданного в Париже решением Народного собрания "за счет нации" в 1798 году, то есть спустя 10 лет после исчезновения кораблей знаменитого мореплавателя. Теперь я знал: Венюков был точен в переводе Лаперуза. Из этого следует, что французы в 1787 году не высаживались на берега современной бухты Терней. Не совпадали даже близко очертания "официального" залива с описанными в книге. К тому же каждый из заливов имел свои координаты, хотя разница была небольшой. К тому времени я перебрался в Терней, обошел пешком почти все побережье района, десятки раз летал над береговой линией. У меня росла уверенность в том, что "лаперузов" залив находится несколько севернее существующего. Однако поставить последнюю точку в решении загадки могли только карты французского мореплавателя.

Известно, что экспедиция Лаперуза день за днем вела съемки и описание береговых линий, мимо которых следовали корабли. Издатели часто ссылались на номера карт, которые Лаперуз сумел передать до своей гибели с оказией в Париж. Их затем объединили в "Атлас", в нем залив Терней значился под N 48. Теперь дело было совсем за малым - найти этот "Атлас", снять копию карты залива. "Атлас", представлялось мне, находится не иначе как во Франции, в Париже, в Академии наук. Итак, надо наводить мосты... И вдруг - совершенно неожиданное везение: в местной прессе проскользнуло сообщение о том, что "Атлас" Лаперуза находится совсем рядом... в Хабаровске! Вскоре, благодаря друзьям-ученым, я получил копии всех нужных карт. А затем и сам побывал в Хабаровске, с волнением листал страницы старого издания. Мои предположения насчет местонахождения лаперузова залива Терней полностью оправдались, и теперь-то я мог публиковать результаты многолетних поисков. Кроме М.И.Венюкова, эпизод с открытием залива Терней из книги Лаперуза, приводят Жюль Верн в "Истории великих путешествий" и потомок друга и помощника Лаперуза капитана де Лангля в документальной повести "Трагическое путешествие...", изданной во Франции. Располагая первоисточником, не лишним будет напомнить об открытии залива Терней, тем более подкрепленного картографическими данными.

Без малого 250 человек отправились от берегов Франции на двух кораблях в знаменитый кругосветный вояж в 1785 году. 44-летний Жан-Франсуа Гало де Лаперуз был известен на родине как удачливый мореход, отважный военный и просто как честный человек. Недаром более ста офицеров просились отправиться в рейс с Лаперузом. Избранные же им обладали "отличными достоинствами". В состав экспедиции Лаперуза вошли многие исследователи для "опознания" многих неизвестных тогда еще берегов земли, для описания растений, животных, огнедышащих гор, а главное, для изучения различных народов. Можно сказать, что на 42-пушечных фрегатах "Астролябия" и "Буссоль" собрался цвет французской науки того времени. Так, де Ламаньону, члену Туринской академии, корреспонденту Королевской академии наук Франции, "предпоручено было упражняться в путешествии по части естественной истории касательно собственно земного шара и его атмосферы". Выражаясь современным языком, академик должен был заниматься минералогией и метеорологией. Аббату Монже, издателю физического журнала, "назначено было, кроме исполнения обязанностей священника, рассмотрение минералов и все физические исследования". Доктор медицины де Ла-Мартиньер отправлен был как ботаник, а в помощь ему был придан Коллиньон, садовник Королевского сада. Господа Прево, дядя и племянник, отправились рисовать все, что "принадлежало к естественной истории".

В июне 1787 году, спустя два года после отплытия из Франции, "Астролябия" и "Буссоль" при прекрасном попутном ветре пересекли Японское море с юга от острова Йессо (ныне Хоккайдо) на северо-запад, к берегам так называемой Тартарии. Так обозначались на картах того времени и позже все неизвестные территории на севере и северо-востоке Азии. Слово это в переводе с латыни и сегодня означает преисподняя, край света. Спустя годы одна буква в словах Тартария, тартары - то есть "люди, живущие на краю света", - выпала, исчезла она и на картах, но остался Татарский пролив...

Судя по курсу, вычерченному на карте, французы впервые приблизились к берегам Приморья в районе бухты Пфусунг, где сегодня расположен поселок Моряк-Рыболов. Отсюда Лаперуз направил корабли к Сахалину, на северо-восток, вдоль побережья. Существующая версия, согласно которой бухту, которая была названа русскими моряками именем Святой Ольги, Лаперуз открыл и описал в это же время, никакими документальными данными не подтверждается. Частые густые туманы не давали французам подойти ближе к берегу, найти долгожданную стоянку в какой-либо бухте. Наконец погода стала благоприятствовать путешественникам, и Лаперуз направил корабли в обширный залив. "В 6 часов вечера, - описывал Лаперуз, - мы бросили якорь в этом заливе на глубину 24 морских сажени (50 м), на расстоянии половины лье (2,2 км) от берега". Лаперуз назвал залив именем Тернея. "Пять бухточек, вместе взятые, были похожи на стороны правильного многоугольника и образовывали общий контур залива..."

Я в качестве эксперимента показал карту бухты Терней из "Атласа" знакомому штурману, хорошо знавшему местное побережье. Он, едва взглянув на нее, согласился со мной: это был залив Тавайза, или Русский, как его переименовали в 1972 году, расположенный в 15-20 км севернее по побережью от бухты Терней. Я положил копию с карты, вычерченной более двухсот лет назад, рядом с современной картой залива Тавайза, такой же крупномасштабной, и очертания всех пяти бухточек залива Терней оказались схожими. Первую (слева направо на карте) бухту Лаперуз назвал бухтой Оленей. Современная фотография ее как раз волею случая и попала в Большую Советскую Энциклопедию. В советское время этот заливчик, как и речушка, впадающая в него, приобрели название Уполномоченные.

Еще с якорной стоянки в заливе сам Лаперуз, офицеры и ученые его экспедиции рассмотрели в подзорные трубы стадо оленей, а рядом, правее, на берегу другой бухточки - семейство медведей. Вид диких животных возбудил охотничьи страсти у моряков, и они с таким пылом стали готовить огнестрельное оружие, словно им предстояло драться с врагом. Повезло команде охотников, чья шлюпка устремилась к берегу с оленями. Французы подстрелили трех оленят. Другим морякам, направившим шлюпку к берегу другой бухты, названной Медвежьей, пришлось лишь наблюдать, как после первых выстрелов, оказавшихся неточными, звери скрылись в лесу. А вот в рыбной ловле французам везло куда больше. Едва якоря фрегатов коснулись дна залива, моряки немедленно взялись за удочки. И за несколько минут вытащили на палубу с дюжину крупной трески, чем все были приятно поражены. Лаперуз тут же дал команду "закрыть доступ к солонине" и перейти на питание свежей рыбой. Ловили треску, форель, сельдь, камбалу, лососей.

Общее впечатление от увиденной природы, от растительности вызвало у Лаперуза и его спутников восхищение. Встретил ли Лаперуз местных жителей? В те несколько дней, когда французы прошли мимо берегов Тартарии к Тернею, они ни разу не заметили ни единого огонька, ни одной лодки с людьми. И все же не верилось, что здешняя земля необитаема. Вот и на берегу залива Терней французы не встретили ни одной живой души, хотя на каждом шагу они встречали следы пребывания людей. Все это давало основание полагать, сделал вывод Лаперуз, что "тартары" приходят к берегу моря в сезоны ловли рыбы и охоты. В основном же аборигены, видимо, живут в глубине континента, где земля более подходит для занятий скотоводством. Можно предположить, что аборигены, в свою очередь, наблюдали за пришельцами, ничем не выдавая своего присутствия.

Утром 9 июля 1787 года французы, зарыв на берегу одной из бухт залива сосуд с металлическими пластинами, на которых были выгравированы названия кораблей, время стоянки в заливе, подняли паруса и продолжили путь к Сахалину. Команда Лаперуза еще раз побывала на берегах нынешнего Приморья в том же районе: фрегаты бросили через пару дней якоря напротив реки Адими, переименованной в наше время специалистами по топонимике в реку Желтую. И здесь французам не повезло на встречу с тартарами. По совершенно свежим следам, оставленным аборигенами, можно было судить, что люди только что убежали в глубь леса. Отчеты офицера и натуралиста, побывавших на берегу, не возбудили у Лаперуза никакого желания продолжить пребывание в бухте, которую назвали заливом Суффрен...

В поисках лаперузова залива Терней я, оказывается, был не одинок. Французский географ из Новой Каледонии Жан Гуиллоу проделал весь путь экспедиции Лаперуза в 1785-1788 годах. Побывал он и в Приморье с действительным членом Географического общества из Хабаровска Григорием Меркиным. Я до их приезда опубликовал в краевой газете "Красное знамя" материал о заливе Терней. И как приятно было узнать, что французский ученый-географ и его русский коллега, изучив карты, публикации, признали "правильными выводы, сделанные Е.Суворовым об истинном положении залива Терней". Об этом гости оставили запись на французском и русском языках в книге почетных гостей Приморского отделения Русского географического общества (ОИАК). Загадка, где же на самом деле высаживался первый раз Лаперуз на берегах Тартарии-Приморья, была решена. Но кто же загадал ее? Каким образом залив Терней сместился несколько на юг?

В 1874 году экспедиция подполковника Л.А.Большева закрыла топографической съемкой последнее "белое пятно" на карте северо-восточного побережья Японского моря и Татарского пролива - между заливами Пластун и Де-Кастри (Чихачева). Топографы ориентировались по картам, созданным не без ошибок западноевропейскими специалистами. Сомнения в достоверности очертаний береговой линии на этих картах мы можем встретить хотя бы у М.И.Венюкова. Касаясь, например, побережья Японского моря, он писал: "даже бухты Терней и Суффрен, описание которых и астрономические координаты находятся в отчетах Лаперуза, не отличены на этих картах названиями, и с трудом узнаешь эти бухты в двух небольших заливах, и то не наверно".

Экспедиция Л.А.Большева, как сообщали в 1886 году "Известия Императорского русского географического общества", "не нашла упоминаемого Лаперузом залива Суффрен, но отыскала бухту Терней". Отыскать-то отыскала, но южнее лаперузова залива, в устье реки Санхобэ.

Нам, приморцам, Лаперуз и его товарищи по последнему путешествию, погибшие в Тихом океане от "любви к наукам", близки как пионеры, ступившие на наш берег. И давно приспело время подумать о памятнике первому европейцу, открывшему этот край света.

ЕЩЕ ОДНО НАЗВАНИЕ ТЕРНЕЯ

Как-то я услышал от старожила, что его родной Терней до революции был деревней, которая называлась Григмунтовка. Почему так? А был такой протоиерей Владивостокской церкви, Григмунт, - пояснил дед. И когда жители захотели построить церковь, он, этот Григмунт, сказал: жертвую на строительство храма 50 рублей. А вы за это назовете деревню моим именем - Григмунтовкой. И согласились. А куда деваться: тогда домов культуры не было, церковь все заменяла. Нужна была она очень, а своих денег у крестьян, охотников на постройку не хватало...

Стал я рыться в архивах и очень скоро нашел: на самом деле была такая деревня. Только не Григмунтовка, а Григмутовка. Причем по соседству с существовавшей деревней Терней, которую никто и не переименовывал. Действительно, упоминалась Григмутовка до 1917 года в составе Ключевской волости (деревня Ключи, довольно крупная, располагалась до 60-х годов недалеко от нынешнего поселка Пластун) Ольгинского уезда. В обзоре Приморской области за 1914 год деревня была отмечена как наиболее пострадавшая от наводнения. Кроме 190 десятин "попорченных и снесенных" посевов и сенокосных угодий, большой водой унесло одну мельницу, три рыбных пристани, десять шлюпок, столько же рыболовных сетей, 92 порожних бочки и 111 кулей соли. В переписи "Населенных и жилых мест Приморской области" за 1915 год указывалось, что в Григмутовке жило 169 человек. Удалось найти карту "переселенческого участка Терней", вычерченную землемером Назаренко в 1911 году. На нем Григмутовка обозначена недалеко от устья реки Санхобэ (ныне Серебрянка), на правом ее берегу; на левом - деревня Терней.

Знакомый дед-историк оказался прав, вспоминая о связи постройки в начале века церкви и названием нового поселения. И протоиерей участвовал в этом богоугодном деле, только не владивостокский, а московский, член Святейшего Синода - очень знаменитый по России отец Иоанн Восторгов. Но вот условий никаких тернейцам он, конечно, не ставил...

Одна из дальневосточных газет в 1909 году писала: "Общество новоселов на берегу Великого Океана постановило наименовать свое селение Гринмутовским. Оно не только не имеет своего православного храма, но и находится вдали от церквей... Протоиерей Восторгов обратился с воззванием к москвичам на сооружение храма, который григмутовцы решили назвать в память св. Кн. Владимира". Эти начинания тем более заслуживают энергической поддержки, подчеркивалось в прессе, что "по внешним условиям Грингмутовское селение обещает быть многолюдным. Кроме того, в краях Дальнего Востока, этом форпосте русской нации в Азии, мы должны особенно заботиться о поддерживании в населении крепкого русского духа".

Кто же передал о.Восторгову (в Тернее он никогда не был) пожелания новоселов иметь свою церковь и назвать соседнее село Григмутовкой? Возможно, занимался этим В.К.Арсеньев, побывавший здесь к этому времени дважды, и, вероятно, встречавшийся во Владивостоке с протоиереем Восторговым. Неизвестно также, у кого возникла идея назвать село именем Грингмута. Скорее всего, у самого о.Восторгова, ближайшего сподвижника Грингмута по политической деятельности. В общем, назвали приморскую деревеньку в память общественного российского деятеля, редактора известной в России газеты "Московские ведомости", почившего в бозе в 1907 году в Москве.

О Владимире Андреевиче Грингмуте знает, пожалуй, каждый журналист, осиливший университетский курс по своей специальности. Тем более, что пролетарский вождь и учитель В.И.Ленин, труды которого еще вчера дотошно изучали в вузах, частенько обличал и редактора, и его газету, называя "Московские ведомости" самым реакционным органом нашей печати. Самого Грингмута коммунистическая пресса в свое время охарактеризовала следующим образом: "Русский реакционный публицист. Выступал против малейших проявлений освободительного и революционного движения, защищая царское самодержавие и привилегированное положение православной церкви, стоял на позициях великорусского шовинизма в период революции 1905-1907 годов." Не иначе как "регенатом" называл Грингмута за политические взгляды близко знавший его известный государственный деятель С.Ю.Витте, представитель совершенно противоположного большевикам лагеря. При этом он видел в Грингмуте "человека, несомненно, умного, довольно образованного, по манерам крайне уравновешенного".

Владимир Андреевич Грингмут "происходил от иностранных евреев, принял православие". Дворянин. Прожил 56 лет. Женился на дочери надворного советника, родившей ему четырех дочерей. Закончил Грингмут Московский университет, до редакторской должности служил преподавателем, а позже директором пользовавшегося прекрасной репутацией лицея им. Цесаревича Николая в Москве. Как о педагоге, вокруг Грингмута ходили разные слухи, но больше положительные. Сошлюсь на отрывок из воспоминаний одного из его бывших лицеистов: "Нашему выпуску из преподавателей-лингвистов повезло только в отношении греческого языка... В течение нескольких лет (он) преподавал настолько искусно, что об уроках его осталось благодарное воспоминание. Это был г-н Грингмут. Ему удавалось расшевеливать к делу самых сонных байбаков... Он по классической древности просветил нас больше всех своих коллег".

Князь Б.А.Щетинин, литературовед, познакомившись с редактором Грингмутом, описал его внешность: огромная тучная фигура с лысой, как колено, головой и с чрезвычайно крупными чертами круглого толстого лица, на первый взгляд, несколько сонного и апатичного. Однако апатичность В.А.Грингмута сменялась высочайшей экспрессией, когда он отстаивал в спорах свои убеждения: слезы на глазах, или эти же глаза метали искры, щеки покрывались юношеским румянцем. Враги, а их у Грингмута было более чем достаточно, отзывались о нем, как о бездарном журналисте, и еще более никудышном редакторе, при котором "Московские ведомости" растеряли довольно много читателей и почитателей.

Но пронесся над Россией революционный вихрь, сообщал журнал "Исторический вестник" в 1911 году, и Грингмут неожиданно нашел "самого себя", возглавив монархические организации в Москве и ступив на путь энергичной политической пропаганды. Его газета стала партийным органом "Союза русского народа", и на первой странице под самым заголовком появился девиз, напечатанный жирным шрифтом: "А прежде всего Дума должна быть распущена!" Грингмут стал ездить "на гастроли" в разные мелкие провинциальные города и выступать на партийных собраниях. Как оратор он имел всюду огромный успех - увлекал своих слушателей, в особенности "серую" толпу, которая наэлектризованная его речами, готова была идти на Грингмутом всюду, куда бы он не повел ее.Главное, чего не могли никому простить революционеры всех мастей, а тем более большевики - это отстаивание неприкосновенности частной собственности на землю, что сделалось, восклицал Ленин, "основным мотивом и речей Николая II и воплей Грингмута и Ко".

Именно российская пресса (и в частности "Московские ведомости") призвала жертвовать средства на строительство храма в Грингмутовке. Временная, небольшая, из кедра, церковь-школа в деревне была отстроена. Воздвижению большого храма им. св. Кн. Владимира помешала первая мировая война, затем октябрьский переворот. После окончания гражданской войны, которая никоим образом не затронула Грингмутовку, это название деревни навсегда исчезло из документов и карт.

А в 1929 году церковь в Тернее была разрушена...

Евгений СУВОРОВ, действительный член Русского географического общества.

Поселок Терней Приморского края.

The Far-East Russian Magazine 1996

Портал Электронная почта Владивостока

Загадка бухты Терней

ЕЩЕ ОДНО НАЗВАНИЕ ТЕРНЕЯ